Частная инициатива для организации военной акции реализуется очень просто. Цезарь: «Когда какой-нибудь князь предлагает себя в народном собрании в вожди и вызывает желающих за ним последовать, тогда поднимаются все, кто сочувствует предприятию и личности вождя, и при одобрениях народной массы обещают свою помощь. Но тем из них, кто на самом деле не пойдет, после этого ни в чем не верят».
Вот почему на земле трудятся в основном женщины и те, кто поплоше, а чем доблестней воин, тем большая у него в мирное время склонность к праздности. Он не в своей тарелке, ему бы в поход…
Так что все заботы по дому и хозяйству – преимущественно на женщинах. Это весьма нравится Тациту, которому не по душе распущенность его соотечественниц-римлянок. У него сложилось впечатление, что постоянно пребывающие в трудах германские женщины ведут жизнь целомудренную, они не развращены ни забавами, ни зрелищами, ни пирами, заводить интрижку – у них и в уме нет.
Но – от мужского нерадения земля обрабатывается небрежно, агрокультура примитивна и нет никакого стремления к ее усовершенствованию.
Зато германец с малолетства приучается к суровой жизни. «Чем дольше молодые люди соблюдают целомудрие, тем больше им славы у своих: по их мнению, это увеличивает рост и укрепляет силу; познать до двадцатилетнего возраста женщину считается величайшим позором. Однако оба пола вместе купаются в реках и одеваются в шкуры или небольшие меха, которые оставляют значительную часть тела голой» (Цезарь).
* * *
Статус женщины довольно высок. Германцы полагали, что женщины наделены даром пророчества и не пренебрегали их советами. История донесла до нас имена прорицательниц Веледы и Альбруны, которых почитали как божеств, но и многие другие удостаивались подобных почестей.
Во время больших завоевательных походов, в которые отправлялось все племя целиком, мужчины больше всего опасались пленения своих жен и сестер. Во время битв бывали случаи: когда строй начинал колебаться, женщины принимались громко молить воинов, выставляя обнаженную грудь, – мол, не допусти, чтобы это досталось врагу, – и ход сражения круто менялся.
У Плутарха имеется описание первого крупного столкновения римлян с германцами, когда в конце II века до нашей эры племена тевтонов и кимвров, огнем и мечом пройдя сквозь Галлию, нагрянули на италийские земли. Им преградил дорогу полководец Марий, и вот что увидело римское войско: «Конница, числом до пятнадцати тысяч, выехала во всем своем блеске, в шлемах в виде страшных, чудовищных звериных морд с разинутыми пастями, над которыми поднимались султаны из перьев. Отчего еще выше казались всадники, одетые в железные панцири и державшие сверкающие белые щиты».
Однако в решающей битве римляне переломили эту страшную силу. «Самая воинственная часть врагов погибла на месте, ибо сражавшиеся в первых рядах, чтобы не разрывать строя, были связаны друг с другом длинными цепями, прикрепленным и к нижней части панциря.
Римляне, которые, преследуя варваров, достигли вражеского лагеря, увидели там страшное зрелище: женщины в черных одеждах стояли на повозках и убивали беглецов – кто мужа, кто брата, кто отца, потом собственными руками душили маленьких детей, бросали их под колеса или под копыта лошадей и закалывались сами. Рассказывают, что одна из них повесилась на дышле, привязав к щиколоткам петли и повесив на них своих детей».
Примем в соображение: в том мире обращение человека в рабство было для него несчастьем силы просто мистической. Он переходил в новое, презренное качество – даже в глазах соплеменников и родных. А вся процедура-то: дернуть пленника за руку, будто уводя его за собой. Но это было «ударом божественной судьбы» – прежним человек не мог стать, даже в случае избавления.
* * *
После этих ужасов давайте лучше обратим внимание на динамику германского общества, которую можно проследить благодаря тому, что труд Тацита «Германия» был написан полтора столетия спустя после «Записок» Цезаря.
Выраженной государственной власти как не было, так нет. По-прежнему считающаяся высшим органом власти общая сходка воинов проходит под председательством верховного жреца. Право высказаться имеют все – у вождей нет преимущества. Но, и очень большое «но»: накануне этой общей сходки собирается совет вождей и знатных людей и в конфиденциальной обстановке обсуждает все дела (как мы это уже видели у галлов). На общий суд выносятся проекты уже готовых решений, и простонародью остается только вынести свой вердикт – «за» или «против» – нечленораздельными криками и стуком копий о щиты.
На политическую арену выдвинулись люди богатые и знатные, владельцы большого числа рабов. О наличии знати говорил еще Цезарь, но как-то неопределенно. Образовалась совокупность знатных родов, из их среды и выходят старейшины и военные вожди. Вождем мог стать даже знатный юноша – благодаря заслугам своих предков. Вождей еще избирали на народном собрании всего племени, но круг выбора был очень ограничен.
