Призрак - Ю. Несбё 10 стр.

Как бы то ни было, в тот день у вокзала Туту сказал, что айса теперь н-н-не достать и мне придется довольствоваться п-п-порошком: и дешевле, и тот же метамфетамин. Но вот этого я не выношу. Айс – это белые прекрасные хрусталики, от которых у меня сносит крышу, а желтое вонючее порошковое говно, которое продается в Осло, смешивают с мукой, манкой, аспирином, витаминами В

12

На следующий день я снова пошел к Туту и проделал ту же операцию, купив на этот раз чуть больше. Нюхнул, смешал, излишки продал. То же самое на следующий день. Я сказал, что мог бы взять немного больше, если бы он дал мне в долг до завтра, но он только заржал в ответ. Когда я пришел к нему на четвертый день, Туту заявил, что его шеф сказал, нам пора работать более о-о-организованно. Они видели, как я толкал, и увиденное им понравилось. Если я продам две дозы в день, в мой карман упадет пять тысяч. Так я стал одним из уличных дилеров Одина из «Лос Лобос». Я получал дурь от Туту утром, а в пять часов сдавал дневную выручку и остатки товара. Дневная смена. Остатков у меня не было.

Все шло хорошо недели три. Среда, пристань Виппетанген. Я толкнул две дозы, карманы были забиты бабками, а нос – спидом, и внезапно я не нашел ни одной причины встречаться с Туту у вокзала. Тогда я отправил эсэмэску о том, что ухожу в отпуск, и сел на паром, идущий в Данию. Это такая потеря концентрации, которая случается, если слишком долго ходить в тесных кроссовках.

Вернувшись, я услышал, что Один меня разыскивает. И это слегка меня насторожило, поскольку я уже знал, как Туту получил свою кличку. Так что я держался в тени, болтался в районе Грюнерлёкка. Ожидал судного дня. Но у Одина появились заботы гораздо более серьезные, чем один дилер, задолжавший ему несколько тысяч. В городе началась конкуренция. «Человек из Дубая». И не на рынке кроссовок, а на рынке героина, который был главной статьей дохода «Лос Лобос». Кто-то говорил, что это белорусы, другие – что литовцы, третьи – что это норвежский пакистанец. Единственное, что было известно всем, – это то, что операция по захвату рынка была произведена профессионально, что эти люди ничего не боялись и что чем меньше о них знаешь, тем лучше.

Говенная выдалась осень.

Я давно потратил все бабло, у меня больше не было работы, и мне приходилось скрываться. Я нашел покупателя на оборудование группы, в репетиционном зале которой на улице Биспегата я жил. Он пришел и все осмотрел, пребывая в полной уверенности, что оборудование принадлежит мне, я ведь там жил! Оставалось только договориться о вывозе. И тогда, как ангел-спаситель, появилась Ирена. Веснушчатая добрая Ирена. Одним октябрьским утром я был занят с парнями в Софиенборг-парке и внезапно увидел перед собой ее, улыбающуюся от радости. Я спросил, есть ли у нее деньги, а она помахала у меня перед носом карточкой «VISA», принадлежавшей ее отцу, Рольфу. Мы дошли до ближайшего банкомата и сняли все деньги с его счета. Ирена сначала не хотела, но, когда я объяснил, что от этого зависит моя жизнь, она поняла, что надо. Тридцать одна тысяча. Мы пошли в «Олимпен», поели и выпили, купили несколько граммов спида и поехали домой в район Биспелокке. Она сказала, что поссорилась с мамой. Осталась на ночь. На следующий день я взял ее с собой на Привокзальную площадь. Туту в кожаной куртке с волчьей мордой, изображенной на спине, сидел на мотоцикле. Туту с длинной бородой, банданой на голове и татуировками, торчащими из выреза футболки, все равно выглядел хреновым мальчиком на побегушках. Он уже хотел было спрыгнуть с мотоцикла и побежать за мной, когда понял, что я направляюсь к нему. Я отдал ему двадцать тысяч долга и пять тысяч в качестве процентов. Поблагодарил за то, что он одолжил денег мне на отпуск. И выразил надежду, что мы сможем начать наше общение с чистого листа. Туту позвонил Одину, разглядывая Ирену. Я видел, чего он хочет. И тоже посмотрел на Ирену. Бедную, прекрасную, бледную Ирену.

