– Пошли.
Они прошли в дом и некоторое время путешествовали по первому этажу. Ленский гостеприимно распахивал перед Анной двери комнат, показывая, где что находится. Она оглядывалась по сторонам и невольно страдала оттого, что все так дорого и некрасиво. Дом был обставлен в нарушение всякой гармонии, казалось, что интерьер зависел от резкой смены настроения хозяина, кидающегося из одной крайности в другую. Изящная козетка в стиле мадам Помпадур соседствовала со столиком современного дизайна, букет из живых цветов в хрустальной вазе, пластмассовые фрукты на расписном глиняном блюде и так далее. На стенах много картин, но почти все плохие. Уж в чем в чем, а в живописи Анна разбиралась, потому что однажды решила понять, прав ее отец, считая себя гениальным художником, или не прав. Отец сильно преувеличивал свой талант, как и большинство модных живописцев, прельстивших своими творениями Ленского. Но Анна не решилась об этом заговорить, дом словно давил на нее своей показной роскошью, он казался чужим и слишком огромным.
Показав последнюю комнату на первом этаже, Ленский направился к лестнице, ведущей на второй. Поднявшись вслед за ним наверх, Анна решила, что здесь должны находиться спальни. И правда, Ленский кивнул на одну из дверей, бросив:
– Моя спальня, если интересуешься.
– А если нет? – ляпнула Анна и испугалась.
– Тогда забудь пока о том, где она находится, – прореагировал он вполне спокойно.
«Пока! – мысленно ужаснулась Анна. – Он сказал пока, значит, спать мне с ним всетаки придется. Хорошо, если не сегодня. А чего ты, собственно, хотела? Не девочка уже, должна понимать».
Они прошли дальше, и Ленский открыл перед ней следующую дверь. В небольшой, изящно обставленной комнате все было выдержано в бежевых тонах. Любимый цвет Анны. Она все поняла:
– Ах, ты был уверен, что я поеду с тобой и буду здесь жить?
– Ну, если ты польстилась в свое время на Селина, я подумал, что против моих денег ты просто не сможешь устоять.
«Мерзавец!» – крикнула про себя Анна и на всякий случай прикусила губу.
– Можно вслух, – усмехнулся Ленский. – Дозволяю.
– Два слова? Без обиды?
– Слушаю.
– Самодовольный осел. Все.
– Легче стало?
– Значительно.
– Тогда двинемся дальше. Нравится тебе здесь?
– Здесь да.
– А в остальных комнатах?
– Неплохо, – Анна опять стала осторожничать.
– А я думал, у тебя вкус есть.
– Не так сразу. Я еще поужинать хочу, не забывай, что я с работы. Вот наемся и тогда скажу, что обо всем этом думаю. Кстати, что я буду носить? Одежду ты мне, случайно, не успел подобрать?
– Вот еще! Можешь пошарить в моем гардеробе, мы примерно одного роста, найдешь пару брюк и рубашек, а потом поедешь и чтонибудь себе купишь. Допустим, домашние тапочки и халат. Вывозить тебя в свет я пока не намерен.
– Я не вожу машину, а общественным транспортом вблизи и не пахнет.
– Отвезут, – равнодушно пожал он плечами. – Вообщето пора научиться самой водить машину, может, когданибудь пригодится, но этот пробел мы с тобой ликвидируем потом, а пока пойдем в мою любимую комнату, там стол уже накрыли.
Эта комната Анне понравилась. Вопервых, из нее были видны огоньки в окнах коттеджей, расположенных по соседству. Уже коечто, хотя и не Москва, и не пятнадцатый этаж, а всего лишь второй. Потом здесь находился камин. Камин этот был затоплен, возле него стояли два уютных кресла, между ними низкий столик, изысканно сервированный. Анна поморщилась только, увидев безобразный глиняный кувшин. Ну, видимо, без этого никак нельзя. Большая часть комнаты оказалась пустой, но главное, в ней не имелось ничего для лежания, за исключением медвежьей шкуры на полу.
«Ну, на шкуре – это пошло. Ленский на такое не пойдет», – решила Анна, усаживаясь в глубокое и черное кресло.
– Что ты пьешь? – спросил Ленский.
– Шампанское.
– Всегда, даже без повода?
– А что, жалко?
– Язва ты.
– Мне это уже говорили.
– Пункт первый: никогда не вспоминай при мне о других.
– Хорошо, не буду. Только скажи сразу, какой пункт второй?