Появились племена с фактически монархической формой управления, где вожди превращались в ранних королей: они избирались из одной знатной семьи. Так, у маркоманнов такие вожди обязательно были из рода Маробода, у херусков – из того рода, к которому принадлежал знаменитый Арминий, истребивший в 9 году нашей эры три римских легиона в битве в Тевтобургском лесу. Тацит рассказывает, что однажды херуски оказались в большом затруднении: остался лишь один представитель начальственного рода, да и тот давно уже проживал в Риме и вполне там освоился. Делать нечего – избрали его.
Вокруг вождей складывается знать качественно нового типа. Те, кто стал дружинником вождя, заслужив полное его доверие. Они могли быть выходцами из любого племени – главное, что они смогли отличиться и дали своему предводителю клятву на верность. Они окружали его в бою: гибель вождя – позор для всей дружины. В мирное время это была его почетная свита.
Так появляются харизматические лидеры, так получает дальнейшее развитие индивидуальное начало в человеке: дружинник служит не роду-племени, а яркой личности. Здесь истоки западноевропейского рыцарства и богатырей Владимира Красного Солнышка, истоки богатейшей дружинной культуры, истоки понятия аристократической чести.
А пока эти гвардейцы, как и другие знатные германцы, свободные от войны дни и ночи проводят в попойках. «Обычные, как всегда среди пьяных, ссоры редко кончаются перебранкой, чаще ранами и убийством. Но зато и о примирении врагов, и о заключении родственных связей, и об избрании вождей, наконец, о войне и мире в большинстве случаев совещаются на пирах».
Первое завоевание Галлии
Главный герой следующих двух глав – все тот же Юлий Цезарь. Человек, на полтысячелетия накрепко пристегнувший судьбу Галлии к судьбе Рима – да и римскую судьбу повернувший очень круто.
К середине I века до нашей эры Вечный город уже несколько десятилетий кипел в гражданских смутах. В условиях всеобщего падения нравов, прогрессирующего развития эгоизма и цинизма правящей верхушки (тогдашние патриции все меньше походили на статуи прежних слуг народа) – республиканский порядок стал превращаться в олигархический беспредел.
Тон в начале столетия задали Марий и Сулла – два талантливых полководца. Первый в политике предпочитал нравиться плебеям, второй – аристократам. В этом они разнились, но сходились в другом – главной их опорой в схватке за диктаторскую власть были не плебеи, не аристократы, а собственные легионы. Кто на текущий момент брал верх – устраивал резню своих противников из числа столичной знати.
В конце концов победил Сулла (в 82 году до нашей эры). Перед тем, как он штурмом взял Рим, марианцы (ими предводительствовал сын недавно умершего Гая Мария) перебили большинство уцелевших сторонников победителя.
Сулла, разумеется, не мог не отплатить той же монетой (да он, думается, обошелся бы и без всякого предлога). Стали составляться проскрипционные списки – кого из недругов ликвидировать. И вот тут карьера Гая Юлия Цезаря, совсем еще молодого человека (ему было около двадцати) из старинной патрицианской фамилии (родословную которой возводили аж к троянцу Энею), могла прерваться в самом зародыше. Сулла потребовал, чтобы он развелся с горячо любимой им Клодией – дочерью заклятого врага диктатора. Юлий наотрез отказался – и сразу же оказался в страшном списке.
На свое счастье, он успел скрыться, а тем временем за него просили и влиятельная родня, и даже весталки. Сулла наконец смягчился, подумал – и вычеркнул одно из славнейших в мировой истории имен. Только слегка усмехнулся: «Вы еще об этом пожалеете».
А еще раньше Цезарю довелось попасть в плен к киликийским пиратам – когда он изучал ораторское искусство на Родосе. Те потребовали за него огромный выкуп. В ожидании вызволения Юлий вел себя с похитителями крайне надменно, читал им свои стихи и требовал восторгов. Обзывал невежественными варварами и обещал всех распять, как только освободится. Разбойники от души хохотали над потешным юнцом. Наконец, деньги получены, Юлий сразу нанимает боевые корабли, обидчики изловлены – и распяты.
* * *
Перейдем сразу к тому, что в 60 году до нашей эры в Риме образовался правящий триумвират пока еще не совсем формальных лидеров: Красса (в свое время сторонника Суллы, нажившегося на казнях и отличившегося подавлением восстания Спартака), Помпея (тоже начинал как сторонник Суллы и тоже приложил руку к разгрому Спартака) и Цезаря. Не будем пока заострять внимание на том, что в триумвиратах такого рода всегда двое лишних. Нам важнее то, что Гай Юлий Цезарь, отбыв срок на консульской должности, в 58 году до нашей эры по соглашению с коллегами стал проконсулом Провинции (Нарбоннской Галлии).
* * *
На месте его сразу же ждали серьезные проблемы. Неожиданно пришло в движение племя гельветов, обитавшее до того в западной части современной Швейцарии. Племя многочисленное и воинственное, поднаторевшее в непрерывной борьбе с зарейнскими германцами. Что их заставило подняться с обжитых мест – не ясно, но они сожгли вдруг свои дома и посевы, уничтожили все припасы, – кроме тех, что взяли с собой, – и отправились в дальний путь через всю Галлию, к приглянувшемуся им устью Гарумны (Гаронны), впадающей в Атлантический океан.
