Домой я притащился страшно измученный, окончательно уставший, часов в пять утра. Починенную вызванным мастером машину поставил, как обычно, под окна дома, расплатился в долларах. Хотелось в душ, смыть с себя грязь убийства и допроса, забыть складное, но от начала и до конца лживое объяснение случившегося.
А так же сбросить весь груз накопившихся проблем? Например, что делать с оставшимся в живых верзилой, которого моя пуля только ввела в пограничное состояние? Через недельки три он придет в себя и, возможно, заговорит, осознав, где очнулся.
Дело мое с проститутками будет к тому времени, скорее всего, уже закончено и даже подзабыто, но проблема останется, и ко мне в квартиру нагрянет любознательный следователь с вооруженным помощником.
Опять же, с девочками следовало сначала разобраться – мне отчего-то не хотелось звонить Наташе и сдавать пойманных.
После всего случившегося я мыслил исключительно эмоциями и усталостью, мне явно не хватало рассудочности и правильности приятельского мышления…
А как, кстати, незаметно пройти в комнату с компьютером, оставляя девок дожидаться результатов его решения?
Звонок в дверь. Вот так бы и стоял всю жизнь – прислонившись гудящим лбом к холодному косяку.
Тихие осторожные шаги. Молчание.
– Откройте, девочки, это я, Мареев… умирающий на пороге собственной квартиры.
Открыла Катя. Прищурившись, глянула мне в лицо. Затем оглядела с ног до головы. И неожиданно рассмеялась.
– Ну проходи, приблудный, – и отошла, пропуская. Маша, Марина и Ирочка стояли поодаль. Судя по состоянию их волос и по тому, что каждая из них нашла в моем гардеробе нечто приглядное, девочки уже успели и вымыться, и принарядиться.
Я закрыл за собою дверь и, разоблачаясь, отвечал на вопросительные взгляды.
– Был в участке. Потом повезли в прокуратуру. Еще раз десять ходить придется. Потом – суд. Думаю, оправдают. Никаких доказательств вины. Вот только этот, высокий, – он выжил. И, скорее всего, через месяцок, как раз к суду, очень и очень разговорится… – Посмотрел на их обеспокоенные, недовольные случившимся лица и добавил: – Как вы сейчас.
Ира нервно усмехнулась.
– Прошу на кухню, – величественно приказала Маша.
– О, боже! – потрясенно вымолвил я, вступая в этот адский притон, стараниями выловленных и отобранных у смерти проституток ставший на краткое время райским уголком.
Все чисто, выскоблено, блестит, посуда, самое интересное, на своих местах, и на столе – ни крошки. Только сверкающая посуда. И аккуратно нарезанный сыр, салями, соленые огурцы лизановской фабрики, рядом со сгрудившимися бокалами стоит сухое белое вино.
– А это – тебе подарочек, – улыбнулась удивительно посвежевшая после ванной Ирина, указывая на два переполненных ведра: мусорное и бельевое, которое они заполнили сухим мусором, впервые за несколько месяцев заботливо собранным со всех урожайных уголков моей плодородной кухни. – Выносить нам показалось опасным. Марина и так уже за продуктами ходила. Скажут еще, что у тебя появились сразу четыре любовницы! – Все девочки, как одна, разом заухмылялись.
– Э-э-э… – столь же содержательно, как они в парке, теперь ответил я, оглядывая уставленный едой и посудой стол. – Н-да-а-а…
– Нам очень приятно, – за всех ответила Марина и улыбнулась мне как-то по-особенному. Спать сразу же расхотелось, и тотчас потянуло в ванную, – мыться, мыться и мыться – нужно же быть готовым к… о, господи, чего это я?! Их же четверо! Уединиться с одной, оставив остальных? Да и вообще, искать женской страсти и ласки во время расследования… не по мне. Не привык заниматься посторонними делами… хотя очень хочется.
Все-таки я слишком привык к одиночеству. И к случайным женщинам. Которых всего лишь хотел.
Стряхнув наваждение, я помотал головой и, пожав плечами, оценил:
– Немыслимо. Грандиозно. Вы превзошли все мои ожидания… девочки. Пойду-ка я вымоюсь. И мы все вместе как следует поедим.
