* * *
Президент рассвирепел. Он ввел в стране чрезвычайное положение и пустил в дело военных.
Никакой, даже очень сильный анархический энтузиазм не может противостоять организованным действиям даже не очень могучей армии.
Да, студенты, старшие гимназисты и примкнувшие к ним менее образованные сопляки попытались не допустить воинские команды на захваченные ими территории; да, кое-где выросли дурацкие баррикадки (для хороших баррикад нужна хорошая организация); да, в военных, как недавно в полицейских, полетели камни и бутылки, и даже было несколько выстрелов; но, как говорится, сила солому ломит: слезоточивый газ, резиновые палки и в нескольких случаях стрельба на поражение сделали свое дело. Бунт полностью подавили уже к вечеру третьего дня с момента начала военно-полицейской операции.
Во всех крупных университетских городках были созданы временные военные комендатуры, в более мелких университетах и колледжах – назначены военные коменданты с приданными небольшими воинскими командами для поддержания порядка, во все гимназии поставлены полицейские кураторы и постоянные полицейские наряды, помогавшие администрации восстановить дисциплину.
Несколько сотен зачинщиков, достигших возраста уголовной ответственности, отправились отбывать свои первые сроки. Несколько тысяч активных участников бузы после более или менее краткой отсидки в полицейских участках и получения той или иной дозы оплеух были отчислены из учебных заведений и со строгими внушениями переданы на поруки родителям, остальным – заочно простили прегрешения в обмен на возвращение к своим занятиям и обещания быть тише воды и ниже травы.
Девять человек погибли. Из них два военных: одному разбили череп ловко пущенным камнем, другой сорвался с пожарной лестницы, когда пытался проникнуть в забаррикадированное здание одного их колледжей – их похоронили с воинскими почестями. Четверо студентов были застрелены, двое – попали под колеса бронетранспортера и полицейской машины, наконец, одна, ни к чему не причастная домохозяйка лишилась жизни у себя на кухне от случайного рикошета. Этих тихо зарыли.
Поразительно, но Стиллер от этой дикой истории даже выиграл. Хулиганская оргия на улицах в течение нескольких месяцев и фактическая парализация системы образования в стране так надоели обывателям, что даже такое грубое, но достаточно быстрое разрешение кризиса большинство остававшегося политически пассивным населения встретило вздохом облегчения.
«Да! О, да! – говорил один обыватель другому, сидя за кружкой пива в любимом подвальчике. – Он умеет навести порядок! Он может быть жестким, когда нужно!»
Наверное, сработал «эффект козла» из известного анекдота. Помните? Один добрый, но неудовлетворенный условиями жизни господин по рекомендации другого доброго господина поселил у себя в квартире вонючего козла и, когда после нескольких дней совместного проживания (с козлом – не с господином), наконец, снова выпер мерзкое животное на улицу, почувствовал себя вполне счастливым.
Одна только «Старая газета» бубнила в своих жалких тиражах что-то о «жестокости и неадекватности действий властей» в отношении бунтующей молодежи, об «установлении военно-полицейской диктатуры» и тому подобной ерунде. Это, – несмотря на то, что взятые под защиту беспринципными писаками студенты в течение полугода до этого дважды громили редакцию и неоднократно лупили ее сотрудников.
Ну, вот уж до такой степени эти неблагодарные либералы не любили Президента!
* * *
Той весной, когда Лорри должна была закончить школу, о бурных прошлогодних месяцах уже стали забывать, хотя чувство тревоги, особенно, у родителей, конечно же, оставалось. Правда, несколько успокаивало (даже господина Варбоди успокаивало, когда дело касалось безопасности собственных детей!), что чрезвычайное положение все еще не отменено и общественный порядок гарантирован военными и полицейскими силами.
О Стиллере в доме Варбоди говорили достаточно часто и почти всегда – плохо. Варбоди, как уже было сказано, считал, и не без основания, что Стиллер совершил государственный переворот, а потому является государственным преступником. И если Варбоди метал инвективы, начиная с безличного: «этот негодяй» или «этот мерзавец», – то все в семье и каждый из друзей, собиравшихся в доме инженера, наверняка знали что речь идет о Президенте.
Личные впечатления, связанные с бегством с материка, несомненный авторитет любимого отца и мнение большинства из тех приятных и умных людей, которые бывали у них в доме, сделали для Лорри формулу: «Стиллер» = «негодяй, мерзавец» – доказанной истиной.
Только добрый, но немного недалекий дядя Ламекс придерживался особой точки зрения.
– Нет, инженер, погоди! – упрямого твердил он (они с Варбоди уже давно были на «ты»), – порядок он навел? – Навел! Патримор, – Ламекс всегда и нарочно искажал название ненавистной организации, – этот хренов он разогнал? Разогнал! Детишек этих, придурков молодых, в чувство привел? Привел!
– Да пойми же ты, чудак-человек! – взывал Варбоди, – он же, мерзавец, всю эту кашу и заварил! Патримол в том виде как он себя показал в последнее время – это его, Стиллера, детище! Он же его и использовал в своих целях, только контроль потерял!