Гельветы направили к Цезарю послов, прося разрешения пройти через Провинцию. Тот сразу же проявил свои дипломатические способности. Попросил отсрочку, чтобы подумать, а думать долго не стал. В ускоренном темпе был сооружен 19-мильный вал со рвами, перегородивший гельветам путь. Явившиеся в оговоренный срок послы получили решительный отказ.
Пришельцы попытались было прорваться, но сразу поняли, что это дело пустое. У них оставался один путь – в обход Провинции, через земли племени секванов. Вроде бы непосредственно римские интересы это не затрагивало: секваны проживали в «косматой» Галлии, а потому все происходящее становилось делом сугубо внутригалльским.
Гай Юлий Цезарь
Но Цезарь так не думал. Кто знает, куда повернет 300-тысячная косматая толпа, в которой, помимо женщин и детей, 90 тысяч способных носить оружие мужчин – способность эту доказавших не раз? И была довольно свежая историческая память: в 107 году до нашей эры гельветы, примкнув к нашествию германцев, разбили одну из римских армий.
Проконсул стал собирать наличные силы, организовал ускоренный набор еще двух легионов. Гельветы тем временем стали разорять область эдуев – племени, традиционно дружественного Риму, а затем и других окрестных племен. Обиженные отправили к Цезарю послов, прося о помощи и защите.
Цезарь застиг значительную часть гельветов, когда те переправлялись через реку. Сначала разгромил тех, кто успел перебраться, потом сам форсировал преграду и добил остальных. После победы собрал на совещание эдуев. Раскрыл измену в их рядах: оказалось, один из их вождей вел двойную игру. Цезарь его простил, но дал понять, что милость его не безгранична. Потребовал обеспечить армию продовольствием, и эдуи согласились.
Римляне направились к богатому городу Бибракте, где хранились большие запасы. Но гельветы приблизились вплотную, явно готовя нападение. Перед римским полководцем оказалось войско, намного превосходящее его армию числом и не уступающее в вооружении. Но он принял вызов. Перед битвой Цезарь приказал увести своего коня и коней всех командиров – думать об отступлении, тем более о бегстве теперь не приходилось. И римляне, упорно сражаясь и умело маневрируя, одержали полную победу.
Уцелевшие гельветы прислали послов, изъявив полную покорность. Цезарь потребовал выдать ему заложников из числа знати (распространенная практика того времени), разоружиться и ускоренным маршем двигать восвояси – восстанавливать сожженные в помутнении рассудка собственные города и села. Поскольку он был наслышан, что они еще и уничтожили урожай, распорядился, чтобы племя аллоброгов, которых римляне тоже защитили от вторжения, поделилось с бедолагами.
Прослышав о такой славной победе, вожди многих галльских племен явились в ставку Цезаря с поздравлениями и благодарностью за то, что он спас от напасти всю Галлию (так уж и всю?). А потом галльские вожди, якобы по собственной инициативе посовещавшись, обратились с просьбой изгнать за Рейн обосновавшихся на левом берегу германцев Ариовиста. Вообще-то те оказались здесь еще до Цезаря, по соглашению с галльским племенем секванов, которому германцы помогли против эдуев, а сам Ариовист успел уладить все разногласия с Римом и заполучить статус его союзника и друга (между прочим, как раз во время консулата Цезаря). Но теперь прозвучал формальный общегалльский призыв – и Цезарь решил, что руки у него развязаны.
Опять безрезультатные переговоры – на этот раз с Ариовистом, и опять война. Германцев римские легионеры побаивались, немало наслышанные о их храбрости и воинском умении. Когда получили возможность присмотреться поближе – страха не убавилось. У Цезаря возникло даже опасение, что войско может зароптать. Но он умел говорить и умел воздействовать на солдат: «Я пойду на варваров хоть с одним только десятым легионом, ибо те, с кем мне предстоит сражаться, не сильнее кимвров, а сам я не считаю себя полководцем слабее Мария».
Потом битва – на территории современного Эльзаса, и трудная, но решительная победа. Германцев гнали до Рейна, переправиться через который удалось немногим – но среди спасшихся был Ариовист. Однако погибли две его жены и дочь, а другая дочь попала в плен.
Вроде бы можно было передохнуть – Цезарь вернулся к себе в Провинцию. Как и положено проконсулу, стал отправлять судейские функции. А еще принимал приезжих из Рима и внимательно следил, что там творится – на этом главном политическом фронте надо было держать ухо востро, тем более что туда скоро должен был вернуться из изгнания один из главных его недругов – Цицерон.
Но тут поступили сведения: что-то замышляют белги, вояки еще погрознее, чем гельветы. Цезарь пошел на них, и одолел паче чаяния быстро. Однако оказалось, что это только начало.
Каша заварилась на годы – взбудоражилось немало галлов. Кто-то шел на римлян войной, кто-то в это время изъявлял покорность, а потом неожиданно восставал. Был разбит, подвергался репрессиям, вымаливал пощаду и опять восставал. Племен в Галлии много, и все они очень разные – поди разберись, от кого чего ждать.