Обратная дорога оказалась труднее. Собаки тащили тяжелые нарты, выбиваясь из сил, мордой к морде. Саулис подталкивал нарты сзади. У крыльца собаки легли на снег, высунув языки и тяжело дыша. Эти два километра вконец вымотали Егорова. Он чувствовал, что на двадцать километров до Имангды его не хватит, и охотно согласился с предложением гидролога отложить возвращение в посёлок на завтра.
Вышли около полудня. Только часам к четырём впереди показались мёртвые дома Имангды. Егоров оглянулся. Их след, проторённый в глубоком рыхлом снегу, уходил далеко назад, терялся в распадках. Он был длинный, как жизнь.
Саулис свернул к избе гидрологов, а Егоров подъехал к своему дому. У крыльца сходились две лыжни, в сугробе торчали два коловорота, которыми бурили лёд на озерах. Значит, две группы уже вернулись из маршрутов, а третьей ещё не было. В доме было тепло, в буржуйке потрескивали дрова. В передней комнате начальник отряда Щукин колдовал у самодельного лабораторного стенда: переливал из пластмассовых фляжек в бутылки пробы воды из разных озер, наклеивал на бутылки этикетки, немного воды отливал в пробирки для анализа. Леонтьев пил чай и мучал «Спидолу», безуспешно пытаясь отстроить от глушилок «Голос Америки». Студентка на другом конце стола что-то писала, из комнаты Мартыныча доносился треск рации.
При появлении Егорова все оторвались от своих занятий. Он понял, что они кого-то ждали, но не его. Лишь Щукин заметил:
– Долго вас не было, мы уже начали беспокоиться.
– Мело, – объяснил Егоров. – А потом Саулис не отпустил одного.
– И правильно сделал, – одобрил Щукин.
Егоров не сразу понял, почему комната показалось ему необычной. В ней было светло, сквозь чистые стекла било закатное солнце.
– Помыли окно? – удивился он. – Это кто же такой хозяйственный?
– Ольга, – ответил Щукин. – Мы не догадались.
– Вот что значит женщина в доме!..
Егоров допивал вторую кружку чая, когда треск рации прекратился, вошел Мартыныч с листком радиограммы в руке. В ней было:
ИМАНГДА, ГИДРОГЕОХИМИЧЕСКИЙ ОТРЯД ХАЗАНОВУ. АРХИВЫ ПРОВЕРЕНЫ САМЫМ ТЩАТЕЛЬНЫМ ОБРАЗОМ. В УКАЗАННОМ ВАМИ КВАДРАТЕ НИКАКИЕ БУРОВЫЕ РАБОТЫ ПОДРАЗДЕЛЕНИЯМИ НАШЕЙ ЭКСПЕДИЦИИ НИКОГДА НЕ ВЕЛИСЬ. ВОЗМОЖНО, ОБНАРУЖЕННАЯ ВАМИ СКВАЖИНА БЫЛА ПРОБУРЕНА УГЛЕРАЗВЕДКОЙ ГЛАВСЕВМОРПУТИ В НАЧАЛЕ СОРОКОВЫХ ГОДОВ. ВАШИ ЗАПРОСЫ СВИДЕТЕЛЬСТВУЮТ О НЕДОСТАТОЧНОМ ЗНАКОМСТВЕ С АРХИВНЫМИ МАТЕРИАЛАМИ. ОБРАЩАЕМ ВАШЕ ВНИМАНИЕ НА НЕОБХОДИМОСТЬ БОЛЕЕ ТЩАТЕЛЬНОЙ ПОДГОТОВКИ К ПОЛЕВОМУ СЕЗОНУ. ЭКСПЕДИЦИЯ-ФОНДЫ.
IX
– Как заметно прибавляются дни! Восемь вечера, а ещё светло. В Ленинграде тоже скоро белые ночи… Андрей Павлович, можно вас на секунду отвлечь от пробирок? Я правильно сформулировала тему? «К вопросу о применении гидрогеохимического метода для поиска полиметаллов в условиях вечномерзлых грунтов. Отработка поисковых критериев».
– Напишите просто: «Применение метода». Для диплома достаточно. Когда будете готовить диссертацию, тогда и поставите «К вопросу». Или даже «Некоторые аспекты»… Интересно, догадается Игорь взять на той скважине пробу воды?
– Можете не сомневаться. Вас тоже заинтересовала та буровая?
– Да. Постольку поскольку любые новые данные могут быть полезны в нашей работе.
– А поскольку они могут быть полезны?
– При определенных условиях они дадут нам возможность проверить эффективность нашего метода…
– …поиска полиметаллов в условиях вечномёрзлых грунтов. Интересно с вами разговаривать! Что это за определенные условия?
