Курочкин изобразил скептическую гримасу:
– Дмитрий – человек очень закрытый. По крайней мере, насколько я его помню по университету. Мало ли кто звонил, все равно лучше уйти, чтобы никто ничего не слышал.
Лариса пожала плечами. Она не настаивала на стопроцентной правоте своих слов. Тем более что она не знала ни Садовникова, ни его девушку, ни вообще кого бы то ни было, о ком рассказывал Анатолий. Случилось это три дня назад, Садовникова сегодня похоронили, а милиция успела уже напрячь бедного Курочкина.
– Ты на похоронах не был? – спросила Лариса.
– Нет, у меня в университете сейчас полон рот забот! – отмахнулся психолог. – Потом в милиции… Совсем не ко времени. Клиент еще трудный попался, но денежный. В общем, я очень загружен, а здесь такое дело. Ведь хотел по другой улице пойти, помнится, перед тем как встретиться тогда с Димкой. Хотел! – плачущим голосом воскликнул он.
Но тут же профессионально взял себя в руки:
– Ну, ничего страшного. Такие происшествия только закаляют выдержку, тренируют психологическую устойчивость к стрессам… Жизнь – штука сложная, порой абсурдная. Ничего страшного!
– Да, я тоже так думаю, – согласилась Лариса. – Они не смогут тебя привлечь только на основании того, что ты уходил последним из квартиры.
– Но затаскают ведь, матушка, затаскают! – заныл Анатолий. – Ты возьмись за это дело, возьмись! Если что – я с тобой тренинг бесплатный проведу! Муж как – попивает или бросил? – с надеждой в голосе спросил Курочкин.
– Да вроде бросил, – не очень уверенно ответила Лариса.
– С таким стажем, как у него, ему нужно обязательно пройти курс реабилитационных техник, – уверенно заявил психолог. – Я могу устроить. Это стоит, правда, двести долларов, но для твоего мужа, разумеется, бесплатно. А как дочка? В каком классе?
– В институт поступила, в экономический, на первом курсе, – с гордостью ответила Котова. – Уже студентка.
– Как обстановка в семье? Детско-родительские отношения как? Молодежным экстремизмом дочка не болеет? Отношения с парнями складываются? – забросал вопросами Ларису психолог.
Та откровенно рассмеялась. Она понимала, куда клонит Курочкин. Конечно, было бы смешно ожидать от него денежных предложений. Не только потому, что он был не слишком богат.
Благосостояние его было, скажем так, на хорошем среднем уровне. Но принцип, принцип! Ни единой лишней копейки! Даже в таком серьезном деле. Бартер, что угодно, только не деньги!
– Если что, можешь обращаться, пускай приходит, проконсультирую, тренинг проведу, в транс введу… – не обращая внимания на смех Ларисы, продолжил Анатолий Евгеньевич. – Денег у меня, к сожалению, матушка, нету. Это ты у нас, новая русская, а я бедный преподаватель.
– Толик, – снисходительно прервала его Котова. – Если я и возьмусь за это дело, то не за деньги. Они для меня в этом деле не главное.
Анатолий мелко закивал в знак согласия.
– А теперь еще раз, пожалуйста, все, что происходило после вашего разговора на кухне и когда вы остались вдвоем с Садовниковым, – по-деловому попросила Лариса.
Курочкин с готовностью стал рассказывать.
* * *
Садовников после телефонного разговора выглядел довольно хмуро. Это, как ни странно, отметил именно Водопьянов, будучи сильно подшофе. Андрей Романович забавлял своими рассказами «а-ля Швейк» обеих дам. Причем, как отметил Курочкин, новенькая девушка в компании, Лена, стала посматривать на Панина с явным интересом.
– Я не понял, ты чего такой смурной, а? – пробасил Водопьянов, оглядывая Садовникова.
– Да нет, все нормально, – ответил Дмитрий, продолжая хмуриться. – Кстати, я все приготовил.
– Приготовил – и хорошо, – отрезал Алексей. – Только не сегодня.
Ответом ему послужил удивленный взгляд Садовникова.
– Я не в форме, – объяснил Водопьянов.
– Ну а… – протянул Дмитрий, косясь в сторону Курочкина, которому непонятна была суть этого диалога, хотя он и внимательно слушал.
Что касается остальных, то они были заняты своими разговорами и не обратили внимания на странные фразы.
