– Так вот эта барышня! – тем же радостным бодряком сообщил Трофимов. – Ты разберись с этим вопросом и сам все реши.
Краснин кивнул и перевел изучающий взгляд на меня, позволил себе несколько секунд легкого рассматривания и предложил:
– Идемте ко мне в кабинет, тезка, а то здесь нам поговорить спокойно не дадут.
Я кивнула, соглашаясь, и последовала за ним по коридору.
Ну да, я его тезка. И зовут меня Павла. Не спрашивайте!
За мою жизнь маманей было выдвинуто как минимум версий десять присвоения мне такого имени, всегда в неком контексте с обстоятельствами ее жизни и работы. Я выбрала для себя две, как мне кажется, наиболее удачные. Но обе с нехилой претензией – одна в честь великой балерины Павловой, а вторая и того пуще – в честь святого Павла. Поверьте, все остальные еще кучерявее. Так что я остановилась на этих двух. А имя мое мне нравится, и потом я к нему привыкла как-то, да и с младенчества всегда была явно выраженной девочкой по многим признакам, поэтому мальчишескими кличками меня никогда не обзывали. И зря вы что подумали – не попастой и не грудастой вовсе, а маленькой, миниатюрной, белокожей, со светло-русыми кудряшками, завивающимися крупными локонами, с большими голубыми глазищами и алыми губками бантиком. Спутать меня с мальчиком не представлялось никакой возможности. И чего ее сподобило наградить меня мужским именем?
Это что, мою старшую сестру маменька назвала Глорией. В этом случае вообще без версий – Глория и все, я так захотела! Сестрица родилась в разгар московской Олимпиады восьмидесятого года, ну в этом, скорее всего, разрезе, что-то про «наши победят» и слава чему-нибудь. Если кто не знает, то Глория с латыни переводится как «слава». Но имя вразрез с сутью и характером сестры не шло, а ровно наоборот, весьма им соответствовало и подчеркивало ее уникальность.
Кажется, я отвлеклась.
Ну что ж, представлюсь – я Павла Александровна Шротт.
Фамилия от дальних предков, выходцев из Швеции, по крайней мере эта версия происхождения фамилии основная, остальные никто рассматривать не брался.
Кабинет, куда привел меня Краснин, оказался просторным и на удивление уютным, хоть и был весь завален какими-то папками, приборами, скорее всего геологического назначения, документами, образцами пород, сопутствующими канцелярскими принадлежностями. Но это не производило впечатления хаоса и нагромождения – все предметы и вещи находились на своих, если можно так сказать, логических местах, и нигде не торчали из папок в стопках неаккуратные листы бумаг, и книги стояли стройными солдатскими рядами, и на столе явно считывался строгий порядок, известный и удобный только хозяину.
Словом, кабинет настоящего ученого. На меня он произвел очень теплое, какое-то комфортное впечатление, навеяв ассоциации с детством, с загадкой и полной защищенностью. Почему-то именно так.
– Присаживайтесь, – указал мне на мягкий стул у стола Краснин, сам устраиваясь в большом уютном хозяйском кресле через стол; просмотрел небольшую стопку документов, лежавших справа от него, выдернул оттуда один лист, пробежал взглядом содержание и перевел глаза на меня.
– Итак, если я правильно понял, вы Павла Александровна Шротт, которую Министерство образования практически приказывает нам включить в состав экспедиции в качестве официального репортера-фотографа, который будет освещать ход экспедиции.
– Вы правильно поняли, – чинно согласилась я.
– Дело в том, Павла Александровна, – приступил он к явной отповеди довольно снисходительным тоном, с большим душевным удовольствием. То ли так ему Министерство образования душу намозолило, то ли я так не понравилась, но отказывать он взялся с чувством, – что вам вообще-то не ко мне, а в отделение «Высокоширотной арктической экспедиции» института. Оно, собственно, и организовывает, и отвечает за все наши экспедиции, у них имеется целый научный флот, и они проводят до десяти экспедиций в год. Думаю, что в одну из них вы имеете все шансы быть зачисленной репортером-летописцем, так сказать.
– Наверняка, – согласилась я с таким предположением и, дежурно улыбнувшись, не дала порадоваться господину Краснину столь простому и легкому решению вопроса с навязанной ему извне дамочкой. – А эту экспедицию, как я понимаю, организовываете вы и Трофимов. В таком случае вам надо просто внести меня в списки группы и все.
– Неправильно понимаете, – недовольно ответил Краснин немного напряженным тоном.
Ох, не любит этот дядечка, когда его к чему-то принуждают, факт. А что поделать, дорогой?
– Экспедиция инициирована лично президентом и правительством страны, – продолжил он приводить веские аргументы однозначного отказа, – и имеет весьма серьезные научные и государственные задачи. Отделение ВАЭ занимается организаторской работой, а Олег Александрович и я возглавили группу, потому что основная научная задача нашей экспедиции – геологические и геофизические исследования, я уже об этом говорил на конференции. И, к большому нашему спокойствию и радости, Министерство образования в этой ситуации ничего нам приказывать и требовать не может, тем более навязывать своих «блатных», уж извините, людей для их личного экзотического тура, так сказать.