– Я уже почти жалею, что с тобой связался. Слишком много сил придется потратить на твое воспитание.
– Я есть хочу. Язвлю, потому что голодная. А сытая я спокойна.
– Тогда придется хорошо тебя кормить. Закуски будешь или сразу горячее?
– Все. Сегодня даже пообедать толком не удалось.
Анна ела, ела и все никак не могла утолить голод. Ленский же больше смотрел на нее, чем в свою тарелку.
– Ты на диете, Владимир?
– Что ж так скучно: Владимир? Сократи уж какнибудь.
– Как?
– Для Вовки я староват, хотя бы Володя.
– Кстати, из всех мужских имен ни одно мне не нравилось меньше.
– Спасибо. Твое имя мне тоже никогда особенно не нравилось.
– Придумай чтонибудь интересное, по своему вкусу.
– А что? Аня? Нюся? Нюта? Пожалуй, мне больше нравится Нюра. Сойдет?
– Ладно, тогда мне среди всех производных твоего имени больше всего нравится Дима.
– Приятные воспоминания о какомнибудь юном возлюбленном? – усмехнулся Ленский.
– Эту тему мы уже закрыли пунктом первым.
– Я могу задавать вопросы, а ты обязана на них отвечать. Кстати, это и есть пункт второй. Так кто такой Дима? Твоего сбежавшего мужа зовут не так.
– Ревнуешь?
– А ты мне уже ктото, чтобы я тебя ревновал?
– Так ты на Диму согласен или нет?
– Пока согласен.
– Ох, чувствую, что сбегу до того момента, когда закончится срок этих твоих «пока», – Анна немного выпила и почувствовала, что язык ее развязался.
– Посмотрим.
– Ладно, Дима, я наелась, спасибо огромное, а теперь рассказывай, что ты от меня хочешь?
– Прямая ты женщина, Нюра, не удивляюсь, что у тебя с мужиками не складывается. Ладно, если так желаешь откровенности, пожалуйста: мне нужна женщина.
– Ага! Всетаки нужна?
– Знаешь, скучно одному в таких хоромах, и потом, я всетаки мужчина, не старик еще, если ты это успела заметить.
– А жена?
– Была. Не дождалась, пока я разбогатею, сбежала к другому. Давно это случилось, у меня уже внук есть, а мою жену тот, другой, давно уже бросил.
– Что ж обратно не пустил?
– Зачем? Я ей даю все, что она просит, сыну тоже, теперь еще и внуку, только женщин я после этого сначала проверяю, прежде чем решиться на серьезные долгосрочные отношения.
– Как меня?
– Лучше наверняка знать, с кем имеешь дело. – Ленский взял щипцы и, нагнувшись к камину, помешал горевшие дрова. Посыпались икры. Он явно любовался пламенем, и Анна подумала:
«На меня бы так хоть разок посмотрел, и я бы не стала раздумывать, оставаться здесь или нет». Вслух же сказала:
– Я не верю, что ты в меня влюбился с первого взгляда.
Он распрямился, бросил щипцы и откровенно рассмеялся:
– А кто говорит про любовь? Просто ты мне подходишь. У нас много общего, гораздо больше, чем ты думаешь; потом, ты молодая, интересная, неглупая, со вкусом. Мне нужна хозяйка дома, любовница, кто там еще? К тому же раз ты баба умная, то сможешь себя занять, пока я занимаюсь делами. Книги, преподаватели, курсы, какие захочешь – все у тебя будет.
– С чего ты взял, что именно это меня заинтересует?
– Не тряпками тебя покупать? Пошло, Нюра. Ты женщина другого класса, это я понял с первого же взгляда.
– Я люблю красивые вещи.
– Пожалуйста. Можешь сколько хочешь ходить по магазинам. Тоже развлечение. Хотя, если мы сойдемся, я предпочел бы, чтобы ты мне помогала в делах.
– Чем ты занимаешься?
– Я банкир, крупный банкир. Президент мною же созданного банка.
– Что я в этом понимаю?
– Ничего, так же как и во всем остальном, но это тебе никогда не мешало. Не захочешь – найдешь себе другое дело. Тебе необходимо дело. Поэтому я тебя и выбрал. Мне не нужна просто постельная принадлежность, к тому же у тебя с сексом проблемы, ты будешь мне верна. Не думаю, что тебя потянет в чужую постель.
– А если всетаки потянет?
