Привычным облегчённым развитием сюжета и характеров отличается и популярный в своё время роман «Жатва» (1950) Галины Евгеньевны Николаевой (наст. фам. Волянская), получивший Сталинскую премию первой степени. В центре романа – три фигуры: фронтовик Василий Бортников, до войны – тракторист колхоза «Первомайский», его жена Авдотья и механик колхоза Степан Мохов, которые сталкиваются в любовном и, казалось бы, неразрешимом конфликте. Но господствовавшая тогда теория социалистического реализма подсказала Г. Николаевой бесконфликтный путь разрешения и личных и деловых отношений: производственный конфликт, когда отстающий колхоз, где председателем стал положительный герой Василий Бортников, вдруг превращается в процветающий, чему немало удивляется и сам председатель. Сейчас и удивляться этому нечего: как могла военный врач в годы войны, журналистка в послевоенное время постичь трагические конфликты колхозной жизни, когда колхозники, издёрганные военными трудностями, в сущности, за свой ударный труд почти ничего не получали. Но это полезное произведение в идеологической политике Сталина, а раз полезное – потому и Сталинская премия.
В это время вышли романы «Первые радости» (1945) и «Необыкновенное лето» (1948, Сталинская премия первой степени за оба романа) К. Федина, «Повесть о детстве» (1949), «Вольница» (1950, Сталинская премия первой степени) Ф. Гладкова, «Русский лес» Л. Леонова (1953), «Журбины» (1950) Вс. Кочетова, «Живая вода» (1950) А. Кожевникова, получивший Сталинскую премию второй степени, «Искатели» (1954) Д. Гранина, но все эти романы, кроме «Русского леса», отличались строгой последовательностью разделения своих героев на образцовых, положительных и отрицательных в духе требований социалистического реализма, в конфликте всегда побеждает доброе начало.
Своим творческим путём, минуя требования социалистического реализма, шёл Михаил Михайлович Пришвин, создавая такие произведения, как «Кладовая солнца» (1946), «Корабельная чаща» (1953), «Глаза земли (Дневник писателя)».
Большим событием в жизни писателей был II Всесоюзный съезд писателей СССР (15—26 декабря 1954 года), на котором были подведены предварительные итоги развития русской литературы в послевоенное время: А. Сурков сделал доклад «О состоянии и задачах советской литературы», К. Симонов – содоклад о прозе, С. Вургун – о поэзии, А. Корнейчук – о драматургии, С. Герасимов – о кинодраматургии, Б. Полевой – о литературе для детей и юношества, Б. Рюриков – о литературной критике, П. Антокольский, М. Ауэзов, М. Рыльский – о переводной литературе.
Казалось бы, Союз писателей и Агитпроп ЦК КПСС предусмотрели, кого похвалить, кого поругать, рисуя единый поток достижений советской литературы во всех жанрах. Все выступавшие в прениях тоже были надёжными и проверенными людьми, от которых не ждали неожиданностей. Лишь В. Овечкин в своём выступлении 23 декабря критиковал присуждение Сталинских премий – по его мнению, система присуждения премий была неправильной: «Она в значительной мере основывалась на личных вкусах и была недостаточно демократичной. Не учитывалось мнение читателей, не учитывалась беспристрастная критика. Ежегодное присуждение Сталинских премий по литературе проходило в спешке, что приводило к поверхностному рассмотрению и обсуждению выдвинутых произведений. Не было необходимой проверки временем. А как беспринципно вело себя руководство союза! Обычно чуть ли не всё, что было напечатано за год в журналах и более или менее замечено, выдвигалось Союзом писателей на премию и представлялось в высшие инстанции. Руководство союза, таким образом, уходило от ответственности, уклонялось от прямого и смелого высказывания собственного мнения о лучших произведениях литературы за истекший год» (Литературная газета. 1954. 23 декабря). 26 декабря 1954 года на съезде выступил М.А. Шолохов, бурно встреченный собравшимися в Колонном зале, поразив смелостью и ответственностью за каждое своё слово. Он заметил, что съезд «протекает прямо-таки величаво», но, на его взгляд, в нехорошем спокойствии.