– Выйдем покурить, – предложил Водопьянов, качнувшись на стуле, который жалобно заскрипел под массой его тела.
Оба исчезли на кухне. Курочкин, обрадовавшись тому, что неприятный краснолицый мордоворот ушел, вздохнул и принялся активно поглощать еду. Главный принцип его жизни «всегда на халяву» торжествовал. В тот момент он не придал особого значения диалогу хозяина квартиры и Водопьянова. «Какие-то их дела, не хотят при всех, понятно», – мысленно прокомментировал он. Тем более что вскоре они вернулись.
Садовников выглядел повеселевшим. Панин, которому наскучило развлекать дам, обратился ко всем с банальным предложением выпить. Был поднят еще один тост. После чего неожиданно встал со своего места Водопьянов.
– Так я пойду, у меня еще куча дел, – проговорил он.
Фраза была абсолютно обычна, если только не учитывать того факта, что произнесший ее был сильно пьян. Какие могли быть дела в таком состоянии, непонятно. Но, кроме Курочкина, никто не оценил комичность сказанного.
Панин активно запротестовал, и Садовников жестом попросил Алексея присесть обратно. А старшего менеджера хозяин квартиры увел на кухню. «Еще один раунд», – пронеслось в голове Анатолия.
Через открытую дверь из кухни в комнату доносились лишь отдельные фразы. По ним можно было сделать вывод, что коллеги недовольны друг другом. Андрей явно не желал уходить, но Садовников настаивал.
Тут к Курочкину снова пристал Водопьянов, и психолог не смог далее следить за обрывками разговора Панина и Садовникова.
– Запомни, психолог, – шумно выдохнул мордоворот. – Россия не погибнет никогда. Ислам против нас – никто. Запад – тоже. Поэтому мы будем жить, а они будут работать на нас.
Анатолий Евгеньевич хотел возразить. Разумеется, он не разделял чрезмерного оптимизма собеседника. Но вступать в серьезный геополитический спор в данной обстановке да еще с пьяным оппонентом он посчитал нецелесообразным.
– Вполне возможно, лет через двадцать оно так и будет, – осторожно согласился он.
– Не через двадцать, а через пятьдесят, – неожиданно возразил ему Водопьянов. – Нас уже не будет. Или мы будем кто?.. Жалкие старикашки. А дети будут жить в новом мировом порядке. У тебя дети есть?
– От первого брака, – ответил психолог.
– Ты еще и многоженец, – вздохнул «больной политик». – А вот у меня нет. Потому что я в браке не был.
– Ой, а почему? – встряла в разговор вульгарная Татьяна, глупо улыбнувшись.
Девушки притихли, поскольку простой и понятный в разговоре Андрей Романович удалился и возникли скучные и неинтересные, по женским понятиям, споры о глобальных вещах. И вот, кажется, снова разговор выруливает на человеческие рельсы. Брак, дети… Вот о чем можно поговорить! А то – ислам, Россия, Запад! Кому это нужно?
– Потому что не нашел человека, с которым было бы интересно, – ответил Водопьянов.
– А что значит – интересно? – почувствовав, что нельзя выпускать инициативу из рук, спросила Татьяна, стреляя на Алексея глазами из-под густо накрашенных ресниц.
– Интересно – значит интересно, – глубокомысленно изрек Алексей.
– А расскажите, какие девушки вам нравятся, – игриво спросила Татьяна.
Вопрос был совершенно недвусмысленный. Разумеется, Водопьянову предлагалось в общих чертах обрисовать, что ему нравятся примерно такие девушки, как Таня. Это был мостик, проложенный к дальнейшему общению. А девица, похоже, заинтересовалась могучим любителем выпить.
Панин и Садовников по-прежнему что-то обсуждали на кухне.
Они даже прикрыли дверь, чтобы никто не мог их услышать.
– Внешне мне нравятся многие девчонки, – начал распространяться Водопьянов. – Но главное, как вы понимаете, не это.
– Душевные качества, красота внутреннего мира, – поддакнул Анатолий Евгеньевич со своей психологической колокольни.
– Правильно говоришь, психолог! – одобрил Алексей и продолжил: – Вот давайте, девчонки, выпьем, и я скажу, какие мне нравятся. Хотя вы мне нравитесь уже сейчас.
– Как? Обе? – кокетливо обиделась Татьяна.