– Кроме пробы воды, нужно иметь и данные этой скважины по руде. Иначе с чем же сравнивать?
– Спасибо за консультацию… Идут! Слышите голоса? Леонтьев, выключите «Спидолу»!.. Нет, показалось… Так, географическое положение и геологические особенности региона – это у меня есть. Перспективы… Ладно, хватит на сегодня… Что нового в эфире, Мартыныч?
– Обстановка на Ближнем Востоке опять обостряется.
– Какой ужас! А если кризис?
– Типун тебе на язык! Вот дурочка малохольная, ещё и смеётся!
– Не сердитесь, Мартыныч. Это я плачу, а не смеюсь. Просто у меня перепутаны все реакции. А вас, Андрей Павлович, обстановка на Ближнем Востоке, похоже, не очень волнует?
– Не настолько, чтобы плакать. Или смеяться.
– Значит, вы верите в здравый смысл человечества? Или как правильнее сказать – в коллективный разум?
– Разумеется. А вы – нет?
– Рада бы. Но мало для этого оснований… Чему вы усмехаетесь?
– Вы давно знакомы с Хазановым?
– Я с ним пять лет. Когда я поступила, он был уже на третьем курсе. А он со мной год, нас познакомили прошлой весной. Он прилетел в отпуск, зашёл к нам на кафедру. Какое отношение он имеет к нашему разговору?
– Вам не хватает его безапелляционности. У него такие тексты получаются убедительней.
– Значит, я говорю с чужих слов? Очень мило. Но я и сама так думаю!
– Как же вы живёте?
– Что вы имеете в виду?
– Но если бы я не верил в здравый смысл человечества, мне только и оставалось бы думать о войне. О третьей мировой, как это вытекает из расстановки сил. Не знаю, какие нервы нужно иметь, чтобы при этом человека хватало и на дела обычные. Тогда уж нужно пойти и застрелиться. Или водку пить. Извините, Ольга, но я не очень доверяю тем, кто говорит так, как вы. Особенно когда в перерывах между этими разговорами строят кооперативные квартиры, заводят детей. Или заканчивают университет.
– Схлопотала, девка? Вот так тебе, балаболка, и надо! В другой раз подумаешь раньше чем языком трепать!.. Эй, ты куда?
– Пойду и застрелюсь, что мне ещё остаётся?.. Опять вы, Мартыныч, куда-то ракетницу засунули!
– Разуй глаза, всё на месте. И вешай туда же, чтоб всегда под рукой была. А заряды бери которые с зеленой маркировкой… Ну, пошла пулять!
– Обиделась.
– Да нет, просто беспокоится за своим парнем… Ишь, переводит ракеты почём зря. Весна, никаких тебе пург. Вот зимой здесь бывало!.. Ну, ответили? Дверь закрывай плотней, а то дует.
– Чем бы? Он никогда не берёт ракетницу, лишняя тяжесть.
– Геолог! Тушёнки им, так и быть, заделаю с макаронами. Умаются, маршрут большой.
– Странный какой свет у этих ракет. Зеленый, безжизненный. И дома стоят – зловещие, мёртвые. Красных не осталось, Мартыныч?
– Штук десять всего. Пусть полежат на крайний случай, вдруг тревога какая… Ты бы, чем задницу у печки греть, помогла бы начальнику.
– Андрей Павлович, почему вы на меня так… посматриваете?
– Как?.. Нет, те бутылки не трогайте. Складывайте в ящики только опробованные, с этикетками.
– Не знаю. С сочувствием?
– Иногда вы напоминаете мне жену.
– Она бросила вас? Нет? Вы её? Господи, какая же я дура! Она же присылала вам радиограмму, что заканчивает какие-то дела и скоро приедет… Мартыныч!.. Алло, Мартыныч, где вы там? Приём!
– Чего тебе?
– Что вы сказали про волдырь на языке?
– Типун?
– Да. «Типун тебе на язык, малохольная идиотка!» Андрей Павлович, вы это хотели сказать?
– А вы не хотите узнать, чем иногда вы напоминаете мне жену?
– Стремлением казаться умней, чем есть?
– Когда её что-то тревожит… очень тревожит… она становится такой же балаболкой.
– Она красивая?
– Не знаю.
– Как это не знаете? Это же так просто. Она похожа на Софи Лорен?
– Нет. Она похожа на себя… Что там за шум?
– Наши?.. Так и есть. Явление Хазанова народу! Привет! Почему так поздно? Зачем ты притащил этот ящик?
– Не всё сразу, дай отдышаться. Мартыныч, связь была? Есть что-нибудь для меня?