– Один говорит, что хочет еще п-п-пять тысяч, – сказал Туту. – Если нет, то у меня приказ и-и-и-и-из-из… – Он сделал вдох.

– Избить тебя, – закончил я.

– Здесь и сейчас, – сказал Туту.

– Хорошо, я продам сегодня две дозы.

– За них тебе придется за-за-заплатить.

– Да ладно тебе, я толкну их за пару часов.

Туту посмотрел на меня. Кивнул в сторону Ирены, которая стояла и поджидала меня у лестницы, ведущей на Привокзальную площадь.

– А как с н-н-ней?

– Она мне помогает.

– Из девчонок выходят хорошие д-д-дилеры. Она подсела?

– Еще нет, – ответил я.

– Во-вор, – сказал Туту, беззубо осклабившись.

Я пересчитал деньги. Последние. Бабки всегда последние. Кровь, вытекающая из меня.

Неделей позже у «Эльм-Стрит-рок-кафе» перед нами с Иреной остановился один парень.

– Познакомься с Олегом, – сказал я, спрыгивая со стены. – Познакомься с моей сестрой, Олег.

И я обнял его. Я понял, что он не опустил голову, что он смотрит через мое плечо. На Ирену. И даже сквозь его джинсовую куртку я почувствовал, как быстро забилось его сердце.

Полицейский Бернтсен сидел, положив ноги на стол и прижимая к уху телефонную трубку. Он позвонил в полицейский участок Лиллестрём полицейского округа Румерике и представился Роем Лундером, лаборантом Крипоса. Дежурный, с которым он разговаривал, только что подтвердил, что они получили из Гардермуэна пакет с тем, что предположительно являлось героином. Согласно процедуре все конфискованные по всей стране наркотики посылались на анализ в лабораторию Крипоса, расположенную в районе Брюн в Осло. Раз в неделю автомобиль Крипоса объезжал полицейские участки Восточной Норвегии и собирал наркотики. Другие полицейские участки посылали конфискованное с собственным курьером.

– Хорошо, – сказал Бернтсен, поигрывая фальшивым удостоверением с его фотографией и написанным под ней именем «Рой Лундер». – Мне все равно надо в Лиллестрём, так что я возьму пакет с собой в Брюн. Эту большую партию мы хотим обработать как можно скорее. В таком случае до завтра.

Он положил трубку и посмотрел в окно, на новый городской район, растущий ввысь вокруг залива Бьёрвика. Он думал о мельчайших деталях: размер шурупов и гаек, качество строительного раствора, подвижность оконных стекол – обо всем, что должно сочетаться друг с другом, чтобы единое целое функционировало. И испытывал чувство глубокого удовлетворения. Потому что так все и было. Этот город функционировал.

Глава 9

Длинные лапы сосен, похожие на женские ножки, скрывала юбка из зелени, отбрасывающей слабую послеполуденную тень на засыпанную гравием открытую площадку перед домом. Харри стоял у начала подъездной дороги, вытирая пот после подъема по крутому берегу озера Хольмендаммен, и смотрел на темный дом. Покрытые черной морилкой тяжелые бревна производили впечатление надежности, солидной защиты от троллей и природы. Но они не выдержали. Соседние дома представляли собой огромные, не слишком элегантные виллы, постоянно расширяющиеся и достраивающиеся. Эйстейн, фигурирующий в записной книжке как «Э», сказал, что бревенчатый дом является олицетворением тоски зажиточной буржуазии по природе, простоте и естественности. Харри же видел только больное и извращенное – видел, как серийный убийца берет в осаду одну семью. И все-таки она решила сохранить дом.

Харри подошел к двери и позвонил.

Внутри раздались тяжелые шаги. И в этот момент Харри понял, что ему надо было сначала позвонить по телефону.

Дверь открылась.

Мужчина, стоявший перед ним, тряхнул светлой челкой, которая в юношестве была густой и наверняка давала своему обладателю определенные преимущества, за что он прихватил ее во взрослую жизнь, надеясь, что слегка увядший ее вариант будет действовать как и раньше. Мужчина был одет в выглаженную голубую рубашку, подобные которой, вероятно, носил в юности.