Так мы и сделали. Ополоснувшись, я на время забыл о сонливости и усталости, раздумывая о разговоре с девушками и предвкушая встречу с Приятелем, которому должен был обстоятельно рассказать обо всем произошедшем, доложив также о своих мнениях, соображениях, чувствах и пристрастиях.
Завтрак, обед и ужин сразу же был великолепен до полного отпада. Так меня не кормили с детства – в холодильнике и духовке поварихи спрятали и гриль, и холодные закуски, и различные приправы, как магазинные, так и приготовленные здесь же.
Вино имело потрясающий запах и, главное, вкус, а вставшие молчаливой четверкой девочки внезапно выдали мне короткую благодарственную речь.
– Ты нас спас, – сказала Катя. – То, что ты частный сыщик – подарок судьбы. Как и то, что у тебя был пистолет. Но то, что ты сам отправился нас спасать после того, как я хотела тебя убить – это только твой героизм… Как тебя зовут?
– Валера. Я ж уже представлялся.
– Забыла. Ну-ка, Ирочка, посторонись… – она дотянулась до меня и крепко поцеловала в небритую щеку. – В очередь, девочки, – приказала остальным.
Мне оставалось только стоять, смотреть, ощущать их такие различные поцелуи – энергичный Иры, романтичный Маши и нежный Марины. И стремительно, неудержимо краснеть.
– Сейчас вообще мужики настоящие, можно сказать, перевелись, – заметила Катерина, по-хозяйски меня оглядывая. – Мало их осталось.
Разомлевшие от горячей еды и отличного вина, девоньки только кивали да причмокивали.
Меня снова неудержимо потянуло в сон.
– Давайте-ка поставим кофе и поговорим, – сказал я, вынимая любимые «Соверен» и закуривая.
– Все будет исполнено, чувствуй себя, как дома, – уверила Ира, по-хозяйски принимаясь за выполнение поставленной партийной задачи.
– Итак, – выкурив пару сигарет, выпив крепчайший из мерзких кофе и пожевав губами, как это делал кто-то из великих сыщиков, начал я необходимый разговор. – Сразу честно признаюсь, девочки, я в этом деле не без своего интереса. Ищу пропавшие сто пятьдесят тысяч баксов по заказу фирмы. А также подозреваемых в убийстве Павла Петровича Огородникова четырех проституток вместе с пятым участником побега – мужчиной, любовником некоей Мадам Наташи, который, скорее всего, прямо в этом деле. Я вышел на вас после знакомства с Мариной – угадал, что кто-нибудь из вас появится на встрече, которую устраивает Огородников-старший для журналистов и клиентов компании.
С этого момента я мог позвонить в фирму и сдать вас.
Но у меня есть собственные соображения по этому делу. Излагать их вам я не собираюсь. Но они засчитываются в вашу пользу. И поэтому я хочу, чтобы вы откровенно и подробно рассказали мне все с самого начала. Пока это все, что мне нужно.
– Ну, говори уж, – пожав плечами, кивнула Катя в сторону Маши. – Скрывать больше нечего.
– О'кей, – изящно приподняв плечи, согласилась Маша. – Начну сначала. Мы все четверо работали у Наташи, каждая около двух лет. Только работать на нее еще то удовольствие, скажу я тебе. У нашей мадам ручки очень цепкие, с коготками. А к другим она не отпустит. У нее большие связи.
– Лучший бордель в Тарасове! – хмыкнула Катя, и непонятно было, чего в ее голосе больше – гордости или презрения.
– Элитный! – со значением добавила Ирина, скривившись, как от кислого яблока.
– В общем, я тебя не буду загружать всей этой мелочью, типа как, с кем и по скольку мы спали и что показывали клиентам. Это, в общем-то, не самое страшное и противное. Мы сами выбрали профессию. Но Наташа несколько раз подставила своих же девочек, и поэтому до нас дошли слухи… то есть Мишаня, этот ее любовник, сказал нам, что собирается мотать от нее за границу. И нас предупредил, что она ему в постели выболтала ненароком про свои планы. Проговорилась, что готовит для нас четверых нечто особенное.
