Профессор прокашлялся, отдышался и после этого заговорил почти жалобно:
– Понимаете, ребята, именно сейчас, сейчас вы строите свою жизнь. В двенадцать-четырнадцать лет. Сейчас… Потом будет поздно. Всё закладывается сейчас. Мастерство, знания… Всё! А вы так… вы так растрачиваете самое важное время… А в семнадцать будете локти кусать, ничего не умея толком, не зная, не понимая. И всю дальнейшую жизнь придется заниматься тем, что не любите, работать не для души, а лишь для денег. А это – страшно. Поймите вы это, ребята!
В половине двенадцатого вышли из школы. Нужно было ехать к Татьяне Петровне на сольфеджио. Она жила на «Добрынинской» – минут двадцать отсюда на метро и там еще немного пешком…
По дороге к станции молчали. Даша чувствовала себя разбитой, избитой какой-то. Впрочем, это почти всегда случалось после подобных речей профессора. Ей казалось, что она действительно ничего не умеет, не понимает и никогда не поймет, ничему уже не научится.
Уж точно не научится играть на этом ужасном, огромном фаготе. Каждый звук из него достается с таким трудом, такой мукой… И хотелось, прямо дергало изнутри сказать маме: «Всё, я больше не буду, не могу. Всё!» Но мама, конечно, начнет сердиться, говорить, что столько затрачено сил, времени, «денег, в конце концов». И что Даша делает успехи, и фаготистки – на вес золота. Это пианисток, скрипачек – море, а фаготисток – единицы. В любой оркестр путь открыт, в любой ансамбль. Сейчас и в джазе фагот используют…
Да и это ощущение избитости, Даша знает, пройдет, сменится уверенностью и интересом, желанием доказать, что профессор не прав: она не ленится, она старается. Но вот сейчас… Сейчас очень тяжело. Очень тяжело переживать это состояние.
– Что, может, пиццу съедим? – предложила мама, когда проходили мимо пиццерии неподалеку от метро. – Время есть еще.
– Ну давай.
– Ты вообще хочешь есть?
– Так…
Даша на самом деле не знает, хочет или нет. Хотелось оказаться в своей комнатке-лоджии, открыть ноутбук, спрятаться в лабиринте интернета…
– Вам курящий зал или… – встретила в самых дверях девушка с бейджиком.
– Конечно, некурящий! – мгновенно раздражилась, а может, испугалась резкого вопроса мама. – Вы же видите, я с ребенком!
– Извините, всяко бывает… Пожалуйста. – Девушка указала направо. – У нас здесь сегодня день рождения, но места свободные есть.
Да, в пиццерии было шумно и весело. За длинным, почти через весь зал, столом сидели взрослые, у некоторых на головах были маленькие яркие колпачки из картона… Клоуны делали из длинных шариков зверюшек, цветы, мечи, играли с детьми; одна клоунесса рисовала на детских лицах бабочек, кошечек, разные узоры…
Мама и Даша повыбирали пиццу. Сошлись на ветчинной.
– Она не острая? – уточнила мама у официантки.
– Нет-нет, эта – нет. Большую, среднюю, маленькую?
– Среднюю… Так, и пить… – Мама снова залистала меню. – Мне американо.
– А мне сок апельсиновый, – добавила Даша.
– Свежевыжатый или простой?
– Простой. – Свежевыжатый, она знала, намного дороже.
Официантка записала, забрала меню и ушла.
Молча ждали, когда принесут заказ… Дашу злила чужая веселость, дети казались все глупыми, а взрослые выглядели какими-то, как из мультиков.
Тут еще мама подбавила – заметила, видимо, что она поглядывает на праздник, и предложила:
– Иди, Даш, поиграй. Вон девочка твоего возраста… Или пусть сову на щеке нарисуют. Я заплачу, если что… Тебе же нравятся совы.
– Мама, детство кончилось.
– Да перестань! – Мамины губы дрогнули и изогнулись в жалкую улыбку. – Всего две недели как четырнадцать лет, и уже кончилось…
– Слышала же, что профессор говорил?
– Мало ли что он говорил! – И тут же спохватилась: – Но в целом он прав. Только упорным трудом чего-то можно достичь… К тому же у него и личное. Я ведь рассказывала? Нет?..
Даша пожала плечами. Мало ли что мама ей рассказывала и не рассказывала.