– Да? – сказал он.

Открытое дружелюбное лицо. Глаза, будто бы незнакомые ни с чем, кроме дружелюбия. На кармашке маленькая нашивка в виде гольфиста.

Харри почувствовал, как у него пересохло в горле. Он быстро скользнул взглядом по табличке под кнопкой звонка.

«Ракель Фёуке».

И тем не менее этот мужчина с красивым слабовольным лицом стоял, прижимая к себе дверь, будто она была его собственностью. Харри знал, что для завязки разговора вполне можно сказать какую-нибудь нормальную фразу, но выбрал эту:

– Вы кто?

Мужчине, стоявшему перед ним, удалось придать своему лицу выражение, какое никогда не получалось у Харри. Он одновременно нахмурился и улыбнулся. Проявил снисходительное превосходство по отношению к наглости более слабого.

– Раз уж вы стоите снаружи, а я внутри, то будет более логичным, если вы скажете, кто вы. И что вам нужно.

– Как пожелаете, – ответил Харри, громко зевнув. Это можно было, конечно, списать на смену часовых поясов. – Я пришел сюда, чтобы поговорить с той, чье имя написано на этой табличке.

– И откуда вы?

– От Свидетелей Иеговы, – сказал Харри, бросив взгляд на часы.

Его собеседник автоматически оторвал взгляд от Харри, чтобы поискать обязательного спутника Свидетеля Иеговы.

– Меня зовут Харри, и я прилетел из Гонконга. Где она?

Мужчина поднял бровь:

– Тот самый Харри?

– Поскольку это имя на протяжении последних пятидесяти лет принадлежит к наименее популярным в Норвегии, можем считать так.

Собеседник изучал Харри, кивая и не переставая улыбаться, как будто мозг его проигрывал полученную информацию о человеке, стоявшем перед ним. Но он не собирался отходить от входной двери или отвечать на вопросы Харри.

– Ну и? – спросил Харри, переминаясь с ноги на ногу.

– Я передам ей, что вы приходили.

Харри быстро просунул ногу между дверью и косяком. Он автоматически немного приподнял подошву, чтобы удар пришелся на подметку, а не на верхнюю часть кожаного ботинка. Таким вещам его научила новая профессия. Собеседник посмотрел на ногу Харри и поднял на него глаза. Снисходительное превосходство исчезло. Он хотел что-то сказать. Что-то резкое, чтобы поставить Харри на место. Но Харри знал, что он передумает. Когда прочитает на лице Харри то, что заставит его передумать.

– Вам надо… – сказал мужчина. Замолчал. Моргнул.

Харри ждал. Замешательства. Смятения. Отступления. Мужчина моргнул еще раз и прокашлялся:

– Ее нет дома.

Харри стоял, не открывая рта. В звенящей тишине. Две секунды. Три секунды.

– Я… э-э, не знаю, когда она вернется.

На лице Харри не дрогнул ни мускул, в то время как на лице другого мужчины одно выражение сменяло другое, словно в поисках того, за которое можно спрятаться. Поиск закончился там, где и начался, – на дружелюбном выражении.

– Меня зовут Ханс Кристиан. Я… я прошу прощения, что мне пришлось быть таким нелюбезным. Но по этому делу мы получаем так много разных обращений, что Ракели сейчас важно немного побыть в покое. Я ее адвокат.

– Ее?

– Их. Ее и Олега. Хотите зайти?

Харри кивнул.

На столике в гостиной лежали кипы бумаг. Харри подошел к ним. Документы по делу. Отчеты. Высота кипы свидетельствовала о том, что расследование было всеобъемлющим и долгим.

– Можно поинтересоваться причиной вашего визита? – спросил Ханс Кристиан.

Харри листал документы. Анализы ДНК. Свидетельские показания.

– Ну ладно, а ты?

– Что?

– А ты зачем здесь? Разве у тебя нет офиса, где бы ты мог готовиться к защите?

– Ракель захотела участвовать, она все-таки юрист. Послушайте, Холе. Я прекрасно знаю, кто вы такой и как вы были близки с Ракелью и Олегом, но…

– А насколько ты близок с ними?

– Я?

– Да. Я слушаю тебя, и мне кажется, что ты принял на себя заботы о многих сторонах их жизни.