– А оно и не навязывает и не устраивает мне, как вы изволили выразиться, личный тур. Министерство образования, в частности замминистра, вместе с Министерством по культуре, а также два известных журнала направляют меня на работу в качестве репортера, освещающего ход этой важной экспедиции. И просят, не приказывают, заметьте, а настоятельно просят руководство экспедиции включить меня в состав ее участников, – мне казалось, очень мило пояснила я.
– Видите ли, Павла Александровна, – возвращаясь к первому варианту интонационных модуляций, а именно к снисходительному тону, ответил Краснин, – в состав экспедиции уже включена телевизионная группа Русского географического общества, а конкретно телеканала «Моя планета», которая будет заниматься именно этой задачей. К тому же большая половина наших ученых имеет превосходную фотоаппаратуру и умеет ею прекрасно пользоваться, как в научных, так и в документально-просветительных целях. Состав группы укомплектован, и необходимости еще в одном репортере нет, – перешел к концу отповеди на сухой деловой тон Краснин.
– Павел Андреевич, – я, в свою очередь, напустила на себя снисходительную убежденность, – вам проще согласиться и зачислить меня, чем вы сильно упростите наше с вами общение и сэкономите время. Потому что я сейчас подниму своих знакомых и друзей, наведу шухер недетский, кто-нибудь из них обязательно найдет какой-нибудь выход и на правительство, если понадобится, или на того человека, кто может настоять на моем участии. И вам все равно придется меня брать, но при этом вы останетесь крайне недовольны и мной, и ситуацией в целом, а я буду раздражаться в ваш адрес. Мне видится это совершенно лишним при начинании столь интересного и важного дела. А вы как считаете?
Он откинулся на спинку кресла, порассматривал меня какое-то время с большим познавательным интересом во взоре и спокойным тоном, без игры и выпендрежа спросил:
– Вы были одной из тех, кто поднял руку, признаваясь в полном отсутствии знаний об Арктике, так почему тогда вы с таким упорством и настойчивостью пытаетесь туда попасть?
– Я стояла очень далеко, как вы могли меня рассмотреть? – удивилась я.
– У меня хорошее зрение, – мимоходом ответил он, явно недовольный сменой темы.
У него еще и зрение хорошее! Зоркий сокол ты наш! Ладно, вернемся к теме нашей «милой» беседы.
– Я обязательно объясню, покажу и даже презентую вам тот предмет, из-за которого я загорелась идеей побывать в высоких арктических широтах. Вам понравится, уверена. Сделаю это, когда мы будем плыть к первому пункту назначения, острову Вайгач, насколько я помню. Я очень многое хочу узнать об этой вашей загадочной Арктике, и мне кажется, я выбрала самый удачный вариант для ее глубокого изучения: лучших ученых страны, которые специализируются именно в этой области, собранных в одном месте и в одно время, – улыбнулась я ему мило и открыто.
По крайней мере, я старалась улыбаться именно так. А получилось ли, непонятно, ибо господин Краснин продолжил какое-то время меня разглядывать, явно что-то обдумывая у себя там в ученой голове, потом вдруг резко изменил позу, оттолкнувшись от кресельной спинки, придвинулся к столу, переложил документ, касающийся меня, в общую стопку бумаг и чуть уставшим тоном вынес «окончательный диагноз»:
– Придется вам изучать этот предмет как-то иначе. В отделении ВАЭ лежат сотни заявлений на участие в экспедициях, сотрудники нашего института в очереди стоят, чтобы попасть туда, а студенты и аспиранты проходят сложнейший конкурс, и попадают к нам только лучшие из лучших. А вы решили, что вот так просто можно приехать из Москвы, «перетерев» там с крутыми знакомыми и друзьями, которые имеют выход на заместителя министра, – и в турпоездку фотографий поснимать, потому что приспичило. Группа укомплектована, и никаких вакансий давно не существует. К тому же часть исследований секретны, и поэтому все участники имеют государственные допуски, в том числе и телевизионщики, так что изначально у вас не было никаких вариантов попасть в эту экспедицию. А посему своих друзей вы потревожите напрасно. – И строго закончил аудиенцию: – Всего доброго, Павла Александровна, более не задерживаю, – и отвернулся к открытому ноутбуку, стоявшему на столе, начав очень быстро набирать что-то на клавиатуре и с интересом разглядывать на мониторе.
– Простите, Павел Андреевич, – покаянно вздохнула я. – Но я все-таки предприму попытки и некие шаги, чтобы добиться своего. Уж извините, характер такой. А что касается секретности, то я прошла специальное собеседование и проверку, подписалась под целой кипой запрещающих бумаг и получила этот гадский допуск. Меня заранее о нем предупредили. Кстати, и все остальные необходимые документы у меня в порядке. В том числе и все медицинские справки. – И уже в порядочном раздражении я рывком достала из сумки папку с документами и положила перед собой на стол, больше себе, чем ему, подтверждая свои слова и серьезность намерений.