– Обе – это многоженство, – отрезал Алексей. – По этому поводу к господину психологу, он в этом плане специалист.
– Ну что уж вы, батенька, меня причисляете… – со своей стороны начал кокетничать Анатолий Евгеньевич.
– Тебя за язык никто не тянул, ты сам признался, что многоженец, – категорично заявил Водопьянов.
– Да я просто… – начал было психолог, но Алексей его уже не слушал, разливая по рюмкам водку.
Кроткая Лена прикрыла ладошкой свой фужер.
– А вино кончилось, – хохотнула ее подруга.
– Но я водку не пью, – тихо сказала Елена.
– Понятно, – с усмешкой отозвался Алексей. – Значит, тоже нерусская.
– Да, я из Коми-Пермяцкого автономного округа, – серьезно ответила девушка.
Это заявление вызвало секундное замешательство у Водопьянова.
– Не понял, – выдавил он наконец. – Откуда-откуда?
– Это на севере, там…
– Где олени, наверное, – рассмеялся патриот. – Увезу тебя я в тундру!
Лена не оценила юмор, только вежливо хмыкнула. А потом добавила:
– У нас там красиво, особенно зимой.
– Верю, – ответствовал Алексей. – А чего же тогда водку не пьешь, если сама с севера?
– Ой, ну, Леша! – вступила Татьяна. – Ну, не хочет человек, зачем заставлять? Правильно я говорю? – обратилась она за поддержкой к Курочкину.
Но тот решил ни в чем не перечить Водопьянову и дипломатично промолчал.
– Не хочешь – не надо, – поставил точку в этой дискуссии Алексей. – Нам больше достанется!
В этот момент в комнату вернулись Панин с Садовниковым. На лицах у них было недовольство. Андрей Романович сразу же отозвал в сторону Татьяну и, по всей видимости, объявил ей о том, что пора уходить. Девушка явно расстроилась – окончание застолья не входило в ее планы.
– Давай, Алексей, по последней, – сказала она и протянула Водопьянову рюмку. – Если уж нас здесь не хотят видеть, то… Ничего не попишешь.
– У Дмитрия дела, – коротко объяснил Панин.
Подруги были недовольны тем, как складывается обстановка. Облегченно вздохнул только Курочкин.
Немного погодя гости начали собираться. Водопьянов и Садовников обсудили в очередной раз свои дела в стороне от компании, Панин помог одеться Лене и хотел было предложить свои услуги Татьяне, но та презрительно отвернулась.
– Ну, в общем, давай до завтра, Диман, – Алексей с размаху хлопнул своей ручищей по плечу хозяина.
Садовников аж пошатнулся от такого прощания.
– Завтра я зайду часов в семь, – уже в дверях крикнул Водопьянов.
Панин попрощался довольно сухо, Лена тихо проговорила вежливое «до свиданья», а Татьяна вообще ничего не сказала.
Когда наконец гости ушли, Курочкин, радуясь наступившему спокойствию, весело спросил:
– Не жалеешь, что выгнал их? А то могла получиться неплохая компания. Твоя бы Ирина пришла, и у них вроде как пары намечались?
– Нет, не надо этого, – махнул рукой Садовников. – Я вообще не знаю, с чего это вдруг Андрей Романыч своих… как бы это сказать помягче… притащил? Ни с того ни с сего. У меня были другие планы…
* * *
– Вот, в принципе, и все, – подытожил Курочкин.
Похоже, к нему постепенно возвращалась некая уверенность, а следовательно, и аппетит. Лариса спросила:
– Общение твое с Садовниковым, говоришь, было недолгим?
– Недолгим, – подтвердил Курочкин. – Потом ему кто-то позвонил, и он сказал мне, что все отменяется. Ну, это я говорил уже…
– Теперь мне кое-что ясно. Вернее, ясно только то, что было ясно тебе. Остальное, напротив, ничего не ясно, – задумчиво проговорила Лариса.
Курочкин кивал в такт словам сыщицы. Он всецело был настроен на то, чтобы поддакивать всему, что бы она ни говорила. Ему очень хотелось, чтобы Котова занялась этим делом.
– Ну так что, матушка, согласна? – напрямую спросил психолог.
– Не знаю, Анатолий, я все обдумаю, завтра с тобой свяжемся, и я дам окончательный ответ. Я, кстати, позвоню знакомым ментам, узнаю, что там у них по этому делу.