– Нет, погоди! Партимол этот самый еще до Стиллера был. Это, аж при Тельрувзе еще!
– Да не в Патримоле, собственно, дело, дело в…
– Как это не в Патриморе? Они же Вагеру убили!
– Ламекс, дорогой, Вагера случайная жертва! Тут целое поколение может погибнуть, ведь этот негодяй…
– Как это Вагера – случайная жертва? Да в него специально стреляли, в отместку! Я, Варбоди, человек конкретный! Стиллер Патримор – разогнал? В стране порядок? Кто это гибнуть будет ни с того, ни с сего?
– !!!
* * *
Лорри сдала все экзамены и получила аттестат с отличием. На семейном совете было решено, что обе девочки – Адди и Лорри – поедут на большую землю вместе.
Плацдармом для нового завоевания материка членами семьи Варбоди, разумеется, должно было стать скромное и тихое пристанище бабушки соискательниц – мадам Моложик.
Без малого семидесятилетняя женщина, хотя и была далека от какой-либо общественной деятельности, но в домашнем быту и семейных делах отличалась энергичной активностью и практической сметкой. Она подробно информировала дочь и зятя о градусе политической ситуации в Инзо (и, по ее мнению, – в стране) на основе мониторинга, производимого ею лично при посещении рынка, магазинов и лавок, отделения банка, где она получала пенсию, почты и тому подобных опорных пунктов цивилизации, а также в ходе посиделок со старыми приятельницами, бывшими замужем за действительными или отставными (но от этого не менее авторитетными) муниципальными чиновниками и служащими, по преимуществу, средней руки.
«Дорогая дочь! – писала она в одном из посланий. – Я была на седьмом небе, когда получила от тебя фотографии моих милых внуков. Разумеется, я похвасталась перед моими подружками. Все в восторге! Темарчик – просто юный принц. Адди – ангел. А Лорри (все говорят!) – вылитая Цеда Ларне![2]
Ты спрашивала, какая сейчас обстановке в учебных заведениях. Внешне, во всяком случае, все прилично. Занятия идут. Но не все преподаватели и учителя вернулись на свои места. Тех, кто ушел (ну, должен был уйти, ты меня понимаешь) после разбора в этих комиссиях (ну, ты знаешь), их обратно не берут. Мы думали, что всех возвратят. Но вот, оказывается, говорят: «Никакого пересмотра не будет, все правильно». Представляешь?
Хотя сами комиссии уже почти не работают. Не понимаю!
Но, вообще, обстановка уже другая. Главное – молодежь утихомирилась. Девочки могут приезжать и поступать. Только предупреди их, что сейчас во всех анкетах, которые нужно подавать при поступлении на обучение в государственные университеты и колледжи появился новый вопрос: «Признавались ли Вы или Ваши ближайшие родственники лицами, противопоставившими себя родине и народу?» Это я узнала от Гирзы Мемеш (ты ее знаешь). У нее супруг работает в Департаменте народного просвещения. Скажи мужу, что то же самое требуется писать при поступлении на любую государственную службу и в компании с государственным капиталом. Пусть имеет ввиду.
А девочек проинструктируй (ну, ты знаешь как). Мне по секрету сказали, что это не очень-то просто проверить (ну, ты знаешь, что).
Очень жду моих милых внучек. Хотелось бы увидеть и обнять нашего принца. Может быть, привезете? Может быть, в отпуск? Ведь должен же у Варбоди быть отпуск?
Обязательно дай телеграмму перед приездом!
Целую тебя, милых внуков, ну и, конечно, дорогого зятя!
Твоя любящая мама»Глава 8. Материк
И вот опять Лоррии в салоне маленького двенадцатиместного самолета авиакомпании «Айсберг».
Короткий разбег против ветра и в сторону моря. Земля отскакивает вниз, а тень аэроплана стремглав бросается в сторону. Около красно-белого параллелепипеда аэровокзальчика, стремительно улетающего в пространство, кучечка мурашей, машущих лапками – провожающие. Где-то среди них папа и мама.
На кресле сзади – спокойная как всегда Адди. Она с солидностью взрослого человека снисходительно уступила младшей сестре место у самого иллюминатора, а сама довольствуется простенком. Адди недавно исполнилось восемнадцать. Она уже успела поработать младшим делопроизводителем шахтного сектора и ощущает себя вполне самостоятельной, знающей жизнь дамой, особенно после того, как родители совершенно серьезно поручили ей попечение над младшей сестрой на время пути.
Правда, эта опека скоро закончится. У сестер разные планы.
Адди собирается поступать в Инзонский промышленный колледж на лесотехнический факультет. Откуда это желание у девушки, родившейся и выросшей в степной местности, и проведшей два последних года в каменистой тундре, – непонятно. А может быть, как раз, понятно. Но как бы то ни было, она с увлечением изучает и читает все, что связано с ботаникой, с путешествиями известных естествоиспытателей в мрачных северных лесах и в дождевых джунглях, а любимым ее романом является «Пуща» Ведера Коды, в котором замечательно представлены трепетные отношения юной и очень интеллигентной девушки со зрелым (почти пожилым) ученым лесоводом, энтузиастом сохранения лесных богатств на фоне его борьбы с беспринципными капиталистическими хищниками, готовыми ради наживы извести на дрова и доски реликтовые деревья.
