Навстречу медленно, нога за ногу, брел местный житель. Это был афроамериканец лет двадцати пяти, и его лицо не светилось добродушием и сочувствием к растерянной иностранке, поэтому я не стала его ни о чем спрашивать, а поскорее прошла мимо, сделав вид, что прекрасно знаю, куда идти.
На углу улицы смуглый мужчина торговал с лотка овощами и фруктами. Он показался мне более дружелюбным, я подошла и показала ему свою бумажку с адресом.
В ответ продавец разразился длиннейшей, совершенно непонятной тирадой, но, к счастью, в конце ее ткнул пальцем в сторону одного из краснокирпичных домов.
Я подошла к этому дому.
Вход в него располагался на уровне второго этажа, так что сначала нужно было подняться по прилепившейся к стене железной лестнице. На этой лестнице сидел смуглый человек с косичками-дредами и курил толстую самокрутку. Я робко поднялась по лестнице, поравнялась с курильщиком и осторожно перешагнула через него. Он ничего не сказал, но взглянул на меня с какой-то равнодушной отстраненностью. Почему-то мне стало страшно.
Тем не менее я взяла себя в руки, поднялась до двери, не оборачиваясь, и вошла в дом.
Лифта здесь, конечно, не было.
К счастью, нужная квартира была на третьем этаже, так что я кое-как дотащилась до нее, шлепнула чемодан на пол и позвонила в дверь.
То есть я только нажала на кнопку звонка, но никакого звука не раздалось. Точнее, из-за двери доносились какие-то невнятные и очень громкие звуки, но к дверному звонку они отношения не имели. Приглядевшись, я увидела, что провод звонка оборван.
Тогда я решила постучать, но дверь была обита каким-то синтетическим войлоком, так что стук вышел почти беззвучный. Во всяком случае, он не перекрыл доносящийся из квартиры шум. Но зато, пытаясь постучать, я поняла, что дверь не заперта.
Тогда, отбросив сомнения, я толкнула ее и вошла в прихожую.
Прихожая была крошечная, чисто символическая, и прямо от двери я увидела захламленную комнату. И в этой комнате, на низком продавленном диване, сидел мой муж Генка в драных джинсовых шортах и линялой футболке. В руке у него была открытая бутылка пива, и он пялился в экран телевизора, по которому носились с мячом здоровенные обалдуи в бейсбольной форме.
Тут меня наконец прорвало.
– Сидишь, телевизор смотришь?! – выкрикнула я незнакомым визгливым голосом. – А встретить меня ты не мог? Ты представляешь, с каким трудом я тебя нашла?
От неожиданности он выронил бутылку, повернулся ко мне, и на его лице заиграла растерянная и одновременно наглая улыбка.
– О, Жанночка приехала! – протянул он, поднимаясь с дивана. – Молодец, быстро добралась! А я тут, понимаешь, матч смотрю… сегодня «Янки» играют, такой матч важный, никак нельзя пропустить…
– Матч важный? – повторила я, теряясь от такой наглости. – Матч тебе важный, а что жена приехала – это так, ерунда? Да ты же знаешь, что я по-английски почти ни слова…
– А вот это плохо. – Он нахмурился, с осуждением взглянул на меня. – Английским тебе надо заниматься, без языка здесь трудно…
– Мы что – сейчас будем мой английский обсуждать? – протянула я. – Я полмира пролетела, потом через весь город сюда тащилась, еле на ногах стою…
– Ой, Жанночка, правда, – засуетился он. – Что ж ты стоишь, садись вот сюда, отдохни… пива хочешь?
– Пива? – переспросила я, едва сдерживаясь, чтобы не разреветься. – Какое пиво? Ты бы для начала ящик этот выключил!
– Выключить? – Он открыл рот, снова закрыл, захлопал глазами. – Такой матч важный, «Янки» с «Крыльями» играют…
Однако все же сделал звук потише, расчистил мне место на диване.
И только было я собралась рухнуть на этот диван – дверь за моей спиной хлопнула и раздался скрипучий неприязненный голос:
– А это еще кто такая?
Я обернулась.
В прихожей стояла крашеная блондинка в короткой юбке и оранжевом обтягивающем свитере. На лице у нее было килограмма два косметики и столько же злости.
– Стоит мне на пять минут выйти из дома, как у тебя уже появляется какая-то выдра, – процедила эта блондинка, глядя мимо меня на Генку.
