Квартира располагалась на третьем этаже и занимала его добрую половину. Во всяком случае Рите показалось, что изначально это были разные жилплощади, потом их кто-то скупил, соединил, перепланировал и зафиксировал все «евроремонтом». А вот высоченные потолки остались родными, из далекого советского прошлого, когда строго выполнялись нормы по количеству кубических метров пространства на каждого жильца. На пороге ждала девушка в шортах, плюшевых тапочках и полупрозрачной кофточке с таким глубоким декольте, что Рите против ее воли стало стыдно перед палачом за то, что он это видит. Стыд был детский, из той далекой поры, когда она не могла вместе с родителями смотреть фильмы, в которых целуются.
– Здравствуйте.
Рита отметила, что девушка здоровалась с Николаем Александровичем, на нее же обратила внимание не больше, чем на багаж. Это уже входило в традицию. Складывалось впечатление, что для столичных жителей Рита и ее сумка являлись ценностями одного порядка. Вслед за палачом она вошла внутрь и запнулась в дверях, оглушенная размерами прихожей, если это помещение можно было так назвать.
– Филька здесь? – буднично поинтересовался Николай Александрович. – Он мне нужен.
– Да.
– Хорошо.
Бесцеремонно пихнув встретившей их девушке Ритину сумку, палач по-хозяйски распорядился:
– Ната, солнышко, возьми девочку, проводи, покажи все, что нужно. Пусть приведет себя в порядок. Я пока поговорю с Филиппком. Девочка нужна сегодня вечером.
Декольтированная Ната кивнула, качнув полуголыми грудями, и посмотрела на Риту.
– Идем.
Робея и не понимая, как реагировать на происходящее, Рита посеменила за девушкой.
Они прошли в зал. Еще минуту назад поражающая воображение прихожая рядом с ним показалась жалким предбанником. Визуально объем зала увеличивали светлые стены. Здесь все было просто, но солидно и по делу. В центре расположился подиум. Вокруг него стояли глубокие, обитые тисненой кожей диваны. Кроме того – бар, отделенный от основной площади стойкой, пара высоких стульев рядом с ним и бонсаи в нишах. По сравнению с простой роскошью этого помещения загородный особняк «хороших людей» из Новосибирска выглядел жалкой подделкой, причем подделкой провинциальной. Здесь все было иначе. Здесь была другая жизнь. А может, жизнь была только здесь, а там, дома – муляж?
«Ради этого стоило сбежать», – подумалось вдруг. Пусть даже ее тут, в этой Москве, пока в упор не видят. Это все временно. Она еще докажет, что не просто какая-то девочка из захолустья.
Декольтированная Ната, бесстыдно виляя бедрами, прошла через зал к дальней стене, где темнели еще несколько дверей. Девушка толкнула правую. Кивнула Рите:
– Проходи.
Рита послушно шмыгнула в дверь. За ней обнаружилась спальня. Огромный встроенный шкаф с зеркальными дверями, огромная кровать, трюмо и полупрозрачная дверь, ведущая в персональную ванную комнату.
– Я – Натали. – Девушка небрежно бросила Ритину сумку на кровать. – Если что, позовешь. А сейчас быстро в душ. Слышала, что Коля сказал? Поторопись.
– Коля? – удивленно вскинула бровь Рита.
– Николай Александрович, – пояснила Натали.
Рита не ответила. Лысый лилльский палач напоминал бездушного варана и, сказать по чести, навевал страх. Мысль о том, что кто-то может называть этого жуткого человека «Колей», не укладывалась в голове.
Натали вышла. Рита заглянула в ванную. Маленькую ванную комнату в спальне, которая была в разы больше, чем совмещенный санузел в маминой квартире. И эта персональная ванная сверкала дорогим кафелем и хромом. Глядя на всю эту роскошь, девушка сообразила, что не мылась несколько дней, и поспешно скинула одежду.
