– Огласите весь списочек, пожалуйста, – попросил Крячко голосом забулдыги из известной комедии.
От неожиданности Симонов вздрогнул, а потом взвился, как ужаленный:
– Как вы можете хохмить в такой момент? Лично мне не до шуток!
– Ты чего орешь? – уже нормальным голосом сказал Крячко. – И так ведь ясно, что район это дело вести не будет. Опять на нас свалят! Иначе зачем бы нас сюда среди ночи дернули? Так что причеши нервы! Ты сейчас отсыпаться пойдешь, а нам колготиться до утра! Давай сюда листок! Нечего его мусолить!
Полковник прекрасно понимал, что Крячко прав, так что мигом успокоился и бумагу отдал, но для вида немного поворчал. Просмотрев список, Лев сказал:
– Я беру себе Данилина, а ты остальных.
– Младшенького завсегда обидеть просто, – захныкал Стас.
– Неужели действительно прямо сейчас пойдете? – все еще недоверчиво спросил Симонов.
– Тут Петр Николаевич недавно назвал меня безбашенным, вот и буду репутацию оправдывать, – пожал плечами Гуров.
Крячко же начал со слезой в голосе тихонько напевать: «Наша служба и опасна, и трудна…» Полковник посмотрел на них и покачал головой:
– Мне тут шепнули, как лихо вы Попова на место поставили, а теперь вот к Данилину собрались. Он же вас с башмаками слопает! Вот скажите мне, как вы не боитесь?
– Ты сам ответил на свой вопрос, – усмехнулся Гуров. – Я не боюсь!
Лев слукавил, но только частично. Попова он действительно не боялся. Ну, выгонят Гурова с работы! И что дальше? Потом опять попросят вернуться! Они с Крячко это уже проходили! А не попросят, так и черт с ними! Запасной аэродром у Льва был заготовлен уже давно, так что он, как и говорил Орлову, не пропал бы, а стал бы жить не в пример лучше, чем сейчас, хотя бы в материальном отношении, да и нервы ему там никто не трепал. Вот и получалось, что Лев ничем не рисковал. А Данилина, которого так боялся Симонов, он выбрал по той простой причине, что был с ним знаком: друг моего друга – мой друг, то есть опять ничем не рисковал. Ну, а Стас мог легко договориться даже с чертом и уломать того подписать уже собственной кровью договор на вечное оказание безвозмездных услуг следствию.
Возле двери Данилина, чья квартира находилась как раз под 28-й, Гуров бестрепетно нажал на кнопку звонка и держал ее до тех пор, пока дверь не открылась и хозяин, распространяя вокруг себя стойкий аромат хорошего коньяка, укоризненно спросил:
– Лева! У тебя совесть есть?
– Виктор! Совесть при нашей работе – непозволительная роскошь! – объяснил Лев, проходя в квартиру: – И чего ты злишься? Все равно ведь не спишь! Тут во дворе такое творилось, что мертвый бы из могилы поднялся!
– Знаю, я же еще раньше проснулся, – отмахнулся Данилин. – Кофе будешь? Или тебе чай? А может, по коньячку? Помянем этих придурков?
– А ты откуда знаешь, кто это был? – насторожился Лев.
– Вот выпьешь со мной, тогда расскажу, – вроде бы шутливо предложил Виктор, но, как известно, в каждой шутке есть доля шутки, а потом серьезно добавил: – Все своими глазами видел.
– Шантажист! – вздохнул Гуров. – Ладно! Мне чай! Куда идти?
– А куда мы, люди старой закваски, привыкли всегда в таких случаях ходить? – усмехнулся Данилин. – На кухню! Она у меня, слава богу, на другую сторону выходит.
Пока хозяин, мужчина одних лет с Гуровым, возился по хозяйству на кухне, своими размерами больше напоминавшую хоккейную площадку, Лев смотрел на него и думал, какое же счастье, что у них с Марией нет детей. Он даже представить себе не мог, что было бы с ними, если бы у них, как у Виктора, единственная дочь погибла вместе с мужем в автокатастрофе по вине врезавшегося в них пьяного водителя на «КамАЗе», который уходил от преследования ГАИ. Теперь весь смысл жизни для Данилиных заключался во внуках, которых они без памяти любили. Лев сам видел, как этот человек, президент одного из крупнейших банков страны, известный своей железной хваткой и несгибаемым характером, с ними возился, превращаясь на время в самого обыкновенного дедушку, мягкого, доброго и заботливого. Но вот стол был накрыт, коньяк налит, и Виктор сказал:
– Ну, пусть им на том свете воздастся полностью за то, что они на этом натворили!