Бесстрастны лица докладчиков, академически строги доклады, тщательно отполированы выступления большинства наших писателей, и даже наиболее запальчивая в отношении полемики часть литераторов, я говорю о женщинах-писательницах и поэтессах, за редким исключением пребывают на съезде в безмолвии… Идет уже седьмой день съезда, но обстановка остаётся прежней. Некоторое оживление наметилось только после выступления В. Овечкина… Мне не хотелось бы нарушать царящего на съезде классического спокойствия, омрачённого всего лишь двумя-тремя выступлениями, но всё же разрешите сказать то, что я думаю о нашей литературе, и хоть коротко поговорить о том, что не может не волновать нас всех» (Там же. 26 декабря). Отметив талантливые имена, М. Шолохов сказал о бедствии «серого потока бесцветной, посредственной литературы, который последние годы хлещет со страниц журналов и наводняет книжный рынок», указывает на «художественное убожество и недолговечность произведений-подёнок, произведений, которые смело можно назвать литературными выкидышами». М. Шолохов резко говорит о критике, о руководителе «Литературной газеты» Б. Рюрикове, о К. Симонове, который очень быстро пишет легковесные книги и пьесы, обладающем «умением дипломатического маневрирования», об И. Эренбурге, написавшем слабую повесть «Оттепель» (1954).
Выступление М.А. Шолохова резко не понравилось сотрудникам Агитпропа и секретарям Союза писателей. Посовещавшись между собой, они предложили Ф. Гладкову, давнему недругу М.А. Шолохова, выступить с ответной критической речью:
«Как ни тяжело мне было подниматься на эту трибуну, но долгом своей совести, партийным своим долгом я считаю, что необходимо выступить против непартийной по духу и, я бы сказал, мелкотравчатой речи товарища Шолохова.
Наш съезд – большое событие в жизни нашей литературной организации, и не только нашей литературной жизни, но и большое событие в жизни нашего народа, политическое событие. Наша партия оказывает огромное внимание нашему съезду. Поэтому каждый из выступающих с этой трибуны обязан не забывать, что на нём лежит большая ответственность за каждое сказанное слово.
Такому писателю, как М.А. Шолохов, пользующемуся огромным авторитетом, не следовало ронять своего достоинства. Критиковать можно и нужно, резко, может быть, критиковать, но критика критике – рознь. Принципиальная критика не имеет ничего общего с зубоскальством и балаганным зоильством.
За двумя-тремя верными мыслями, высказанными тов. Шолоховым в форме плоского остроумия, следовали совсем неприличные выпады против отдельных лиц, весьма похожие на сплетню и на сведение личных счётов.
Товарищи, я по опыту прошлого, по пережитым испытаниям былого считаю, что это очень пахнет групповщиной.
Такая форма выступления, рассчитанная на дешёвый эффект, – не для трибуны съезда. Надо быть выше личных симпатий и антипатий. Надо немножко быть мудрецом и в эти исторические дни твёрдо стоять на принципиальных позициях, памятуя, что каждое неосторожное, непродуманное выражение и формулировка подхватывается всякими злопыхателями и недругами («Вот как сказал Шолохов», «Вот как раздраконил Шолохов!»), используется не в наших интересах, не в интересах нашего общества.
Надеюсь, что тов. Шолохов учтёт это заявление и сделает из него нужные выводы!» (Там же). После Ф. Гладкова выступил В. Собко (Украина) с такими же наставлениями, затем М. Турсун-заде (Таджикистан), Г. Леонидзе. К. Федин упрекнул М. Шолохова, что он не ответил на главный вопрос, а групповщина превращена в руках известного писателя в дубину (Там же. 27 декабря. С. 4—6).
