Секунду она смотрела на нее.
– Да ладно уж, – сказала она, – проехали. Бывают такие дни.
– Мне очень жаль, – повторила девица.
– Вы тут ничего поделать не можете, так что забудьте.
Но недотепа так и осталась стоять столбом. Софи первый раз вгляделась в нее по-настоящему. Не такая уж уродина, но грустная. Лет тридцати, вытянутое лицо, тонкие черты, живые глаза.
– Чем я могу помочь?
– Вернуть мне мой чемодан! Вот это было бы неплохо – вернуть мне чемодан. – Софи встала и взяла девушку за руку. – У меня нервы на взводе. Не обращайте внимания. А теперь мне пора ехать.
– Там были ценные вещи?
Софи обернулась.
– Я хочу сказать… В чемодане были ценные вещи?
– Достаточно ценные, чтобы хотелось их вернуть.
– Что вы будете делать?
Хороший вопрос. Любой другой ответил бы: вернусь домой. Но Софи выжата до дна, ей нечего сказать и некуда ехать.
– Угостить вас кофе?
Девушка смотрела со странной настойчивостью. Это уже не предложение, скорее мольба. Сама не понимая почему, Софи просто ответила:
– Ну, терять мне особо нечего…
Ресторанчик прямо напротив вокзала.
Наверное, из-за солнца девушка сразу направилась к террасе, но Софи потянула ее в глубь зала, вскользь заметив: «Не люблю выставляться». Девушка вернула ей улыбку.
Они не знали, о чем говорить, и просто ждали, пока принесут кофе.
– Вы приехали или уезжаете?
– А? Я приехала. Из Лилля.
– На Лионский вокзал?
Плохое начало. Софи вдруг охватило желание бросить девицу здесь вместе с ее запоздалым раскаянием и видом побитой собаки.
– Я сделала пересадку… – Пришлось импровизировать. И она продолжила: – А вы?
– Нет, я никуда не еду. – Девица замялась и решила сменить тему: – Я живу здесь. Я Вероника.
– Я тоже, – отозвалась Софи.
– Вас тоже зовут Вероникой?
Софи поняла, что все куда сложнее, чем ей представлялось: она не успела подготовиться к такого рода вопросам, придется выдумывать на ходу. Что требует определенного настроя.
Она неопределенно махнула рукой в знак согласия, что могло относиться к чему угодно.
– Забавно, – сказала девушка.
– Бывает…
Софи прикурила сигарету, протянула пачку. Та не без изящества зажгла свою. Поразительно, насколько эта девица, замотанная в серый балахон, выглядела совсем по-другому, если приглядеться к ней поближе.
– Чем вы занимаетесь? – спросила Софи. – По жизни…
– Я переводчица. А вы?
За несколько минут разговора Софи придумала себе новую жизнь. Вначале было немного страшно, но в конце концов стало чем-то вроде игры, надо было только постоянно помнить о правилах. У нее вдруг появился необъятный выбор. И, однако, она поступила как те, кто, выиграв в лотерею, получают возможность начать совершенно иную жизнь, но покупают такой же домик, как у всех. Итак, теперь она Вероника, учительница рисования в лилльском лицее, незамужняя, приехала на несколько дней повидать родителей, которые живут в парижском предместье.
– А что, в Лилльской академии искусств каникулы? – спросила Вероника.
В этом вся проблема: слово за слово, и можно зайти слишком далеко.
– Я взяла отпуск. Мой отец болен. Ну… – она улыбнулась, – между нами говоря, не то чтобы действительно болен: просто мне захотелось на несколько дней в Париж. Наверное, мне должно быть стыдно…
– А где они живут? Я могла бы вас подвезти, я на машине.
– Не надо, я разберусь, правда не надо, спасибо…
– Мне это совсем не трудно.
– Очень мило с вашей стороны, но это совершенно лишнее.
Она произнесла это непререкаемым тоном, и между ними снова повисло молчание.
– Они ждут вас? Может, вам надо им позвонить?
– О нет!
Слово вылетело слишком быстро: спокойно, держи себя в руках, не торопись, Софи, ты несешь черт-те что…
– На самом деле я должна была приехать только завтра утром…
– А, – сказала Вероника, гася сигарету. – Вы уже ели?
Вот это волновало ее в последнюю очередь.
– Нет.
Быстрый взгляд на настенные часы: 13:40.