– Его отец был известным трубачом и был уверен, что у Андрея Викторовича нет таланта. И сказал: «Ты никогда не станешь большим музыкантом». Андрей Викторович перешел с трубы на фагот, который в сто раз сложнее, и стал самым известным. Его во всем мире знают. Видела же, сколько на него ссылок в интернете, статья какая в «Википедии»…
Принесли пиццу – еще шипящую, ароматную, – напитки.
– Приятного аппетита! – пожелала официантка.
– И счет, пожалуйста. Нам сразу бежать… Даш, что сегодня на сольфеджио?
– Триоли.
Домой вернулись в четвертом часу. Еле дотащились. Занятия, переезды, сама Москва вытянули все силы.
В прихожей скандированием встретила Настя, младшая сестра:
– Рас-си-я! Рас-си-я!
– Что, опять биатлона насмотрелась? – не особенно радостно отреагировала мама.
Папа ответил:
– Глянули повтор вчерашней гонки.
– Там Зайка победила! – уверенно стала рассказывать Настя. – Она российская…
– Ладно, зайка, дай нам отдышаться.
Настя тут же насупилась:
– Я не зайка. Я – Настя. Я буду чемпионка танцев!.. Ладно, мне надо мультики… – И убежала в свою комнату.
Иногда пятилетняя сестра кажется Даше уже взрослой, всё понимающей. Но чаще – пребывающей и как-то специально заставляющей себя пребывать в том периоде детства, когда еще можно многого не понимать, позволительно капризничать и не слушаться. И от этого Даше становится как-то завидно, и она вопреки здравому смыслу злится на сестру.
– Есть хотите? – спрашивает папа.
– Я – нет, – ответила Даша и тут же автоматически поинтересовалась: – А что есть?
– Курица по-ростикски и рис.
– О, тогда курицу буду!
«По-ростикски» папа называет куски курицы, обвалянные в муке со специями и зажаренные на сковородке в большом количестве масла. Мама эту еду считает вредной – «поэтому и такие пухлые все, кроме тебя, курильщика!» – но иногда готовить не запрещает: действительно вкусно.
Переоделись в домашнее, умыли руки, прошли на кухню.
– А вы с Настей будете? – спрашивает мама папу.
– Мы недавно… Не дождались. Я с вами чай попью.
Сначала Даша, а потом мама накладывают себе еды на тарелки. Садятся за обеденный стол. Не верится, что еще три месяца назад здесь, на кухне, был папин кабинет: письменный стол, полка с книгами, даже маленький диванчик. Ели за столиком, который каждый раз приходилось раздвигать, а чаще всего в комнате, перед телевизором… Но в начале сентября папа получил второй в своей жизни крупный гонорар, и его хватило, чтобы застеклить и утеплить лоджию. С тех пор кухня, впервые на Дашиной памяти, снова стала полноценной кухней. И всё равно на ней тесно – повсюду посуда, разные миксеры, мясорубки, пароварки, которыми очень редко пользуются. Была бы Дашина воля, она бы вообще выбросила из квартиры почти всё. Почти все вещи. Они давят, мешаются, лезут в руки.
– Что там в мире происходит? – интересуется мама.
Папа задумался.
– Да так… В Охотском море буровая платформа затонула. Буксировали, а на ней куча людей, и неизвестно, что с ними… Удальцов в реанимации…
– Ур-роды, – сочно произносит мама. – Убивают человека просто!
Вбежала Настя.
– Мам, а вы чего-нибудь купили вкусного?
– Мы не были нигде – с занятия на занятие… А, пицца осталась! Даш, достань.
Даша сдерживает фырк – «почему я, когда ей нужно?!» – поднимается, идет в прихожую, находит в маминой сумке пластиковый контейнер. Куски пиццы были сморщенные, сыр ядовито желтеет, куски ветчины ярко-красные, словно сырые. Сейчас Даша не понимает, как это вообще можно есть.
– Разогреть? – спрашивает мама Настю. – Или так будешь?
– Лучше так.
– Даш, еще тарелку ей дай…
Схватив тарелку с куском пиццы, Настя бежит к себе. Даша посылает ей вслед:
– А спасибо сказать!
– Пасиб!
Продолжается обед.
– И что там Сережа, – говорит мама, – совсем плох?
– Удальцов-то? Ну, видимо, – папа вздыхает. – Если действительно столько дней на сухой голодовке, то это – необратимые изменения организма. Легкие ссыхаются, почки, печень…
– Гады! Если он умрет, то этой власти такое устроят!