На следующий день, 27 декабря, выступили А. Фадеев, В. Ермилов, Б. Рюриков, К. Симонов, они осудили речь М.А. Шолохова. А итоги съезда подвёл главный редактор газеты «Правда», член ЦК КПСС, член-корреспондент АН СССР Д.Т. Шепилов: «…Мы не могли не испытывать чувства горечи, несогласия и даже протеста, когда отдельные представители писательского мира пытались с этой трибуны нигилистически оценить большой путь, пройденный советской литературой, накопленные ею сокровища или пытались увести нас от волнующих проблем творчества в мелкие будни бытия…» (Там же. 30 декабря).
М.А. Шолохов с искренностью крупного прозаика назвал несколько писательских имён, художников, написавших значительные произведения, – имена Фадеева, Федина, Ауэзова, Павленко, Гладкова, Леонова, Паустовского, Упита, Твардовского, Якуба Коласа, Гончара, резко отозвался о Симонове и Эренбурге. Но искренность в душе художника оказалась предосудительной. Напоминаю, что В. Померанцев опубликовал статью в конце 1953 года в «Новом мире», но в августе 1954 года в ходе подготовки II съезда Твардовского сняли с поста главного редактора журнала, назначили главным редактором К. Симонова (см.: Там же. 17 августа), главным редактором «Литературной газеты» оставался бывший сотрудник Агитпропа ЦК ВКП(б) Б.С. Рюриков, хорошо усвоивший приёмы и методы работы Жданова и Маленкова. Так что на М.А. Шолохова накинулась целая ватага средних писателей, мечтающих стать во главе литературного движения, стать более значительными в общественном мнении, а шесть Сталинских премий К. Симоно ва, как и две Сталинские премии первой степени И. Эренбурга, внушали им эти надежды. Это была первая схватка в открытом бою между русскими писателями-патриотами и писателями – западниками-либералами.
В «Записке Отдела науки и культуры ЦК КПСС о ходе и итогах Второго Всесоюзного съезда советских писателей», отправленной 11 января 1955 года Н.С. Хрущёву и П.Н. Поспелову, затем М.А. Суслову и Н.Н. Шаталину, была отражена объективная картина происходившего на съезде, были замечены и недостатки работы:
«Съезд писателей проходил в обстановке острой критики и самокритики без заметных проявлений групповой борьбы, которые наблюдались на отчётно-выборных собраниях писателей в Москве и Ленинграде перед съездом. Однако на съезде имели место случаи проявления отдельных нездоровых настроений. Так, в выступлениях московских писателей В. Каверина и М. Алигер в замаскированном виде нашли отражение реваншистские настроения ряда литераторов, критиковавшихся ранее за те или иные ошибки. Они высказали своё пренебрежительное отношение к критике в печати, рассматривая её как «командование и проработку». В. Каверин и М. Алигер фактически выступили против руководства литературой, считая, что оно якобы стесняет свободу творчества писателей, мешает им.
Писатели М. Шолохов и В. Овечкин, правильно поставив в своих выступлениях вопрос о необходимости тесной связи писателя с действительностью, о борьбе за повышение требовательности в работе писателя и ответственности перед народом, необоснованно дали отрицательную оценку всей современной советской литературе. Их критика имела односторонний характер, а оценки конкретных явлений литературы носили явный отпечаток групповых симпатий и пристрастий. Целый ряд писателей (Гладков, Федин, Ибрагимов, Турсун-заде и др.) подверг критике ошибочные тенденции, содержавшиеся в выступлениях М. Шолохова и В. Овечкина, которые отвлекали съезд от серьёзного обсуждения важных творческих вопросов» (Культура и власть. С. 338—339).
В Отделе науки и культуры вроде бы и не вспомнили, как душили совсем недавно поэта А. Твардовского за поэму «Тёркин на том свете», сводя на нет свободу его творчества.