– Тогда, может быть, я приглашу вас на обед? В качестве извинения… за чемодан… Я живу совсем рядом… Ничего особенного предложить не могу, но в холодильнике что-нибудь съестное найдется.
Вспомни, Софи: не делать ничего, как раньше. Идти туда, где никто не ждет.
– Почему бы и нет, – ответила она.
Они улыбнулись друг другу. Вероника расплатилась за кофе. На выходе Софи купила две пачки сигарет и пошла вслед за ней.
Бульвар Дидро. Респектабельный дом. Они шли рядышком, обмениваясь обычными банальностями. Едва добравшись до дома Вероники, Софи пожалела, что не отказалась. Нужно было просто уйти. В данный момент ей бы следовало удаляться от Парижа в любом, самом маловероятном направлении. Она согласилась от слабости и усталости. Машинально она идет следом за Вероникой, они зашли в вестибюль здания, и Софи, как случайная посетительница, позволяет хозяйке вести себя. Лифт. Вероника нажала на кнопку пятого этажа, кабина затрещала, заскрипела, закачалась, но все-таки поползла вверх и резко остановилась, встряхнув их напоследок. Вероника улыбнулась.
– Здесь не слишком уютно… – извинилась она, открывая сумочку в поисках ключей.
Не слишком уютно, но прямо с порога так и веет деньгами и прочным положением в обществе. Квартира большая, по-настоящему большая. Гостиная – сдвоенная комната с двумя окнами. Справа салон с рыжеватыми кожаными креслами, слева рояль, в глубине книжные полки…
– Входите, прошу вас…
Софи вошла как в музей. И сразу обстановка напомнила ей в уменьшенном размере квартиру на улице Мольера, где в этот самый момент…
Машинально она оглянулась, ища часы, и обнаружила их – маленькие позолоченные часы на полке углового камина, стрелки показывали 13:50.
Едва зайдя в дом, Вероника устремилась на кухню, неожиданно оживившись до торопливости. Софи слышала ее голос и рассеянно отвечала, оглядываясь вокруг. Взгляд снова задержался на каминных часах. Минутная стрелка застыла. Она глубоко задышала. Следи за своими словами, вовремя бормочи «Да, разумеется…» и постарайся собраться с мыслями. Она словно просыпалась после бурной ночи в незнакомом месте. Вероника суетилась, что-то быстро говорила, открывала шкафчики, включила микроволновку, хлопала дверцей холодильника, накрывала на стол. Софи спросила:
– Может, помочь вам?..
– Нет-нет, – отказалась Вероника.
Идеальная хозяюшка. За несколько минут на столе появились салат, вино, почти свежий хлеб («вчерашний…», «ничего, все отлично…»), который она принялась нарезать специальным ножом.
– Значит, вы переводчица…
Софи попыталась найти тему для беседы. Но это уже не имело значения. Оказавшись у себя дома, Вероника разговорилась:
– С английского и русского. Моя мать русская, так что мне легче!
– А что вы переводите? Романы?
– Очень бы хотелось, но больше приходится работать с техническими материалами: письма, брошюры и все такое.
Разговор шел своим извилистым путем; говорили о работе, семье. Софи придумывала себе знакомых, коллег, родных, прекрасную новую жизнь, стараясь держаться как можно дальше от действительности.
– А ваши родители где живут? – спросила Вероника.
– В Шийи-Мазарене.
Название вылетело само собой, она и не знала, откуда оно взялось.
– А чем они занимаются?
– Пенсионеры.
Вероника открыла вино и подала овощное фрикасе со шпигом.
– Должна предупредить, это из замороженного полуфабриката…
Софи неожиданно обнаружила, что проголодалась. Она все ела и ела. От вина по телу разливалась приятная расслабленность. К счастью, Вероника оказалась достаточно болтлива. Она касалась только общих мест, но обладала даром вести разговор, сочетая рассуждения о пустяках и всякие истории. Не прекращая есть, Софи выхватывала обрывки информации о ее родителях, учебе, младшем брате, поездке в Шотландию… В конце концов поток иссяк.
– Замужем? – спросила Вероника, кивнув на руку Софи.
Заминка.
– Уже нет.
– Но кольцо все-таки не сняли?
Не забыть бы снять. Софи пустилась в очередную импровизацию:
– Привычка, наверное. А вы?
– Хотела б я иметь такую привычку.