– На столе радиограмма. А где малый?
– Пристрелил я его, надоел своим бухтеньем… Плетётся… Так… «Никакие работы… никогда не велись». Мыши, значит, эту скважину прогрызли… «Углеразведкой Главсевморпути в начале сороковых годов…» Гениально. А их архивы погибли во время войны. Учись, студентка! А ты говорила – подождать, что ответят!.. «Обращаем ваше внимание…» Вот наглецы, ещё и выговор мне вкатили! Ничего, я им это припомню!.. Что у нас на ужин? Макароны с тушёнкой? Блеск! Мартыныч, выходите за меня замуж!
– Свеж, победителен. Можно подумать, что явился не из маршрута, а после увеселительной прогулки.
– Почему я должен быть хмурым? Солнце, весна!.. А ты уже принялась за отчёт? Умница, всё нужно делать заблаговременно.
– Перспективы Имангды – что здесь писать?
– Всё объясню, только не торопись… А вот и Задонский! Живуч!.. Разрешите представить вам великого рационализатора! Знаете, что он сегодня мне предложил? «А на хрена, – говорит, – Игорь Константинович, будем мы кругаля по всем озерам давать? Наберем фляжки в одном, а сами поохотимся, пока куропатки в сопки не ушли». Знаешь. Задонский, какое правило есть в геологии? Если увидишь змею и рационализатора, сначала убей змею.
– А рационализатора?
– Андрей, объясните своему подчинённому, как поступают с рационализатором.
– Объясню. Досадно, что я не догадался сделать этого раньше.
– А чего? Вода и вода, озера-то рядом. Если бы озеро и море – другое дело. А так только попусту ноги бьём.
– Андрей, у меня к вам просьба. Сделайте анализ, прямо сейчас. Это из озера возле той скважины. Поточней, насколько позволит ваша методика. Задонский, достань пробу, она в желтой фляжке.
– Дайте хоть покурить! Только и слышишь – быстрей-быстрей! Ему хорошо, не курит. Посидел и побежал себе. А во мне весу, считай, на полтора пуда больше. Ввязался я в эту геологию, чаю спокойно попить не дадут! Тоже мне геология, гитары даже нету! У нас в колхозе и то веселей было.
– Побухти ещё! Сделай что сказано, а потом кури и слушай лекцию о сущности гидрогеохимического метода. А я пока, с вашего позволения, переоденусь…
– Во – и пошёл! И так всегда, всё шуточки… Вот так номер! А где же…
– Что там у вас, Задонский? Желтую флягу не можете найти?
– Флягу-то я нашёл, только… А, чего там! Держите пробирку, Андрей Палыч.
– Вам не помешает, пока вы ужинаете, если я расскажу, чем мы здесь занимаемся?
– Валяйте.
– Наш метод основан на том, что все металлы обладают способностью растворяться в воде. Ржавую воду пили?
– Что я – дурак?
– Я говорю о воде, а не о вашем отношении к ней. Она потому и ржавая, что в ней растворено железо. То же с другими металлами – никель, медь, кобальт, даже золото. Странные реакции у этой пробы!.. А теперь представьте, что мы взяли воду из двух соседних озер и выяснили, что в одной из проб содержание микроэлементов никеля в несколько раз выше, чем в другой. Что это будет означать?
– Что там никель?
– Верно. Есть вероятность, что питательные источники этого озера где-то соприкасаются с породами, содержащими никель. Теперь вы понимаете, почему нужно брать пробы из каждого озера?.. Очень странно!..
– Ну что, Андрей, закончили?
– Потерпите, Игорь, сейчас я повторю анализ. Совершенно нестандартные реакции у этой пробы.
– Андрей Палыч, и всё это вы сами придумали?
– Нет, принцип известен давно. Просто я пытаюсь приложить его к конкретной задаче… Что вас, Игорь, развеселило?
– Мне казалось, что в современной химии есть более совершенные методы анализа, чем пробовать препарат на язык.
– Иногда и это помогает… Да, так я и думал. Уважаемый Игорь Константинович, примите мои поздравления. Если анализ меня не обманывает, вы открыли месторождение воистину уникальное…
– Так, минутку! Ольга, на чём ты застряла в своём отчёте? Перспективы Имангды? Пиши: «Таким образом, в свете полученных данных…» Цифра поставишь потом. «Перспективные оценки Имангдинского месторождения нуждаются в коренном пересмотре…» Гордись, Задонский! Рудник здесь будет, обогатительная фабрика, посёлок. Не такой, как сейчас. Настоящий!
– Во даёт! Андрей Палыч, с чего это он так завёлся?