Этот мерзавец вскочил, бросился навстречу блондинке и залебезил:
– Алисочка, ты все неправильно поняла… это совсем не то, что ты думаешь…
Тут уже я не выдержала:
– Одну минуточку! В чем дело? Я, между прочим, его законная жена, прилетела к собственному мужу, и что я здесь вижу? Какая-то крашеная швабра заваливается сюда, как к себе домой…
Договорить мне не удалось. По части скандалов эта блондинка была настоящий профи, мне до нее далеко, как до звезд. Она оттолкнула Генку, встала передо мной, уперев руки в бока, и выпалила базарным истеричным голосом:
– Как к себе домой? Это, между прочим, и есть мой собственный дом! Моя собственная квартира! Жена! Надо же! – Она презрительно фыркнула. – Это ты там, у себя, в своем Подзаборске, жена, а здесь ты – никто, и звать тебя никак!
– Что? – возмущенно перебила я ее. – Это ты, может быть, из Подзаборска, а я из Петербурга!.. Чувствуешь разницу?
– С чем тебя и поздравляю! Ты еще скажи, что твой Петербург – культурная столица! – Она сделала неприличный жест и продолжила: – Вот и выметайся в свой Петербург! Тебя сюда никто не звал!
– Геннадий, – в последней надежде я повернулась к мужу, – что здесь происходит? Почему ты позволяешь этой дряни оскорблять твою жену? Ведь это ты вызвал меня!
Генка вертелся между нами, как карась на сковородке, но Алису он явно боялся куда больше, чем меня. Он отступил к ней и заискивающим тоном проговорил:
– Солнышко, ну не волнуйся так, мы что-нибудь придумаем!
– Ничего я не собираюсь придумывать! – отрезала Алиса. – Я хочу, чтобы через пять минут этой мерзавки здесь не было!
– То есть как? – пролепетала я.
В ушах у меня стоял звон после перелета, голова была чугунная от смены часовых поясов, в самолете я не могла заснуть, а сейчас неумолимо тянуло в сон. В общем, я была не в лучшей форме, чего не скажешь об этой стерве Алисе.
– А вот так! – заорала она. – Это моя квартира, и тебе нечего здесь делать! Я твоего Генку приютила из милости, нашла ему работу, кормлю его, пою, но уж тебя я тут видеть не желаю!
Я почувствовала, что земля уходит у меня из-под ног. Куда мне отсюда идти? Я в этом городе никого и ничего не знаю, я и языка-то, как выяснилось, не понимаю, и денег у меня почти нет…
И вдруг у меня словно свет в голове вспыхнул.
– Одну минуточку, – проговорила я, когда Алиса ненадолго замолчала. – Сперва отдайте мне мои деньги!
– Деньги? – Алиса вылупилась на меня как баран на новые ворота. – Какие деньги? Это ты вообще о чем?
– Как – о чем? Я продала свою квартиру, перевела ему все деньги, а теперь вы знать ничего не знаете?
Я снова повернулась к Генке. Он покраснел, побледнел, глаза у него смотрели куда угодно, только не на меня.
– Какие деньги? – холодным тоном отчеканила Алиса. – Геннадий, о каких это деньгах она говорит?
– Ну, Алисочка, ты не волнуйся… – лепетал мой так называемый муж. – Мало ли что она говорит…
– То есть что значит – «какие деньги»? – взорвалась я. – Я перевела тебе все деньги, которые получила за квартиру! Ты уверил меня, что эти деньги тебе нужны для развития нашего общего бизнеса, что мы здесь прекрасно заживем…
Только тут до меня дошло, почему он слал мне все эти письма, почему дурил мне голову – из-за этих денег! Чтобы я раньше времени не разобралась в нем и не передумала их высылать! Такими словами называл в письмах – откуда что взялось? Ныл, что скучает и жить без меня не может, а я-то, дура, поверила…
Алиса тоже с недобрым интересом взглянула на Гену, но на этот раз не стала горячиться и проговорила:
– Ладно, с ним мы потом разберемся. А сейчас выметайся отсюда, пока я не спустила тебя с лестницы.
– Алисочка! – Генка подскочил к ней, но нарвался на такой взгляд, что отлетел как ошпаренный. – Алисочка, ты только не волнуйся! Мы все как-нибудь разрулим!..