– Да ладно… Кто устроит…
– Общество!
– А, обществу плевать. Ворчат, конечно, но это сытое ворчание безобидно. Так можно всю жизнь… Ворчи-ворчи хоть четверть века…
– Нет, Роман, – голос мамы начинает дрожать. – Нет, ты не прав! Люди кипят и только ждут повода, чтобы взорваться. Посмотри комменты к моим постам…
Мама часто говорит, что она суперблогер, и считает, что активность в интернете – это реальная сила.
– Вот увидишь, люди поднимутся!.. И я, конечно, желаю Удальцову здоровья, но если с ним что-то случится, то для власти это будет концом.
Папа усмехается.
– Да, да! – продолжает горячиться мама.
– Посмотрим… Кстати, другой Сергей звонил, хочет приехать вечером. Сейчас на каком-то митинге…
– Шаргунов, что ли?.. Пусть приезжает, естественно, хоть всё обсудим…
Настя приносит ощипанную корку.
– Это невкусное.
– Ну и не ешь. Брось в ведро. И руки помой с мылом, а то жирные… Пусть приезжает, – повторяет мама, обращаясь к папе, – позвони, скажи, ждем.
– А кто приезжает? – тут же подключается к разговору Настя.
– Дядя Сережа. Твой крестный.
– А-а, крё-остный… А он привезет чего-нибудь?
– Может быть… Иди руки помой и наведи у себя порядок.
«Крестный», – хмыкает про себя Даша. Да, сначала он хотел участвовать в крещении, но в назначенный день оказался где-то в поездке. На какой-то книжной выставке – он, как и папа, писатель, – и Даше пришлось носить годовалую, но уже тяжеленную сестру по крестильне. Даше было тогда девять лет. Она стала крестной мамой Насти, а отцом записали дядю Сережу, заочно…
– Даш, поела? – вспоминает о ней мама. – Отдохни сейчас, а потом не забудь пьесы проиграть. И уроки доделай.
– Угу…
Даша встает, бурчит «спасибо», направляется к себе.
– Тарелку убери в раковину, – останавливает папа. – Масло в холодильник сунь.
Лоджия узкая, и по ней просто так не походишь. Сантиметров хотя бы на десять шире – было бы хорошо. По крайней мере, не боком двигаться… Но и так – ничего. Трудно теперь представить, как она жила в одной комнате с сестрой. Спали на двухэтажной кровати… Письменный стол и пианино на лоджию, конечно, не влезли, и часа два за ними, когда рядом шевелится еще человек, а тем более иногда пристает, находиться почти невозможно. А когда постоянно кто-то возле тебя…
Папа несколько лет на кухне писал, под мамину готовку, под шуршание пакетами, шум воды. И Настя к нему постоянно лезла, да и Даша, когда была маленькой. Хотя папа не жаловался, наоборот, говорил, что поэтому у него и получаются всем понятные рассказы и повести: «Умствовать некогда, стараюсь фиксировать только главное…»
Даша забирается на кровать, включает ноутбук. Его купили на четырнадцатилетие. Дорогой, почти тридцать тысяч, зато не тормозит почти, фильмы быстро загружаются.
Просматривает почту. Стопятьсот всяких ссылок. Чтоб всё пересмотреть, неделю сидеть надо. Явную чушню стирает, кое-что открывает… А вот письмо от Алины. Она живет в городке со смешным названием Сапожок. Это где-то в Рязанской области.
С Алиной Даша познакомилась в позапрошлом году на Кипре. Благотворительная организация «Благовест» отправляла туда многодетные семьи на отдых.
Раньше Дашина семья не считалась многодетной, так как брат Алеша был уже совершеннолетним. Но потом закон изменился, и многодетными стали считать семьи по младшему ребенку – пока он не достигнет восемнадцати лет.
И вот им выдали три путевки. Полетели Даша, Настя и мама. Десять дней провели там. Классно было. Апрель, а море уже теплое, номер большой, всё включено, еда вкусная. Экскурсии в горы, катание на осликах, детские дискотеки, бассейн… В общем, классно.