Краснин оторвался от созерцания чего-то сильно заинтересовавшего его на экране, снова удостоил меня задумчивым взглядом и неожиданно сказал:
– А у вас интересные работы, – и указал на монитор.
– Что вы там смотрите? – потребовала я разъяснения раздосадованным тоном и придвинулась к столу, пытаясь заглянуть в экран.
– Здесь написано, что это снимки из вашего альбома «Неизвестный Урал», – ответил он и развернул ноутбук ко мне экраном. Снова напустив на себя снисходительный тон и улыбочку, спросил: – Вы и по Уралу так же настойчиво путешествовали?
– Вообще-то да, – честно призналась я и неожиданно разулыбалась.
Так вдруг без причины изменилось мое настроение, став чуточку бесшабашным, словно я уже точно знала, что все будет хорошо, все разрешилось и остается только посмеяться с облегчением.
– Там тоже пришлось измором брать нескольких важных дядек, не пускавших меня в разные экспедиции, и доказывать, что я что-то все-таки могу.
– Красивые фотографии, сильные, – похвалил искренне он, пролистывая на компе те снимки, которые были там выложены.
Далеко не все и, с моей точки зрения, не самые лучшие, но я размещением своих работ в Сети не занимаюсь, а плачу за это специальным ребяткам, которые ведают моим сайтом и размещением фотографий и необходимых данных обо мне в других информационных проектах и рекламах.
– Тут сказано, что вы получили несколько призов за ваши работы, – развернув назад к себе ноутбук, продолжил он изучение моей странички, – и участвовали в международных выставках в Европе.
– Не я участвовала, а всего несколько моих работ, – скромно уточнила я.
– Увы! – почти радостно произнес Краснин, оторвался от экрана и повернулся ко мне. – Вы очень целеустремленная девушка, но фотографы, даже такие талантливые и симпатичные, как вы, Павла Александровна, нам в экспедиции не понадобятся.
– А кто вам понадобится? – живенько ухватилась я за его легкую оговорку.
– Уже никто, – сочувственно развел он руками. – Повторюсь в который раз, группа полностью укомплектована. Обратитесь к начальнику отдела ВАЭ, они обязательно зачислят вас в следующую экспедицию. Тем более у вас есть все сопроводительные документы.
– А все-таки какие специалисты вам нужны? – повторила я свой вопрос, сама не знаю почему.
– Я же уже объяснил, что никакие, – заметно напрягся он от моей бесцеремонной настойчивости, но снизошел до разъяснения: – Возможно, понадобится замена в младшем научном составе. Но на эту возможность в очередь стоят десятки студентов-старшекурсников и несколько аспирантов, то есть специалистов, умеющих выполнять научные лабораторные исследования.
– Так, может, я смогу выполнять научные лабораторные исследования? – весело предложила я в очередной раз свои услуги, так сказать, теперь в другом амплуа.
– Не можете, – как-то резко сник он, и заметно стало, что устал. – Для этого надо иметь специальное образование и допуски, только теперь иного рода. Образование фотографа, извините, к лабораторным исследованиям не имеет никакого отношения, даже умозрительного.
– Ну, я не всегда была фотографом, – разъяснила я предложение моей кандидатуры для временного трудоустройства. – Окончательно и полностью я поменяла профессию и стала заниматься фотографией только последние пять лет. А до этого я была биохимиком.
– Ке-ем? – совершенно обалдев, посмотрел на меня Краснин с большим недоверием.
– Биохимиком, – повторила я и даже немного оскорбилась. – Кстати, хорошим биохимиком. Я универ закончила с красным дипломом и аспирантуру, только защищаться не стала. И работала в лаборатории одной очень известной фирмы. Так что проводить лабораторные исследования я могу за милую душу и допуски имею по всем препаратам и категориям.
– Вы полны сюрпризов, госпожа Шротт, – покрутив удивленно головой из стороны в сторону, заметил Краснин.
– Да уж, – подтвердила я, как мне искренне казалось, очевидный факт и бодряком предложила: – Пал Андреич, а давайте сделаем и вашим и нашим, и споем и спляшем. Возьмите меня лаборантом, все необходимые документы я привезу. Вы получите классного лаборанта, вашему Трофимову не придется переживать, что он отказал Минобразования, тем паче там сейчас такой «веселый» министр, только шорох стоит на всю страну, а я сделаю свои снимки. А? И все довольны.
– Кроме человек двадцати, которые надеялись попасть на это место, – проворчал Краснин, открыл ящик, достал оттуда чистый лист бумаги, протянул мне через стол и огласил свое решение: – Вот что, Павла Александровна, сейчас вы напишете, когда и что закончили, и данные лаборатории той самой известной фирмы, где вы работали. И придете завтра часам к девяти утра. К тому времени я точно решу, что с вами делать. – И предупредил: – Но не советую питать больших надежд. Лучше вообще никаких надежд не питать, ни больших, ни малых. Я за то, чтобы вам отказать.
– А кто за то, чтобы не отказать? – спросила я максимально осторожненько.
– Тоже я, – усмехнулся Краснин.
Первым делом, выйдя из кабинета Краснина, я позвонила домой.