Тут же он метнулся ко мне, схватил мой чемодан и потащил меня к дверям, вполголоса уговаривая:
– Жанночка, ты же понимаешь, сейчас нельзя ее раздражать, она в таком состоянии…
– Ее, значит, нельзя раздражать, а меня можно… – бормотала я. – Она, значит, в таком состоянии, а то, что я десять часов в самолете, – это ничего… Ее, значит, нельзя раздражать, а меня можно выкинуть на улицу…
– Не беспокойся, я тебя сейчас устрою на квартиру, там живут очень хорошие люди, ты у них отдохнешь, поспишь, а потом мы непременно что-нибудь придумаем!
Я действительно была уже на последнем издыхании, и обещание отдыха прозвучало соблазнительно. Я понимала уже, что Генке ни в чем нельзя верить, но послушно переставляла ноги и брела за ним из последних сил.
Мы вышли из его дома, прошли два квартала и оказались перед таким же домом из красного кирпича, только куда более запущенным. Стены этого дома были густо разрисованы граффити, из окон, как флаги на бастионах сдающейся крепости, свисало сохнущее белье. На тротуаре перед входом дрались два темнокожих подростка, еще несколько с интересом наблюдали за дракой. Мы прошли мимо них, поднялись по наружной железной лестнице, вошли в темный подъезд.
Сразу же мне в нос ударили запахи еды, несвежей одежды, сбежавшего кофе и еще чего-то сладковатого и опасного. Из-за закрытых дверей доносилась громкая музыка, с одной стороны рэп, с другой – техно. Навстречу нам шагнул человек с длинными сальными волосами, что-то проговорил, протянул пакетик с белым порошком. Гена отмахнулся, ответил длинной английской тирадой. Длинноволосый блеснул глазами и исчез в темноте.
– Что это за дыра? – проговорила я испуганно.
– Не беспокойся, – фальшиво-жизнерадостным тоном ответил Генка. – Сейчас я приведу тебя к хорошим людям…
Мне было уже все равно – лишь бы лечь и хоть немного отдохнуть, хоть ненадолго забыться…
Муженек подошел к одной из дверей, позвонил.
Из-за двери донеслась ругань, потом дверь открылась, на пороге появилась огромная, очень толстая негритянка. Генка что-то быстро проговорил. Негритянка выслушала его, поджав губы, затем величественно развернулась и повела меня в глубь квартиры. Мне ничего не оставалось, как последовать за ней. Генка с моим чемоданом замыкал шествие.
Наконец мы остановились перед дверью. Негритянка открыла ее и гордым жестом показала на пустую комнату. В углу ее лежал пружинный матрас, покрытый цветастым покрывалом, под потолком горела голая лампочка.
– Это что? – испуганно проговорила я. – Я должна здесь жить?
– Только один день, – суетливо ответил мне Генка, пряча глаза. – Завтра я приду, мы непременно что-нибудь придумаем!
У меня не было сил спорить с ним, не было сил сопротивляться. Мне хотелось лечь, пусть даже на этот жуткий матрас, закрыть глаза и хоть ненадолго забыть обо всем.
Но еще одно мне было просто необходимо.
– А санузел есть в этом клоповнике?
– А как же! – Генка, кажется, обрадовался, что может мне хоть чем-то угодить. Он поставил мой чемодан на пол, переговорил с хозяйкой и показал на дверь по другую сторону коридора.
На всякий случай я открыла эту дверь – Генке я больше на слово не верила. За ней и вправду оказался санузел: выщербленный унитаз и даже – о радость! – душевая кабинка с незакрывающейся створкой.
Это было то, о чем я мечтала.
Подлец Генка мгновенно испарился, я достала из чемодана кое-какие вещи (разбирать чемодан в этой трущобе я не собиралась) и отправилась в душ.
Правда, прежде чем войти в кабинку, мне пришлось выгнать оттуда несколько крупных тараканов, но вода в душе была, и даже горячая.
Постояв несколько минут под обжигающими струями, я почувствовала себя немного легче.
Я растерлась жестким полотенцем, вернулась в свою комнату и легла.
Правда, матрас был жутко неудобный, к тому же из-за тонких стен доносилась громкая музыка (с одной стороны рэп, с другой – техно), но мне это стало уже безразлично. Я провалилась в глубокий, вязкий сон без сновидений.