Начинать день с коньяка было кощунством, так что Лев отпил совсем чуть-чуть, только губы смочил, а потом переключился на чай с бутербродами – время шло к утру, и позавтракать было нелишним, а Виктор тем временем начал рассказывать:
– Я последнюю неделю живу в городе – проблемы навалились.
– Помощь нужна? – спросил Гуров.
– Да нет! Не твой профиль – экономика. Но за предложение спасибо. Я вообще сплю очень плохо – бессонница. Но за городом спасаюсь тем, что в любое время года ложусь на веранде. А здесь приспособился спать на балконе, благо он огромный. Я его потому застеклять и не стал, что такую возможность предвидел. Это, конечно, не то, что за городом, но уличный шум здесь почти не слышен, лежишь себе, а над тобой небо, звезды, вид на Москву-реку, ветерок легонький тебя ласково гладит… Короче, усыпляет. Только я уснул, как вдруг шум сверху слышу. Ну, думаю, опять началось! Понимаешь, Лева! Когда Поповы здесь всей семьей жили, все было относительно нормально, хотя сыночек, этот ублюдок, постоянно с родителями скандалил. Но родители за город съехали, этот недоумок один остался, и начались гульбарии! Или это мне так везло, потому что я здесь довольно редко ночевал, только когда сил или времени за город ехать не было. Девки, парни, визг, писк, крики, музыка грохочет и все в этом духе! Я на Попова чуть ли не в голос орал, чтобы он своего идиота приструнил, только парень своего отца в грош не ставил. Юрки где-то около трех месяцев не было ни видно и ни слышно, а тут объявился. Я прислушался: музыки нет, голоса только мужские, но очень громкие и… Знаешь, какие-то истерично-взвинченные! Чересчур оживленные!
– А о чем они говорили? Может быть, расслышал? – поинтересовался Лев.
– Нет, смысл я тогда не понял. Но вот когда они на балкон вышли, тут-то я все услышал и обалдел! Встал – не поленился, к ограждению подошел, наверх посмотрел и глазам своим не поверил! Стоят эти четыре придурка, в чем мать родила, на перилах, за плечи друг друга обняли и хохочут – надрываются! А потом один из них предложил: «Ну, что? Полетели?» И все ему в один голос: «Полетели!» И, ты представляешь, на счет «три» они спрыгнули да еще вперед оттолкнулись. И при этом сначала веселились: «Клево! Прикольно! Мы летим! Мы птицы!», а потом уже от ужаса орать начали – видно, дошло до них, что сделали. И я этот крик еще очень нескоро забуду! А потом шлепки и тишина! Но я тебе, Лева, честно скажу, свою смерть они сполна заслужили! И мне их ни капельки не жаль – те еще были сволочи! Налил я себе полный бокал коньяка и выпил! И для того, чтобы нервы успокоить, и на радостях, что воздух в этой стране теперь хоть ненамного чище станет.
– Виктор, ты сказал, что они свою смерть сполна заслужили? А чем? – спросил Гуров.
– Знаешь, Лева! – жестко сказал Данилин. – Не прими это как что-то личное – я тебя очень уважаю! Только таких, как ты, по пальцам одной руки пересчитать можно! И, если у меня, не приведи, господи, опять что-то случится, я буду обходиться своими силами, но в мили… Тьфу!
– Виктор! Говори, как тебе удобно! – поморщился Гуров. – Суть дела от этого не изменится! Я и так понял, что милиции-полиции ты не веришь.
– Ни на грош! Продажные все, как один! А если не продажные, то трусы, которые рот боятся открыть! – с ненавистью говорил Данилин.
– И что же натворила эта компания? – спросил Лев. – Когда? Где?
– В этом самом доме! И я тебе могу даже точную дату назвать – в ночь с 24 на 25 мая этого года.
– Давай в подробностях все, что знаешь, – попросил Гуров.
– Понимаешь, у тестя с тещей золотая свадьба была, отмечали, как положено, в ресторане, стол, естественно, ломился. Но тут вот какая штука! У внука аллергия на некоторые пищевые продукты, а там, в этой суматохе, он потихоньку от нас налопался того, что ему категорически противопоказано. Скрутило его еще там, и мы с женой и малышами немедленно сюда уехали, потому что за город и «Скорая» будет сто лет добираться, и в случае чего до любой больницы тут ближе. Вызвали частного врача – у нас свой, он приехал с медсестрой, и началась обычная канитель: промывание желудка, клизма, капельница и все в этом духе. Внук стонет, плачет, капризничает! Внучка ревмя ревет – ей и братика жалко, и все внимание на него обращено, а она вроде как ни при чем, и просто за компанию. Настоящий дурдом! Я приказал няню из-за города привезти, договорился с медсестрой, чтобы она у нас до утра подежурила. В общем, была уже ночь, когда все кое-как угомонились. Я лег спать на балконе, надеясь на то, что вымотался и быстро усну. Но, видно, слишком сильно перенервничал, потому что сна не было ни в одном глазу, тем более что у Поповых опять веселились, не очень громко, но все-таки. А потом я голос девушки услышал, она плакала, просила, чтобы ее какой-то Женя отпустил, но тот, видимо, не отставал, потому что она стала кричать и звать на помощь! Ну, тут уж я не выдержал! Раньше там девки тоже частенько появлялись, но они не хуже парней веселились и на помощь никто не звал. Короче! Вызвал я полицию! Причем не анонимно, а по полной форме! Представился! Адрес назвал! Фамилию, имя и отчество хозяев квартиры! И сказал, что там какую-то девушку насилуют!