Несмотря на просьбу поторопиться, Рита провела в душе не меньше получаса. Долго стояла под теплыми тугими струями и наслаждалась, проводя ладонями по груди, животу, бедрам. Наконец выбралась из ванны, вытерлась огромным мохнатым полотенцем и, завернувшись в него, вернулась в спальню. Здесь ждал сюрприз. Сумки на кровати не оказалось. Рита заглянула в шкаф, но не нашла там ничего, кроме пустых полок и голых вешалок. Чувствуя себя совсем уж глупо, на всякий случай заглянула под кровать. Сумки не было.
Рита подошла к двери, позвала негромко:
– Натали?
Ответа не последовало. Положение было нелепым, отдавало глупым розыгрышем. Рита осторожно приоткрыла дверь. Высунулась в зал с подиумом, надеясь увидеть там Нату.
В зале новой знакомой не было. Зато нашлась сумка. Она валялась на кожаном диване, а рядом сидел дядька, словно бы сошедший с экрана какого-то фильма про жизнь модельеров. Чисто выбритый, с длинными ухоженными волосами, в белоснежной рубахе, застегнутой на две трети. Умеренно волосатую грудь прикрывал небрежно повязанный шейный платок. На тонком, с легкой горбинкой носу сидели узкие очки в стильной оправе. И этот дядька смотрел на Риту.
– Ой, – вырвалось у нее против воли.
– Наконец-то, – голос у манерного был неприятным. Выглядел дядька лучше, чем звучал.
– А Натали?
– Иди сюда, – манерный не просил, он требовал. Требовал так, будто Рита была его собственностью.
– Простите, я не одета.
– Позволь спросить, ты вот это собралась надевать?
Дядька запустил пятерню в Ритину сумку и выволок на свет божий ком перепутанной одежды. Среди смятых кофточек мелькнуло нижнее белье. Рита смутилась.
– Дискотека восьмидесятых? – брезгливо прокомментировал манерный. – Спрячь это, чтоб я больше никогда не видел. А еще лучше сразу выброси.
– Верните мне вещи, – едва не заикаясь, пробормотала Рита.
– Подойди, возьми, – предложил дядька.
Это было слишком. Разрываясь между злостью и растерянностью, Рита вышла из комнаты и прошла через зал к подиуму. Остановилась в шаге от наглого дядьки и требовательно протянула руку.
– Потом. Сейчас убери полотенце.
– Что? – опешила Рита.
– Слышишь плохо? Покажись лор-врачу. Потом. А сейчас убери эту махровую тряпку, которая на тебе намотана.
– Я… вы…
– Деточка, я топ-стилист. Со мной не спорят, меня не стесняются. Я как мать. Или гинеколог. Как мать-гинеколог. Меня надо слушаться. Так что вариантов два: или ты слушаешь и выполняешь все, что я говорю, или собираешь манатки и катишь обратно в свой усть-пердянск, или из какой говноперди ты там приехала? Я доступен?
– Его не надо бояться. Если просит, нужно выполнить.
Голос прозвучал бесстрастно, но подействовал, как ледяной душ. Рита повернулась к входу. Лилльский палач стоял, облокотившись о дверной косяк, и смотрел на Риту взглядом рептилии. От этого взгляда, как и от того, насколько неожиданно появился Николай Александрович, сделалось не по себе. Палач тем временем отклеился от косяка и медленно, с неспешной грацией удава, двинулся к дивану.
– Николя, ты кого приволок? – в голосе манерного дядьки появились капризные нотки. – Что за пуританские мотивы? Что за ломкое крестьянство?
– Филя, успокойся. Просто делай свою работу.
Лилльский палач подошел вплотную к дивану, встал за левым плечом манерного дядьки и облокотился на спинку. На Риту посмотрел все тем же холодным немигающим взглядом.
– Филипп здесь не для того, чтобы пялиться на голые сиськи. Поверь, он их видел столько, что у него уже не стоит.