– Значит, мы друг в друге ошиблись.
– Мне все это не нравится.
– Аргумент?
– Я тебя не люблю.
Тут он просто захохотал:
– Ну, насмешила, умница ты моя! А как же Селин?
– Это уже прошло. Я понимаю, что миллионы женщин ложатся в постель без любви, они совершенно спокойно себя продают, – это везде и повсюду. Пусть. Другие могут – я не могу. Попробовала. Мне стало противно. Без любви противно.
– Ну, вопервых, это действительно смешно. Вовторых, один опыт – это еще не опыт, втретьих, главное – привычка. Кстати о привычке: я понимаю, что такой женщине, как ты, нелегко лечь в постель с немолодым, некрасивым и абсолютно бездарным в этих делах мужчиной. Не перебивай, я отлично знаю, что бурную страсть в молодой дамочке пробудить не способен. Какимнибудь юным смазливым кобельком ты бы сразу прельстилась, и не надо так обиженно моргать. Я сразу хочу предупредить о том, что тебя ждет. Оргазм ты вряд ли испытаешь, даже если мы оба зададимся этой целью и будем пробовать еще и еще. Твой Селин тебя просто сломал, он неумный человек. Но когданибудь это пройдет. Поживем, притремся друг к другу, поужинаем вместе раз этак десять, поговорим о том о сем, глядишь, тебе самой захочется посетить мою спальню. Дверь я тебе уже показал.
– Сколько времени ты мне даешь?
– Ох как жестко, Нюра. Слишком прямолинейно.
– Я хочу знать, сколько ты будешь терпеть мое «не хочу»? Неделю, месяц, два дня?
Он задумался, сжав в ниточку и без того почти невидимые губы. Анна не могла себе представить, что когданибудь сможет добровольно его поцеловать. Ленский, видимо, понял ход ее мыслей и сказал:
– Месяц, пожалуй. Я банкир, а не менестрель, цель жизни которого распевать серенады под окнами прекрасной дамы. Я не буду тебя добиваться.
– Потом?
– Можешь вернуться за прилавок к своим мониторам. Они тебе небось ночами снятся.
– Что я получу?
– Ничего. С какой стати я за месяц твоего бесполезного присутствия в своем доме должен выплачивать компенсацию?
– Значит, потеряв работу, которая кормила мою семью, я могу ничего не получить взамен.
– Если не примешь мои условия.
– Ты предлагаешь мне снова врать и притворяться. Что ж, я могу хоть сейчас сказать, что ты мне безумно нравишься. Что я всю жизнь только о тебе и мечтала. Что…
– Не надо. Мне бесполезно врать. Тем более тебе. Я гораздо старше, опытнее и мудрее. Поэтому отправляйсяка ты, милая, спать. Для первого раза хватит.
– Могу? Одна?
– Спокойной ночи. Да, и не зли меня слишком, я нервный.
– Байбай! – Она вынырнула из кресла и сделала Ленскому ручкой.
«Если бы и в самом деле существовал дьявол, я бы подумала, что это ты», – мысленно сказала ему Анна на прощание. Ленский ее, естественно, не услышал.
С неделю Анна присматривалась к Владимиру, а он, похоже, присматривался к ней. Они каждый день ужинали вместе, беседовали за столом на общие темы, иногда обменивались язвительными репликами, и Ленский пытался ее разозлить. Но потом отступал, Анна же никак не могла понять, нравится ей все это или нет и какие чувства она испытывает к этому человеку. Бесспорно было только одно: он ей интересен. Ленский даже не пытался ухаживать за ней: объявил условия сделки и целиком погрузился в работу, ожидая, какой результат будет через месяц. Анна не получала ни дорогих подарков, ни больших денег, только на карманные расходы и на минимум самых необходимых вещей в своем гардеробе. Окружение Ленского относилось к ней безразлично, как к человеку, чье положение в доме еще не определено. Видимо, таковы были инструкции хозяина.
Она бесцельно слонялась по особняку, разглядывала картины, часами сидела у бассейна, ежась от холодного осеннего ветра и лениво бросая камешки в стоячую воду. Была середина октября, лучшая осенняя пора уже миновала, обманчивое золото листвы все больше и больше ржавело, потом, опадая, словно превращалось в бесполезный металлолом, который мешками оттаскивал на свалку садовник.