Группа была большая, и в основном дети из малообеспеченных семей, инвалиды. Некоторые вели себя как хулиганы или дебилы. Но кое с кем Даша на эти дни сдружилась. В том числе и с Алиной. Прощались в Москве, сдерживая слезы, обменялись адресами и телефонами. Но ни Даша, ни Алина ни разу друг другу не позвонили. И другие девочки и мальчики очень быстро забылись, да и сам Кипр стал чем-то вроде сна. Хорошего, приятного сна, но мало вяжущегося с действительностью… Летом папа возит их в Евпаторию, но там совсем не так, как на Кипре. Живут в съемных квартирах.
Потом Даша завела страничку «ВКонтакте», и вскоре там объявилась Алина.
Поначалу вспоминали Кипр, ребят, разные смешные случаи. Но скоро письма Алины стали всё грустнее и грустнее. «Не хочу здесь жить!.. Дыра вообще… До Рязани только два часа ехать… Хочу снова на Кипр или куда-нибудь отсюда…» Присылает фотки – облупленные дома, почти руины, парни с тупыми мордами, лужи во всю улицу…
Сегодня даже не открыла письмо. И так настроение не очень. Да и мама наверняка вот-вот дергать начнет: «Давай заниматься».
– Пап, а ты куда? – голос Насти.
– В магазин.
– А-а! А купишь мне «Киндер-сюрприз»?
Папа что-то ответил тише, но, судя по интонации, утвердительно.
Даша позвала:
– Настя.
– Чего?
– Попроси папу еще «Альпен гольд» купить. Только – «Два шоколада».
– Ага! – Настя убежала; через полминуты вернулась и радостно затарабанила по клавишам пианино.
– Сказала?
– Да! Папа купит!
Среди ссылок заинтересовала такая: «Врачи признали любовь болезнью». Стала читать:
«Отныне международный шифр этой болезни F63.9. Любовь отнесли к психическим отклонениям, к пункту «Расстройство привычек и влечений».
– Бред какой-то…
Покопалась в интернете, надеясь увидеть, что это на самом деле – бред, стёб, но обнаружила совсем другое: кучу подтверждений. Даже симптомы: «Навязчивые мысли о другом; резкие перепады настроения; завышенное чувство собственного достоинства; жалость к себе; бессонница, прерывистый сон; перепады артериального давления; головные боли; аллергические реакции; синдром навязчивой идеи».
Читая, Даша тут же обнаруживала многие признаки у себя… Да, часто думает о помощнике профессора Саше и еще о двух-трех ребятах, и настроение меняется резко, собственное достоинство наверняка завышено, себя жалко… И так далее, так далее вплоть до аллергии.
«По мнению ряда ученых, любовь можно сравнить с обсессивно-компульсивным расстройством».
Даша собралась было послать такую новость (что любовь – это болезнь) друзьям, но подумала и не стала. Не хотелось показывать, что она разделяет такое мнение… Болезнь… Может, и психическое заболевание, но, наверное, без него было бы пусто и скучно. Хотя… хотя и любовь тоже вряд ли дарит так уж много радости. С ней непросто жить день за днем.
Свое чувство к Саше она не может назвать любовью, но почти постоянные мысли о нем, волнение, когда она рядом с ним, мешают заниматься делами. Всё остальное кажется лишним, нелепым. Фагот, история, ноты, еда…
Чтоб сильно не загружаться, вернулась к себе на страничку, продолжила искать интересные письма.
В основном об актерах фильмов про Гарри Поттера (Даша до сих пор значилась среди поттероманов, хоть почти год как совершенно потеряла и к фильмам, и к книгам интерес), о «Сумерках», которые нравились ей всё больше… Обнаружилось и несколько ссылок на ролик последнего выступления группы «Pussy Riot». Даша открыла, посмотрела.
Три девчонки в разноцветных платьях и в шапочках-масках безголосо пели под жужжащую музыку на крыше возле какой-то тюрьмы. Даша разобрала лишь несколько фраз: «Веселая наука захвата площадей… Отбери у всех ментов автомат… Почувствуйте с нами запах свободы…» И – припев: «Смерть тюрьме, свободу протесту! Смерть тюрьме, свободу протесту!»
Везде политика в последние месяцы, все обсуждают скорые выборы президента, недавние выборы в Думу. Спорят, возмущаются. Повсюду какие-то митинги, акции. И интернет этим забит… Папа собирается тридцать первого числа пойти на Триумфальную площадь на митинг. А митинговать там не разрешают, задерживают, некоторых избивают… Мама то отговаривает папу – «а как мы здесь будем в новогоднюю ночь?» – то поддерживает и даже сама хочет идти.