– Да-да, обязательно, – обрадовался Анатолий Евгеньевич. – Я, правда, своих тоже напряг, но у тебя, конечно, более серьезные связи. Ты все-таки столько времени занимаешься подобными делами, немудрено.
В дверь кабинета осторожно постучали, и на пороге появился администратор ресторана «Чайка» Юрий Степанович Городов.
– Лариса Викторовна, тут… Документы необходимо подписать. Я бы с удовольствием, так сказать, сам, но я, к сожалению, не директор.
Глаза его, как всегда в таких случаях, излучали ехидный огонек. Котова вздохнула и не удержалась:
– Я думаю, что все-таки к счастью.
– Что «к счастью»? – не понял Степаныч.
– К счастью, что не ты директор.
Городов шумно вздохнул и потупил взор. Он демонстрировал всем своим видом, что у него есть ответ на этот пассаж, но он будет сдержан, поскольку присутствует посторонний человек, то есть Курочкин. А так он очень возмущен словами Котовой, очень!
Психолог на то и был психологом, чтобы почувствовать – его присутствие стало обременительным. Поэтому он поднялся, с сожалением посмотрев на недоеденный лионский салат.
– Лара, в общем, я жду твоего звонка. Или позвоню сам, – делано-оптимистичным тоном проговорил он.
Лариса кивнула в знак согласия. Курочкин надел пальто, потом вдруг что-то вспомнил и вновь подошел к столу. Увидев, что в его чашке остался кофе, он решил по-быстрому исправить эту ошибку. Стоя, он допил его, удостоившись насмешливого взгляда администратора, и наконец откланялся.
– Лариса Викторовна, а кто этот… задохлик? – с лукавой, кривой усмешкой осведомился Степаныч, когда Анатолий Евгеньевич исчез за дверью.
– Он психолог, – ответила Котова. – Между прочим, тебе у него не мешало бы подлечить нервишки, тренинг пройти.
– Но… Ведь это же дорого! – почесав голову, воскликнул Городов. – Тренинг – это неплохо, но ведь все это деньги! А нервишки у меня расшатались из-за дур этих!
– Ты про жену и тещу?
– Да, – Степаныч вложил в ответ максимум яда.
– Ладно, давай свои документы! – махнула рукой Лариса, которой совсем не хотелось слушать очередные истории про дурость жены и тещи администратора.
По его версии их жизненная миссия только и сводилась к тому, чтобы отравлять его, Юрия Степановича, и без того жалкое существование. Так было всегда, так оно и будет. Ничего нового Городов поведать своей начальнице про свою семейную жизнь не мог…
* * *
Резкий порыв ноябрьского ветра вмиг сорвал пожелтевшие листья с деревьев, и они, кружась и кувыркаясь, стремительно полетели по воздуху.
Ирина Кондратьева поплотнее запахнула воротник синего кашемирового пальто и прибавила шагу. «А ботиночки-то не греют совсем, – констатировала она, почувствовав, как мерзнут ее ноги в купленных на прошлой неделе черных замшевых полусапожках, – нечего было мажорить и гнаться за модой, насколько комфортнее было бы в каких-нибудь грубоватых ботах на меху».
Но Ирина никогда и никому, кроме себя, не призналась бы в том, что сглупила с этой покупкой. Она до хрипоты доказывала бы, что совершенно не мерзнет, и вообще чувствует себя замечательно, и ничуть не жалеет, что выбрала именно эти сапожки – остроносые, на высоченных тонких каблуках, но такие холодные, черт бы их подрал! «И главное, стоили, как…» – она не нашла сравнения и сокрушенно вспомнила, с каким чувством, словно от сердца отрывала, платила в кассу огромную сумму. И ведь на базаре можно было купить дешевле, но – фи! Какой базар, я же стильная женщина!
Ирина принадлежала к так называемой богемной среде. Мать ее была театральной актрисой, и девочка с раннего детства проводила много времени в ее гримерке. Отец преподавал в университете, весь был в науке и не мог уделять дочери должного внимания. Росла Ирина сама по себе. И, повзрослев, любила говорить о себе так: «Я сама по себе». Двадцать шесть лет, мужа нет, детей нет – сама по себе. «И отлично, что все так! – в очередной раз подумала она, откидывая со лба свои огненно-рыжие волосы. – Я ведь стерва! Зачем мне семья?»