Мы сообразили, что это связано с Огородниковым и Куриловым – нам про обоих рассказывали. Оч-чень крутые ребята, оба – практически главы самых серьезных группировок в своих городах. Контролируют все, что только можно. Ты, кстати, что-то говорил про пропавшие товары, за которые должны были заплатить эти сто пятьдесят штук. Так вот, дороги в Тарасовской и Красноярской областях они же и контролируют. Мы собрались все вместе и решили что-нибудь предпринять. Что угодно. Мы не знали ни про деньги, ни про товары. Ни про планы Наташи. Кстати, про них мы так и не узнали.
Где-то за три часа до того, как должен был начаться наш «сеанс», к нам пришел Миша. Он предложил бежать вместе, а потом расстаться. Он сказал, что у этого клиента имеются огромные бабки, тысяч тридцать долларов, и он должен их передать Курилову. Именно здесь и сейчас. Мишенька предложил нам вылезти в окно, через оконную раму, которую он оставит приоткрытой, и с чемоданом сбежать по скату крыши, спрыгнуть в сад и добежать до Мишкиной машины.
– Бли-и-ин! – воскликнул я, хлопая себя по лбу. – Оконные рамы сквозят! Так просто!.. Хм… не обращайте внимания, девочки… это я так – проверяю свои версии. – И замолчал, мысленно ругая себя последними словами. Это действительно было очень просто.
Даже слишком.
– Михаил будет ждать нас, – между тем продолжала Машенька, пожав плечиками, – мы отправимся в Москву, там деньги разделим на шестерых – нас, его и его приятеля, который устроит обмен долларов на марки, потому что, скорее всего, номера этих долларов переписаны, и от них нужно будет срочно избавиться.
Мы согласились почти сразу же. В этом плане многое зависело от нас самих.
И мы так измотали наших клиентов, – впервые за серьезный монолог Маша улыбнулась, – что через полтора часа они напоминали две тряпочки. Тем не менее Курилову пришлось ехать за какими-то документами, а Огородникова мы загрузили в горячую ванную, дали снотворного и даже на прощание сделали массаж.
То есть проблемы никакой это не составило.
Мы уселись в машину, где уже сидел Михаил, – у нее были тонированные стекла, – отъехали на два квартала от нашего Дома и стали ждать. Минут через пять подбежал этот его приятель, высокий такой, худой, я тебе потом подробнее его опишу, мы с ними уже встречались. Он сел в машину, и помчали.
Миша сказал, что теперь у нас все будет хорошо, и нужно только дождаться, пока обменяют деньги. И мотанем, кто куда хочет.
Мы переночевали в квартире этого парня, циркача, а утром обнаружили, что ни его, ни Мишеньки нет.
И никакой записки.
Нас просто и легко кинули.
Мы, разумеется, решили отомстить. Катя раздобыла пистолет, связавшись с одним из своих старых клиентов, и мы отправились в цирк, искать друзей этого циркача. Так как оставаться в этой квартире было опасно – Миша, скорее всего, уже навел на нее людей Огородникова, – мы смотались оттуда и полдня ждали на улице. А ночью поймали твою машину. Вот, в общем-то, и все. В цирке я переговорила с этими двумя, которые сказали, что за определенную плату помогут. Я обещала им проценты с нашей общей доли. И мне совершенно непонятно, чего ради они решили нас убить. Скорее всего циркач из города не уехал, а залег на дно. А нас решили убрать, как свидетельниц. А ты нас спас.
Вот так все и случилось.
– А почему «голубки»? – спросил я, раздумывая над услышанным.
– Это Катькина идея, – пожала плечами Маша. – Вроде как кодовое название. Просто и ясно.
– Просто и ясно, – кивнул я и замер в задумчивости.
Долго замирать не пришлось: время, знаете ли, не терпит. Несмотря на кофе и возбуждающий (не то, что вы подумали) рассказ, меня неуклонно, если так можно выразиться, клонило в сон.
– Ну вот что, – сказал я, прикинув предварительно, где разложу спать девиц. – Сейчас мы ляжем спать, потому что нам всем нужен отдых. Я от себя лично предлагаю вам защиту и сотрудничество. Правда, в чем оно будет выражаться, я смогу сформулировать только завтра утром… то есть сегодня утром на свежую голову. («Когда Приятель изложит мне свои собственные формулировки». – подумал я.)