– Давайте послушаем. Такой разговор рано или поздно должен быть состояться. Как я понимаю, Игорь, вы исходите из того, что та дальняя скважина пробурена партией Шубина?
– Посмотрите на этот ящик. Углеразведка Главсеморпути – очень остроумно. И даже убедительно. Для тех, кто не знает, что они от побережья не уходили. Видите надпись? «Спецпартия Шубина». Мартыныч, вам знакомы такие ящики?
– Как же, видал. В таких ящиках нам присылали запчасти, их полно возле каждой буровой.
– Но этот я принёс оттуда. Ещё вопросы?
– Если всё это так, где же техническая документация скважины?
– Я ждал этого вопроса. Чтобы ответить, нужен небольшой психологический экскурс. Представьте, Андрей, что вы Шубин. Металлурги требуют руду, быстрей, как можно быстрей. Комбинат задыхается на старом сырье, себестоимость бешеная, дешевле покупать никель за границей. И ваша скважина, ключевая, решающая, подсекает рудную жилу. Вы ликуете. Вот та удача, которая столько лет от вас ускользала!.. Мартыныч, какое настроение было у Шубина, когда он здесь работал? Ждал небось жилу?
– Было – ждал. И обнадеживал – есть руда.
– Вот видите! И тут Талнах. Какая-то сиротская партия, на которую никто серьезно не рассчитывал, вдруг натыкается на рудное тело невиданной мощности. Ставят рядом другую скважину – ещё больше! И так далее. Сразу перед комбинатом встаёт вопрос: на чём остановить выбор, куда бросить средства и оборудование? Имангда – надёжно, содержание металла не такое ошеломляющее, но вполне достаточное. И руду можно брать открытым способом, не строить километровой глубины рудники. Но Талнах – рядом с городом, руда богатейшая. И Имангда консервируется. А что бы вы сделали на месте Шубина?
– Подготовил бы какие-то итоговые данные и представил на техсовет комбината. Или кто там должен был решать этот вопрос?
– Вы никогда не сделаете карьеры. Что значит подготовить такие данные? Значит, нужно их защищать, доказывать, что Имангда экономически целесообразней. То есть ссориться с большим начальством, для которого Талнах – «самое-самое», «жемчужина Заполярья», как тогда говорили. И тут Шубин делает гениальный ход! Догадались?
– Нет.
– Подумайте, это же очень просто! Вы – Шубин. Вам пятьдесят, вы давно уже поняли, что Отто Юльевича Шмидта из вас не выйдет, и ваша цель – карьера, просто карьера! Ну? Придётся подсказать. Вы скрываете данные ключевой скважины!
– Каким образом? И зачем?
– При той суматохе, которая здесь в то время царила, особого труда это не составило. Просто не включил скважину в объём работ. Кому тут было его контролировать?.. А зачем… Он рассуждал так. Если Талнах окажется мыльным пузырём, шум быстро утихнет, и Имангда будет доразведана под его, естественно, руководством. А если Талнах действительно жемчужина Заполярья, спорить тем более глупо. Расчёт оказался точным. В ноябре партия была ликвидирована, а уже в мае следующего года Шубин становится начальником экспедиции. А дальше всё просто: засылаем отряды к Ледовитому океану, организуем гидрогеохимические партии, группы математического анализа – в ногу с веком шагаем! А между тем десять лет вкладываем в Талнах бешеные деньги, потому что заикнуться об Имангде значит признаться в собственном… Даже не знаю, как это назвать. Считайте сами. Пусть даже десять миллионов стоили бы эти сто двадцать километров дороги. Ещё миллионов сорок – вскрыть рудное тело и обустроить инфраструктуру. Пятьдесят миллионов максимум. А на Талнахе проектная стоимость первого рудника «Маяк» была шестьдесят миллионов рублей, второго, «Комсомольского», около двухсот, а сейчас и третий собираются строить, «Октябрьский», тоже миллионов на двести. Двести минус пятьдесят – сто пятьдесят миллионов рублей. Вот во что обходится это… Нашли вы какое-нибудь определение?
– Да. Преступление.
– Ольга, добавь: «Первостепенная важность работ по доразведке Имангды диктуется необходимостью… крайней необходимостью ввести в строй это месторождения вместо планируемого третьего рудника на Талнахе…» Так обстоят дела, Андрей. Я понимаю, что вы заинтересованы в том, чтобы закончить проверку вашего метода, но сейчас это должно уйти на второй план. Время дорого. Нужно подготовить отчёт нашего отряда так, чтобы выходить с ним сразу на техсовет комбината. Или даже на министерство. Решение о строительстве «Октябрьского» вот-вот утвердят и тогда бороться будет гораздо трудней. Могу я на вас рассчитывать?