Она ответила со смущенной улыбкой, которая взывала к женской солидарности. При других обстоятельствах – возможно, сказала себе Софи. Но не сейчас…
– Ну и?..
– Может, в другой раз, я так думаю.
Она принесла сыр. Не похоже на человека, который не знает, что у него в холодильнике…
– Значит, вы живете одна?
Вероника замялась:
– Да… – Она склонила голову над тарелкой, потом подняла ее и с легким вызовом посмотрела Софи в глаза. – С этого понедельника… Совсем недавно.
– А…
Уж если Софи и была в чем-то уверена, так это в том, что знать ничего не желает. И тем более влезать в чьи-то дела. Вот доест обед и уйдет. Ей нехорошо. Ей хочется уйти.
– Бывает, – неловко заметила она.
– Да, – кивнула Вероника.
Они поболтали еще немного, но в разговоре что-то разладилось. Между ними витала неурядица в личной жизни.
И тут зазвонил телефон.
Вероника повернула голову к коридору, как будто ждала, что звонивший войдет в комнату. Вздохнула. Один звонок, второй. Она извинилась, встала, направилась в коридор. Сняла трубку.
Софи допила бокал, налила еще вина, посмотрела в окно. Вероника прикрыла дверь, но ее приглушенный голос долетал до гостиной. Неловкая ситуация. Если бы та не стояла в коридоре, Софи взяла бы свою куртку и просто ушла, прямо сейчас, ничего не сказав, как воровка. Она различила несколько слов, машинально попыталась уловить суть разговора.
Голос Вероники был серьезен и тверд.
Софи встала, отошла на несколько шагов от двери, но это ничего не меняло, теперь уже глухой голос Вероники был различим, как если бы она разговаривала здесь, в гостиной. Это были ужасные слова банального разрыва. Жизнь девушки ее не интересовала («Все кончено, говорю тебе, все кончено»), Софи плевать на ее незадавшиеся любовные истории, она подошла к окну («Мы говорили об этом сотни раз, не надо начинать все сначала!»). Слева небольшой секретер. И тут у нее родилась мысль. Она прислушалась, чтобы понять, как развивается разговор. В данный момент они на стадии: «Оставь меня в покое, сколько тебя просить!» – следовательно, еще немного времени есть; она тихонько открыла центральную панель секретера и увидела в глубине два ряда ящичков. «Все эти разговоры на меня не действуют, уверяю тебя…» Во втором из них обнаружились банкноты по двести евро, не очень много. Она насчитала четыре. Продолжая шарить дальше, запихнула их в карман. Ее рука («И ты думаешь, что я растаю?») натолкнулась на твердую обложку паспорта. Она открыла его, но решила отложить подробное изучение на потом. Убрала в карман и его. Следующей ей попалась начатая чековая книжка. Времени осталось, только чтобы добраться до дивана и переложить все во внутренний карман куртки, и вот мы уже на стадии «Жалкий тип!». Потом слышится «Неудачник!», и наконец «Ничтожество!».
Трубка с грохотом вешается. Пауза. Вероника все еще в коридоре. Софи постаралась принять соответствующее выражение лица; рука покоится на куртке.
Наконец Вероника вернулась. Неловко извинилась, попытавшись улыбнуться:
– Мне очень жаль, вам, наверное… Мне очень жаль…
– Ничего страшного… – откликнулась Софи. – Мне, наверное, пора.
– Нет-нет, – возразила Вероника. – Сейчас приготовлю кофе.
– Я лучше пойду…
– Но это же минутное дело, уверяю вас! – Вероника утерла глаза тыльной стороной ладони, опять попыталась улыбнуться. – Так глупо…
Софи дала себе еще четверть часа, потом она уйдет, что бы та ни придумывала.
Из кухни Вероника завела:
– Он мне уже три дня названивает. Я все перепробовала, телефон отключала, но с моей работой это не всегда возможно, а если просто не подходить, звонки так на нервы действуют. Поэтому я иногда выхожу выпить кофе… Рано или поздно ему надоест, но он странный тип. Из тех, кто как вцепится…
Она поставила чашки на низкий столик в гостиной.