«А может, он за мной приглядывает? Может, это и не садовник вовсе, а очередной детектив, за пазухой у которого пистолет, а в кармане инструкции пристрелить меня в случае любого неверного шага? Не похож этот человек на садовника. Ну и пусть. Пусть», – и Анна, вздохнув, кидала в воду очередной камешек. Ленский с утра уезжал в свой банк, ее кормили и оставляли бродить где захочется. Все делали вид, что поглащены своими делами, никто с Анной не разговаривал, да она и не искала общения.
От безделья и скуки к ней вернулись прежние мысли о несчастной загубленной жизни. Целыми днями Анна вспоминала, как предали ее друзья, сбежал муж, обманула лучшая подруга. Время не собиралось лечить старые раны: Анна могла утопиться в шампанском и обвешаться бриллиантами, как новогодняя елка огнями, но лечь в постель ей хотелось только с мерзавцем Панковым. Это ее бесило, она тосковала, особенно больно было думать, что эти люди о ней и не вспоминают, живут себе, наслаждаются жизнью, угрызений совести не испытывают. Ей вдруг захотелось доказать. Кому и что? Неважно, но обязательно доказать. И она решилась. В конце концов Ленский оказался прав: он всегда прав, этот умный, поживший и через многое прошедший человек. Анна привыкла видеть каждый день его лицо и уже не замечала недостатков его внешности, привыкла вечерами садиться рядом с ним в кресло перед камином, пить ледяное шампанское и слушать иронические замечания Ленского. И она надеялась, что со временем так же привыкнет каждый вечер ложиться с ним в одну постель.
Это случилось через неделю: Анна не стала выдерживать долгую паузу, она никогда не считала себя хорошей актрисой. Зачем ждать целый месяц? Он о чемто догадался, и хотя обычно пил мало, в этот вечер позволил себе немного расслабиться. Анне даже не пришлось затевать долгих объяснений перед тем, как отправиться с ним в спальню. Он быстро закончил ужинать, причем молча, не распространяясь, как обычно, на темы биржи, нового поворота в экономической политике и курса доллара. Поставил на столик пустой бокал и просто сказал:
– Ну что, Нюра, пойдемка мы спать? – А потом, как будто это случалось с ними бог знает сколько лет, обнял ее, идя по коридору, и открыл дверь своего логова, пропуская ее вперед.
Анна отдала ему должное: по крайней мере он ее хотя бы берег. Долго и нежно целовал, не требуя ответа, ласкал ее тело, незаметно разглядывая, а она отчегото стеснялась своей худобы. Ей было страшно до него дотронуться, казалось, что после этого все рухнет: Ленский в ней разочаруется. А она уже привыкла к такой жизни, привыкла к нему. Похоже, он все понял, Анну долго мучить не стал, быстро вошел в нее, сделал несколько сильных, резких движений, потом глубоко выдохнул, молча отстранился и оставил ее в покое.
Анна полежала тихонько, подождала, пока он уйдет в ванную, натянула на себя одеяло, чтобы согреться, и затихла. Она всегда мерзла, если, занимаясь сексом, не испытывала возбуждения. И сейчас мечтала только об одном: о горячей ванне. Когда Ленский вернулся и лег в постель, она осторожно спросила:
– Ничего, если я пойду искупаюсь?
– Только учти, что когда ты вернешься, я уже усну. Спать ты, надеюсь, собираешься здесь?
– Да, – быстро пробормотала она и спрыгнула с кровати.
Ванна согрела ее и успокоила. Все было не так уж плохо, она поняла, что и к этому скоро привыкнет. Он не делал ей больно, и это главное. Но и насчет оргазма он оказался прав: с ним она никогда его не испытает. Что ж, это не самое страшное. Зато у нее теперь будет много денег, очень много. Анна вылезла из ванны, надела халат и вернулась в спальню. Ленский уже уснул или делал вид, что спит, по крайней мере для себя он этот день закончил. А она вольна поступать как хочется.
Когда Анна проснулась, Ленский уже уехал. Она облегченно вздохнула, ей до смерти не хотелось обсуждать с ним подробности вчерашнего вечера: ну случилось и случилось. Зато когда Анна выходила из его спальни, тетенька впервые улыбнулась ей и сказала:
– Доброе утро. Завтракать будете на кухне, как обычно, или накрыть в зале?
– Как обычно, – улыбнулась в ответ Анна.
Она сразу почувствовала, как изменилось к ней отношение обитателей особняка. Видимо, на этот счет Ленский перед уходом успел дать соответствующие инструкции.