А вот для Лорри – Инзо только промежуточная станция. Ее честолюбие требует, чтобы она провела студенческие годы ну, если и не в столичном, то, во всяком случае, в каком-нибудь крупном и широко известном учебном заведении, желательно, в одном из промышленных и административных центров страны. В конце концов, ее выбор пал на Продниппский университет.
Сей вариант содержал сразу несколько положительных моментов. Ну, прежде всего, это действительно было весьма солидное заведение, насчитывавшее почти двести пятьдесят лет своего существования, обросшее по этому поводу многочисленными и разнообразными, иногда благородными, иногда сумасбродными традициями, и по праву гордившееся своими знаменитыми выпускниками, успешно подвизавшимися в прошлом, или прославляющих имя своей альма-матер ныне во всех мыслимых областях приложения человеческих сил.
Кроме того, Проднипп был вторым по величине городом страны, и в нем наличествовали все прелести современной цивилизации, столь притягательные для романтической и деятельной молодой натуры: шум и гам пестрой толпы, бурлящая где-то тут, совсем рядом, звездная жизнь кумиров, волшебные развлечения и зрелища, а также самая обильная пища и для ума, и для сердца в виде музеев и выставок, библиотек и театров, широчайших возможностей для заведения душевных дружб и буквально толпы потенциальных принцев (возможных спутников всей будущей жизни).
И, наконец, национальный кантон Рукр, столицей коего и был Проднипп, прилегал с юга непосредственно к национальному кантону Версен. Таким образом, и до Инзонского плацдарма семейства Варбоди было относительно недалеко, что давало определенную уверенность в получении быстрой и эффективной родственной помощи и поддержки в случае чего.
* * *
Лорри подала все необходимые для поступления документы в администрацию университета и без каких бы то ни было проблем, прошла вступительные тесты. Затем наступило томительное ожидание. У Лорри все время сосало под ложечкой при мысли о том, что будет в случае, если вскроется обман, который она допустила при заполнении анкеты поступающего, в которой, строго следуя инструкции матери, отрицательно ответила на вопрос: «Признавались ли вы или ваши ближайшие родственниками лицами…», ну, и так далее.
Однако по-настоящему серьезно этот пункт в анкетах абитуриентов, видимо, никто не проверял, а людей, носивших фамилию Варбоди, в стране было как собак нерезанных.
Так или иначе, через три недели она нашла себя в списках зачисленных и получила квитанцию на оплату обучения в первом семестре. Отец незамедлительно выслал требуемую сумму телеграфным переводом, и вот Лорри – студентка экономического факультета Продниппского университета. Да, да – экономического! Несмотря на необходимую для молодой девушки меру мечтательности и романтичности, она была по матери и бабушке все-таки версенкой, а о практичности выходцев из национального кантона Версен в стране ходили анекдоты. В общем, Лорри вняла трезвым рассуждениям своих родителей и, достаточно строго для своего возраста взвесив собственные способности, а также туманные перспективы стать выдающимся архитектором, решила приобрести скромную, но необходимую во все времена, во всех отраслях хозяйства и при всех режимах специальность.
– Даже театр, – подбадривал ее отец, – может запросто обойтись без хороших актеров, а вот без бухгалтера, хотя бы плохонького, – никогда!
* * *
Учение в университете давалось Лорри без особого напряжения. Единственный предмет, который доставлял некоторое беспокойство – Рукрская национальная культура. И дело было вовсе не в непостижимой сложности или в удручающей скуке этой дисциплины (мало того, само по себе это было довольно интересно), а в том, что курс вел профессор с явным заскоком на почве непревзойденности всего Рукрского. По этой причине он круглый год появлялся в аудиториях в наброшенной поверх пиджака короткой синего цвета накидке, бывшей главным атрибутом местного национального костюма, которую нормальные рукрцы надевали только один раз в году, в День Народа, а также требовал со студентов, приехавших в Проднипп из других национальных и административных кантонов, сдавать зачеты и экзамены по своему обязательному в университете курсу на рукрском диалекте.
– Как?! Ну, скажите мне, – как можно говорить о великой рукрской культуре, а тем более – о литературе на каком-либо другом языке, кроме правильного рукрского?! – патетически восклицал он.
Он действительно был большим специалистом, энтузиастом и знатоком в своей области, но его чудачества приводили к тому, что ни один студент из числа приезжих не мог получить по его предмету отличную оценку. Бог бы с ней, с отличной оценкой как таковой, но ее отсутствие могло лишить, например, права на получение Президентской стипендии и возможности освободиться от платы за обучение по результатам сдачи курсовых экзаменов. Справедливости ради нужно сказать, что природных рукрцев, по тем или иным причинам не владевших диалектом, он просто третировал.