– Наряд приехал? – спросил Лев.
– Приехал! – не предвещавшим ничего хорошего тоном ответил Данилин. – Я на балконе стоял и смотрел! Они даже к квартире Поповых поднялись и, наверное, звонить начали, потому что я сверху крик услышал: «Менты!» Девушка громче кричать стала, но тут же замолчала, а потом… – теперь замолчал уже он сам.
Понимая, что дальше случилось что-то страшное, Гуров сидел со сжатыми кулаками и глубоко дышал, стараясь взять себя в руки, а Виктор налил себе коньяка и в один прием выпил.
– Так что же произошло? – не выдержав молчания, спросил Лев.
– Ее через некоторое время с балкона выкинули! И я это видел своими собственными глазами – она же мимо меня пролетела! Правда, молча – видимо, уже мертвая была или без сознания, – отвернувшись, ответил Виктор. – Как там у вас говорят? Нет тела – нет дела! Менты потом ко мне спустились и сказали, что в квартире наверху смотрели боевик, и это просто очень громко телевизор работал, но соседи обещали сделать потише. Тогда я их вниз отвел и чуть ли носами в труп девушки потыкал. Ну, тут уж они по инстанции доложили, опергруппа, или как там она у вас называется, приехала. Я свидетельские показания дал, расписался. В общем, все как положено. Короче! Всех четверых тогда увезли, причем Юрку волоком вытащили, и до этой ночи я никого из них не видел. Я уж, грешным делом, подумал, что у нас вдруг, откуда ни возьмись, закон начал работать! Для всех один! Думал, что они в СИЗО! Удивлялся только, что меня из милиции больше не беспокоили. А эти подонки, оказывается, на свободе! Ну, Попов! Ну, сука! – бушевал он. – Лева! Скажи мне, хоть какой-то стыд у человека должен быть?! Ну, ладно! Отмазал ты своего ублюдка! Так продай ты эту квартиру и другую ему купи! Так ведь нет! Сюда эта сволочь вернулась! Как будто ничего и не было! Но я же все видел! И наряд все видел! И в районном управлении тоже не слепые и глухие работают! Получается, что всем им рот заткнули! Или купили! Ты знаешь, я в России человек не самый последний, но как же ему нужно было на меня наплевать, чтобы такое сделать? Кем он меня считает? Пустым местом? И кем этот Попов считает себя? Господом Богом, которому все позволено?
– Виктор! Обещаю тебе, что я во всем разберусь! – твердо заявил Гуров. – Скажи, ты полицию по какому телефону вызывал? По обычному или с сотового?
– С мобильника звонил, а зачем тебе это?
– Потом объясню. Он у тебя корпоративный?
– Ну да! Все разговоры банк оплачивает. Счета-распечатки поступают в бухгалтерию, где проверяются, потому что в самом начале было несколько случаев, когда некоторые придурки сексом по телефону развлекались, – ответил Виктор.
– Сказочно хорошо! – обрадовался Лев. – Значит, ты завтра, то есть уже сегодня, дашь команду, чтобы бухгалтерия подготовила заверенную ксерокопию распечатки твоих майских разговоров, где твой звонок в полицию обязательно должен быть. Понимаешь, если очень тщательно следы заметали, то эту запись из дежурной части очень легко могли убрать, а вот у тебя она сохранилась! А это уже доказательство! Как все будет готово, я ее заберу.
– Все сделаю! – пообещал Данилин.
– Теперь скажи, кому ты показания давал?
– А я помню? – удивился тот. – Мы же во дворе беседовали, там люди вокруг ходили, шумели, я постоянно на них отвлекался. Помню, что это был мужчина лет 35–40, а фамилию и все прочее как-то забыл.
– Но узнать-то сможешь?
– Думаю, да.
– А тех двоих из наряда?
– Ну, тех-то точно узнаю, – уверенно заявил Данилин. – Я же с ними довольно долго общался. Они, конечно, представились, когда пришли, но я уже не помню, как их звали.
– Ну, хорошо, нам для начала и этого будет достаточно.