– Да уж, – кивнула Марина. – Лично я просто падаю с ног.
– Треволнения, знаете ли, – многозначительно согласилась Маша, обнаружив в себе не только способность изящно пожимать плечами, но и знание некоторых слов, дополнительных к словарю Эллочки-людоедки.
– Двое из вас могут улечься в моей спальне, на моей кровати – Катя и Маша мгновенно переглянулись и кивнули с готовностью, наводящей на твердые и обоснованные предположения с моей стороны. – Еще одна уместится на этом диванчике, – я показал на кухонный диван, всегда служивший полигоном для моих любовных похождений, поползновений, подпрыгиваний и других ритуальных телодвижений любовной игры. – А последнюю из вас я могу положить в зале. – Тут я вымученно скривился, представляя себе, с какими предосторожностями придется проникать в computer room, чтобы не потревожить спящую девушку.
Порешили простым и понятным образом – зеленый диванчик достался той, которую я на этом месте и хотел бы видеть – Марине, наиболее привлекательной для меня девушке; Ира, соответственно, заняла место в зале.
Я постелил себе тут же, на полу, тем скудным, что у меня еще осталось от белья и одеял. И сразу же лег, пожелав спокойного утреннего сна квартиранткам поневоле.
Честно говоря, совершая все эти благодеяния, я искренне надеялся на скорый и крепкий сон всех четверых.
Но ожидания мои были обмануты самым катастрофическим образом: я успел задремать (за что впоследствии не раз проклинал свою нелестную силу воли), когда горячие влажные губы начали неторопливо и со знанием дела по мне прохаживаться, начиная с подбородка и вырываясь на раздолье волосатой груди.
Между делом, пока губы будили спящее тело, руки Ирины (разумеется, это была она) не дремали: они продолжали раздевать меня. Я попытался укоризненно взглянуть насильнице в глаза, но тут горячая, прямо пылающая жаром страсти рука крепко ухватилась за искомое сокровище, Ирочка радостно охнула, и тут же ее губы устремились вниз, к источнику наслаждения.
Откровенно говоря, я не особо размышлял – мне, как видите, просто не оставляли никакого выбора; я устремился в бой, и к ласкам Ирины добавились мои собственные. Она закрыла глаза и застонала, когда я посадил ее, куда следовало, наклонилась к моему лицу и стала целовать теперь уже его. Я отвечал на поцелуи, и скоро разгоряченное тело сторицей отблагодарило меня за предоставленные для наслаждения возможности.
Скажу честно – давно я не хаживал по таким райским садам.
Но рай для меня превратился в ад, как только Ира уснула, вернувшись из ванной, и там оказался я.
Обернувшись на скрип двери, я, стоящий в чем мать родила, как на привидение уставился на совершенно голую Катечку, немного сонную, но откровенно готовую к новым боевым действиям.
…Она была более умелой и не такой торопливой, как спортивная Ирочка, и в какой-то момент я просто отдался на волю страстям, позабыв обо всем.
– Ах ты… Мареев!.. – приглушенно воскликнула она, выгибаясь назад, мягкостью бедер вжимаясь в мою плоть, охватывая ее все плотнее и плотнее, раскрывая себя все глубже и глубже. – Ах… как мне хорошо…
– Тоже… – простонал я, удвоив усилия…
– …Вся твоя… – шептала она…
– Спокойной ночи, Мареев, – сказала Катя, облизнув сухие губы, стирая ладонью пот с лица. – Давай мойся… ты сегодня еще напляшешься.
– За что? – Я, в общем-то, не слишком переигрывал, изображая комический ужас: слабость накатила объемно и тяжело.
– А спасать не надо было, – улыбнулась моя Катя, погладила опавшего дружка и вышла, усмехнувшись на прощание.
Я вспомнил ее глаза, изгибающуюся шею, губы, тянущиеся к моим губам… и усмехнулся в ответ на ее усмешку. Вот ты какая, жесткая сверху Катечка… хотя наверняка это всего лишь профессионализм. Так сказать, высокий класс.