– Все у меня стоит, – делано возмутился манерный. – Просто я в другой теме.
– Филипп придаст тебе товарный вид. Слушай и делай все, что он говорит, – пропустил мимо ушей реплику дядьки палач.
Голос Николая Александровича звучал бесцветно, но было в нем что-то такое завораживающее и пугающее, что Рита почувствовала, как теряет волю.
– Сегодня вечером ты работаешь, – добил палач.
От этих слов в груди екнуло. Рита почувствовала, как сбивается дыхание, а сердце начинает колотиться чаще.
– Мне вечером… на подиум?
– Подиум? – поднял бровь манерный Филипп.
– Нет, – отрезал Николай Александрович, – знакомство. Подиум – это мишура. Настоящая работа модели – вовсе не то, что показывают по телевизору. И сегодня вечером ты должна выглядеть круче, чем на подиуме.
– Что нужно делать?
Палач молча кивнул на манерного дядьку. Филипп так же без слов посмотрел на полотенце. Борясь со смущением, Рита распутала узел и отбросила полотенце на диван. Она старалась выглядеть естественно, но под взглядами двух чужих мужчин чувствовала себя неуютно. И не потому даже, что стояла голая перед незнакомыми людьми, а больше оттого, что этих людей ее нагота интересовала примерно так же, как нагота покойника интересует патологоанатома.
Филипп скривил губы. Рита не выдержала и прикрылась.
– Ну не зна-аю, – протянул манерный дядька, брезгливо морщась.
– Сиськи колом, задница есть, ноги стройные, – оценил лысый.
– Контур соска не ярко очерчен… – начал Филипп.
– Не придирайся, – оборвал Николай Александрович. – Он иностранец. У него скромный опыт. И пристрастия его ты тоже видел… Или ты опять не смотрел материалы?
– Смотрел, – поджал губу Филипп.
– Можно мне одеться? – вмешалась Рита, потерявшая нить разговора. К тому же она замерзла.
– В это?
Манерный снова поворошил содержимое сумки и встал с дивана.
– Деточка, мы будем делать из тебя мечту, а не доярку из Хацапетовки. Забудь про эти тряпки.
И Филипп направился к шкафу.
Рита подобрала полотенце, неуклюже обмоталась заново.
Ощущения от происходящего были странными настолько, что девушка почувствовала приближение истерики.
– Без меня справитесь, – не то спросил, не то констатировал Николай Александрович.
– Когда мне была нужна твоя помощь, Николя? – огрызнулся Филипп.
Палач не обратил на него внимания, он смотрел на Риту.
– Паспорт давай, – потребовал все с тем же ледяным спокойствием.
– Зачем? – не поняла Рита.
– Это Москва. Необходимо оформить регистрацию.
– Да, конечно, – засуетилась Рита и полезла в сумку.
Руки дрожали. То ли от холода, то ли от напряжения. А может, от неудобности ситуации. Человек ей помогает, заботится, а она ему дурацкие вопросы задает.
– А вы потом отдадите?
– Это не стройплощадка и не рынок. Для меня чужой паспорт – проблема, а лишние проблемы мне не нужны. Будет регистрация, получишь обратно.
Примечания
1
Эблескивер – датские сладкие пирожки или пончики, традиционное рождественское угощение. – Здесь и далее примеч. пер.
2
Неофициальный гимн хиппи, автор – Джон Филлипс из группы The Mamas and the Papas.
3
Jojo – по-французски и «красавчик», и «красотка».
4
Горячий шоколад (фр.).
5
Извини. Это моя жизнь (англ.).
6
Водить за нос (фр.).
7
Джон Бродес Уотсон – американский психолог, основатель бихевиоризма.
8
Макс Вертгеймер – один из основателей гештальт-психологии.
9
«От гнева норманнов избавь нас, Господи!» (лат.) В 888 году нашей эры эта строка была включена в католическую мессу в связи с непрекращающимися набегами викингов.