Софи поняла, что переборщила с вином. Вокруг нее все вдруг медленно закружилось, просторная квартира, Вероника – все слилось, потом выплыло лицо Лео, часы на каминной полке, бутылка из-под вина на столе, детская комната, какой она ее застала, когда вошла, с комом простыней на кровати, хлопающие дверцы шкафа и тишина, когда она испугалась. Предметы пляшут перед глазами, всплывает паспорт, который она прячет в карман куртки. Ее затопила волна, все постепенно тускнело, растворяясь в черноте. Откуда-то издалека донесся голос Вероники, он повторял: «Вам нехорошо?» – но звук долетал из глубины колодца, отдаваясь эхом, Софи почувствовала, как ее тело обмякло, расплылось, и внезапно все потухло.
Еще одна сцена, которая навсегда врезалась в память. И сегодня она могла бы нарисовать каждый предмет обстановки, каждую деталь, вплоть до узоров на обоях в гостиной.
Она лежит, вытянувшись на диване, одна нога свисает, касаясь пола, ладонью она трет глаза, пытаясь обрести хоть тень сознания, приоткрывает их на секунду и чувствует, как что-то в ней сопротивляется, не желая просыпаться, стремясь укрыться там, во сне, вне мира. С сегодняшнего утра она так вымоталась, столько всего произошло… Наконец она приподнимается на локте, поворачивается и медленно открывает глаза.
Прямо у ножки стола в луже крови распростерто тело Вероники.
Первым ее движением было выпустить кухонный нож, который она сжимает в руке, и тот с мрачным стуком падает на паркет.
Как во сне. Она встала, споткнулась. Машинально попыталась вытереть правую руку о брюки, но кровь уже засохла. Нога поскользнулась в луже, которая медленно растекалась по паркету, и она в последний момент вцепилась в угол стола. Секунду постояла, покачиваясь. На самом деле она пьяна. Не отдавая себе отчета в том, что делает, схватила куртку и потащила ее за собой, как поводок. Как шнур лампы. Опираясь о стены, дошла до коридора. Там ее сумка. Слезы опять залили глаза, она шмыгнула носом. И плюхнулась на пол. Закрыла лицо руками, на которых болталась куртка. Странное ощущение на лице, и она подняла голову. Куртка валялась в крови, а она вытерла ею щеки… Не забудь вымыть лицо, прежде чем выйдешь на улицу, Софи. Вставай.
Но силы в ней иссякли. Все, с нее хватит. На этот раз она легла ничком на пол, прижимаясь головой к входной двери, готовая погрузиться в сон, готовая на что угодно, лишь бы не принимать эту действительность. Закрыла глаза. И вдруг будто невидимые руки взяли ее за плечи и подняли… До сего дня она не может объяснить, что же произошло, но внезапно оказалось, что она сидит. А потом – стоит. Пошатывается, но стоит. Она почувствовала, как в ней поднялась дикая решимость, нечто почти животное. Направилась в гостиную. С этого места ей были видны только ноги Вероники, наполовину скрытые столом. Она подошла ближе. Тело лежало на боку, лица за плечом не разглядеть. Софи подошла еще ближе, склонилась: вся блузка почернела от крови. В середине живота, там, куда вошел нож, открытая рана. В квартире тихо. Она дошла до спальни. Это усилие стоило ей всей энергии, которая еще оставалась, и она присела на край кровати. Одна из стен была полностью закрыта шкафами. Упираясь руками в колени, Софи с трудом поднялась и открыла первый попавшийся. Содержимого хватило бы, чтобы одеть целый сиротский приют. Все вещи приблизительно одного размера. Софи открыла другую дверцу, потом третью, наконец нашла чемодан, который и бросила распахнутым на кровать. Она брала платья, потому что не было времени выбирать, что подойдет к юбкам. Взяла три пары поношенных джинсов. Движение вернуло ее к жизни. Даже не раздумывая, она выбирала то, что ей было менее всего привычно. За следующей дверцей она обнаружила ящики с нижним бельем. Бросила пригоршню в чемодан. Что до обуви, она с первого взгляда увидела, что тут представлен полный выбор от самой унылой до самой уродливой. Взяла две пары туфель и пару кроссовок. Потом села на чемодан, чтобы закрыть его, дотащила до входной двери и поставила рядом со своей сумкой. В ванной она вымыла щеки, не глядя на свое отражение. В зеркале заметила правый манжет своей куртки, почерневший от крови, и тут же сдернула ее с себя, словно та была в огне. Вернувшись в спальню, снова открыла шкаф, постояла четыре секунды, прежде чем выбрать куртку, остановилась на однотонной синей. Задержалась, только чтобы переложить все, что было в карманах, и вот уже замерла у входной двери, прижавшись ухом к створке.