Утром я долго не могла понять, где нахожусь.
Наконец доносящаяся из-за стен музыка освежила мою память, и я вспомнила ужасный вчерашний день.
Кое-как встав, я доползла до душа и несколько минут стояла под горячими струями.
Потом вернулась в свою комнату (впрочем, называть ее своей у меня язык не поворачивался) и задумалась о том, что же делать дальше.
Никаких мыслей у меня не было: как ни посмотри, я очутилась в полной заднице.
И тут дверь комнаты открылась и в нее ввалилась вчерашняя огромная негритянка. Она встала на пороге и выдала длинную, совершенно непонятную тираду.
Я растерянно взглянула на нее, развела руками и с трудом проговорила по-английски, что ничего не понимаю.
Негритянка фыркнула, как рассерженный индюк, и повторила все снова, но на этот раз сопровождая свои слова выразительными жестами. Теперь я ее поняла. Несомненно, она требовала, чтобы я немедленно выметалась из ее квартиры.
Мне и самой не хотелось ни минуты лишней находиться в этом клоповнике, но я еще больше разозлилась на Генку: небось, заплатил только за одну ночь…
Одевшись и сложив вещи в чемодан, я вышла из дому.
На тротуаре перед входом по-прежнему дрались двое мальчишек. Какие, однако, вынос-ливые. Впрочем, может, это были уже другие мальчишки.
Я довольно легко нашла Генкин дом, поднялась по лестнице и, вспомнив про оборванный звонок, постучала в дверь. Потом толкнула ее, думая, что она, как и вчера, не заперта.
На этот раз дверь была закрыта, из-за нее не доносилось ни звука.
Я била по ней кулаками, ногами, но по-прежнему безрезультатно.
В это время снизу по лестнице поднялся хромой лысый старик. Он мрачно взглянул на меня и что-то проговорил.
– Да пошел ты! – огрызнулась я. – Пошли вы все знаете куда? Указать направление? Впрочем, ты меня все равно не понимаешь…
К моему удивлению, лицо старика просветлело.
– Ты русская? – проговорил он без акцента.
– Ну да, русская! – зло отозвалась я. – А толку-то? Прилетела сюда к мужу, а у него – другая баба, а меня бортанул… и сейчас не могу до него достучаться!
– А, так ты к Гене! – сочувственно протянул старик. – Так они вчера съехали…
– Как съехали? – окончательно растерялась я. – Куда съехали? И вы откуда знаете? Вы вообще кто такой?
– Еще бы мне не знать! Я ведь здесь управляющий. Вот куда съехали – это я не знаю, они мне новый адрес не оставили.
– Сволочь Генка! – выпалила я и изо всех сил пнула дверь ногой. Хотя и понимала, что дверь ни в чем не виновата.
– Совершенно согласен, – вздохнул старик. – Он и мне пятьдесят баксов недоплатил. Но я тебе, детка, советую: забудь про своего Гену и поезжай домой, пока можешь…
– То есть как? – оторопела я и села на чемодан, потому что ноги отказались держать. – Как домой? Мне некуда…
Тут что-то случилось, очевидно, сказался стресс, недосып и опять-таки смена часовых поясов. Потому что я стала биться головой о дверь и тихонько подвывать. Старикан подошел ближе и тряхнул меня за плечи неожиданно сильными руками. Затем повел вниз. Я перебирала ногами в полной прострации. У себя в каморке старикан напоил меня дрянным растворимым кофе. Зачем-то я рассказала ему всю историю моего здесь появления. Он ничего не говорил, только цокал языком и качал лысой головой. В глазах его я прочитала лишь одно: «Ну можно ли быть такой дурой?»
Можно, оказывается.
– Улетай ты отсюда скорее, – повторил старик, когда я выдохлась и замолчала.
Я поняла, что ничего другого мне просто не остается.
К счастью, немного денег у меня еще было, так что хватило на обратный билет и еще сколько-то осталось.
Так и закончилась моя поездка в Америку.
Но когда я летела обратно через Атлантический океан, было время подумать. Впрочем, думать о том, какая же я дура, не хотелось. Нельзя сказать, что Генка разбил мне сердце, больше жалко было квартиру. Вся моя неземная любовь к этому подлецу прошла бесследно, как не было. Растворилась в трущобах Нью-Йорка, как и сам бывший муженек.