Харри услышал в своем голосе нотки недовольства и понял, что выдал себя. Другой мужчина посмотрел на него с удивлением. И Харри осознал, что потерял преимущество.

– Мы с Ракелью – старые друзья, – сказал Ханс Кристиан. – Я вырос здесь неподалеку, мы вместе учились на юридическом, и… да. Когда люди проводят лучшие годы жизни бок о бок, между ними возникают прочные связи.

Харри кивнул. Знал, что ему надо помалкивать. Знал: что бы он ни сказал, будет только намного хуже.

– Ммм. Но немного странно, что я ничего не слышал об этих связях, когда мы с Ракелью были вместе.

Ханс Кристиан не успел ответить. Дверь открылась. На пороге стояла она.

Харри почувствовал, как в сердце ему вонзился коготь и начал рвать его. Она была такой же, как раньше: стройная, прямая. С таким же лицом, по форме напоминающим сердечко, с темно-карими глазами и большим ртом, который так охотно смеялся. Почти с такими же волосами, длинными, только не такими темными, немного поблекшими. А вот взгляд изменился. Он превратился во взгляд загнанного зверя, нервный, диковатый. Но когда она посмотрела на Харри, что-то в ее глазах стало прежним. Он увидел отблеск того, какой она была раньше. Какими они были раньше.

– Харри, – произнесла она.

И при звуках ее голоса все остальное стало таким же, как раньше.

Он сделал два широких шага и заключил ее в объятия. Запах ее волос. Ее пальцы на его позвоночнике. Она первой разомкнула руки. Он сделал шаг назад, не сводя с нее глаз.

– Ты хорошо выглядишь, – сказала она.

– Ты тоже.

– Врунишка.

По ее губам скользнула быстрая улыбка. А глаза уже наполнились слезами.

Так они и стояли. Харри позволил ей изучить себя, позволил разглядеть состарившееся на три года лицо с новым шрамом.

– Харри, – повторила она и, склонив голову набок, рассмеялась.

Первая слезинка зацепилась за ее ресницу и сорвалась вниз, прочертив полоску на мягкой коже.

Где-то в комнате кашлянул мужчина с гольфистом на рубашке и сказал, что опаздывает на какую-то встречу.

И они остались вдвоем.

Пока Ракель готовила кофе, Харри заметил, как она скользнула взглядом по его металлическому протезу, но никто из них не высказал комментариев на этот счет. По немому уговору они решили никогда не говорить о Снеговике. Поэтому Харри сидел за столом на кухне и рассказывал о своей новой жизни в Гонконге. Рассказывал то, что мог и что хотел. Что работа «советником Хермана Клюйта по взиманию задолженностей» заключалась в визитах к должникам, просрочившим платежи, с целью вежливо напомнить им об этом. Короче говоря, он советовал им заплатить как можно скорее. Харри рассказал, что его главным и единственным преимуществом были сто девяносто три сантиметра роста (и это без обуви), широкие плечи, налитые кровью глаза и свежий шрам на лице.

– Дружелюбно, профессионально. Костюм, галстук, мультинациональные компании в Гонконге, Шанхае и на Тайване. Отельные номера с обслуживанием. Красивые офисные здания. Все цивилизованно, банковская деятельность а-ля Швейцария с китайской спецификой. Западные рукопожатия и вежливые приветствия. И азиатские улыбки. В большинстве случаев они платят на следующий день. Херман Клюйт доволен. Мы понимаем друг друга.

Она разлила кофе по чашкам и села. Вздохнула.

– Я нашла работу в международном трибунале в Гааге, но офис располагался в Амстердаме. Я подумала, что если мы уедем из этого дома, из этого города, от всего того внимания, от…

«От меня», – подумал Харри.

– …воспоминаний, то нам будет лучше. Поначалу так оно и было. А потом началось. Сначала беспричинные вспышки ярости. Когда Олег был маленьким, он никогда не повышал голоса. Ворчал, да, но чтобы так… Говорил, что я испортила ему жизнь, увезя из Осло. Он говорил так, потому что знал: мне нечего сказать в оправдание. А когда я начинала плакать, он тоже плакал. Спрашивал, почему я прогнала тебя, ведь это ты спас нас от… от…