В воспоминаниях В. Каверина есть несколько страниц о II съезде советских писателей. К примеру, К. Паустовский хотел сказать об искренности «в более высоком, объективном плане», призвать писателей не быть «служанкой государству». «Однако уже действовала, – писал В. Каверин, – небольшая группа писателей, которая поддерживала Паустовского и которая как бы незримой стеной отделяла себя от официальной литературы. Можно не сомневаться, что его поддержали бы Э. Казакевич, А. Крон, Б. Пастернак, Л. Славин, А. Тарковский, К. Чуковский, В. Шкловский, И. Эренбург, А. Ахматова, Л. Рахманов, Е. Шварц – короче говоря, все истинные писатели» (Каверин В. Эпилог. М., 1988. С. 325). Упомянутые здесь писатели составляли как раз группу писателей-либералов, которые по требованию редакторов, больших и малых, чудовищно исправляли свои сочинения, а потом годы спустя писали об этом как «искажённых» произведениях. Вспомните лишь рассказ К. Симонова о «Весне на Одере» и слова Э. Казакевича, о которых напомнил в своих воспоминаниях В. Каверин: «Что же делать, нам всё равно не обойтись без социалистического реализма» (Там же. С. 335), и воспоминания В. Каверина о романе в «Новом мире», который якобы исказили по требованию А. Твардовского. Много можно любопытного сказать и о творчестве В. Шкловского, напомнить о его выступлении на I Всесоюзном съезде советских писателей, когда он хотел осудить Фёдора Достоевского как преступника за его сочинения. В. Каверин, вспоминая о хорошей статье «Заметки писателя» А. Крона, попутно заметил: «Трудно сказать, останутся ли в литературе его пьесы и романы, но эти заметки останутся…» (Там же. С. 336). Видимо, В. Каверин поторопился сказать, что перечисленные писатели – «все истинные писатели». Судьба наделила их талантом, но, чтобы стать истинным писателем, надо драться за каждую написанную им строчку, нужно бороться за своё произведение, как это делал Шолохов, как это делал Платонов, как это делал Булгаков, как это делала Ахматова.
В. Каверин высказал своё отношение и к выступлению М. Шолохова на съезде писателей: Шолохов произнёс свою «хулиганскую речь». «Всю жизнь он притворялся исконным казаком и на этот раз появился на трибуне в высоких сапогах и как бы с казацкой нагайкой, размахивая ею направо и налево… В таком же базарном тоне был обруган Симонов… Это была первая из речей Шолохова, которые, без всякого сомнения, были прямым результатом его творческого бесплодия» (Там же. С. 326—327). Так что, читая В. Каверина, можно представить себе, что перечисленные писатели – «истинные писатели», а Шолохов – хулиган и бесплодный писатель, а 126 страниц романа «Поднятая целина», по указанию Хрущёва и Шепилова, не появились в начале 1954 года в газете «Правда» Трудно рассчитывать, чтобы кто-либо из современных читателей мог поверить свидетельству В. Каверина. При этом М. Шолохов был без нагайки и сапог…
На II съезде писатели серьёзно критиковали бесконфликтные, лакировочные произведения, призывали к мастерству, серьёзной работе со словом. Появились новые журналы: «Нева» (1955), «Москва» (1957), «Наш современник» (1958), «Вопросы литературы» (1957), «Русская литература» (1958), «Дружба народов» (с 1955 года ежемесячно). Оживились проза и литературная критика. Большой популярностью пользовались повести «Испытательный срок» (1956) и «Жестокость» (1956) Павла Нилина, в своё время получившего Сталинскую премию второй степени за киносценарий «Большая жизнь», «Владимирские просёлки» (1957) Владимира Солоухина, «Дневные звёзды» Ольги Берггольц, «Чернозём» (1958—1962), «Тугой узел» (1956) и «Суд» (1961) Владимира Тендрякова, «Деревенский дневник» (1954—1962) Ефима Дороша, – в этих произведениях писатели отказались от навязанной критикой теории бесконфликтности, в сюжетах ярче разгорались страсти между руководителями и участниками строительства нового общества.