– Да, Лева! Я верю, что ты во всем разберешься! Только ты один! – вздохнул Данилин. – Ты не можешь разорваться на сто тысяч маленьких Гуровых, которые будут по всей стране справедливость восстанавливать. Я не хочу сказать, что при Советах все было безоблачно! – Вскочив с места, Виктор начал мерить шагами кухню. – Но вот я, например. Отец у меня был директором завода – такое градообразующее предприятие, от которого жизнь всего города зависит. Но жили мы в заводском доме! Да! Квартира у нас была побольше, обстановка побогаче, питались, наверное, получше! Но в остальном я был такой же, как и все подростки в нашем дворе! У нас в компании были дети рабочих, инженеров, начальников цехов, и никто ни перед кем не выпендривался! Да если бы я только заикнулся о том, что я, мол, сын директора, от меня бы все мигом отвернулись. И когда мы все один раз… Впрочем, это неважно, что именно мы натворили, но ночевали в «обезьяннике». Отцу позвонили и сказали, что меня задержали, а он ответил, что за мной не приедет! Чтобы я сидел, как все! Потом нас всех до единого, в том числе и меня, так выпороли, что несколько дней сидеть не могли! А отец мне еще и фингал под глаз навесил, чтобы я его не позорил!
– Да что ты мне рассказываешь! – отмахнулся Лев. – Я сам генеральский сын, и все это не с чужих слов знаю. Только вот в «обезьяннике» не сидел, а воспитывали меня так же, правда, не пороли – повода не давал.
– Вот и скажи мне, в какую же циничную тварь надо превратиться, чтобы так на всех плевать? – никак не мог угомониться Данилин.
– Ладно, Виктор, – сказал, вставая, Гуров. – Если еще что-нибудь вспомнишь, позвони. Пойду, работать надо.
– Да я тебе вроде все рассказал, – подумав, ответил тот.
Гуров спустился вниз и увидел, что в холле уже никого нет. Охранник сообщил ему, что эксперты еще работают в квартире, все остальные уже уехали, а его самого ждут на работе.
– Ничего! Подождут! – заявил Лев и спросил: – Где и сколько времени у вас хранятся записи с камер видеонаблюдения? И сколько камер вообще?
– Камер две: одна над подъездом, вторая – возле въезда на территорию. Записи все у нас в ЧОПе, от которого мы здесь работаем, а сколько они хранятся, я не знаю, это вам туда надо.
Записав адрес офиса, Гуров поинтересовался:
– Какой у охраны график работы? Сутки через трое? – Охранник кивнул. – Значит, вас четверо. Вы работаете постоянно?
– Ну да! Надо же всех жильцов знать, чтобы не дергать постоянно, кто они и куда идут! Да и им спокойнее, когда они знакомые лица видят.
– Никто из вас четверых не уволился? И если да, то когда?
– Ванька ушел в конце мая, число не помню, да вам в офисе точно скажут. Полностью он Иван Семенович Сорокин.
– А он не говорил, почему уходит или хотя бы куда? Отвальную-то он должен был устроить.
– Так он из Тверской области, сюда на заработки приехал. Вот он туда к родителям и вернулся. Говорил, что невеста его заждалась, а теперь заработал он достаточно, чтобы и свадьбу сыграть, и дом себе купить.
– У вас такие большие оклады?
– Так Ванька вкалывал, как лошадь. Он же еще в одном доме работал. У него получалось сутки через сутки. Но он здоровый, выдерживал.
Узнав все, что ему было нужно, Гуров посмотрел на часы и тихонько присвистнул – дело шло к девяти, и надежда заехать домой, чтобы принять душ – а ему после всего, что он узнал, это было крайне необходимо, – накрылась. Ехать же в ЧОП, чтобы сидеть там возле двери в машине и ждать, когда начальство появится, было бессмысленно – а вдруг оно заартачится и без официального запроса записи не отдаст? Вот и получалось, что прямая дорога ему в родное управление.
В их кабинете Крячко не было, и Гуров пошел к Орлову. Как он и ожидал, Петр и Стас сидели и завтракали.
– Присоединяйся, – предложил Петр.
– Спасибо, я уже немного перекусил, – отказался Гуров, но к столу сел и чай себе налил.
– Ну, тогда рассказывай пока, что успел узнать, а потом Стас своими новостями поделится, – сказал Орлов.
Лев поведал им все, что услышал от Данилина, и в заключение добавил:
– Это самоубийство в самом чистом виде! И дело можно закрывать!
Гуров нагло соврал! Он прекрасно понял, что самоубийство было спровоцировано! Кем или чем, оставалось неизвестным, но заниматься причинами гибели этих четырех подонков он просто не хотел! Вот не хотел, и все! Они получили то, что заслужили, и дело с концом! Выслушав друга, Петр тихо присвистнул: