– Всем привет. – Из микрофона раздается пронзительный визг и заглушает мой дрожащий голос. Сидящие за ближайшими к сцене столиками вскрикивают и закрывают уши руками. Беру микрофон в руку. – Извините. Я первый раз на сцене. Не ожидала, что микрофон станет меня перебивать. – Нервно хихикаю и украдкой смотрю на своих друзей.
Брэд дергает коленом, словно у него тик. Шелли пристраивает камеру.
– Э-э… вы… вы, должно быть, ожидали увидеть парня, когда услышали имя Брет. Со мной такое часто происходит. Это не жизнь – вернее, сложно жить с мужским именем. Не представляете, какими вредными бывают дети. Я бежала домой из школы, рыдала и умоляла моего брата Джо Энн всех побить.
Тайком оглядываю толпу слушателей, ожидая увидеть улыбки и услышать смех. Но единственное, что мне достается в награду, – приглушенные смешки Меган.
– Да, – произношу я, – моего брата Джо Энн.
– Не смешно! – кричит кто-то пьяным голосом.
Задыхаюсь, словно меня силой ударили в живот.
– Э… вы не представляете, сколько мучений и насмешек я вынесла из-за своего имени в католической школе. К-кто из вас продукт воспитания католической школы?
Раздаются редкие хлопки, но и это приободряет.
– М-монахини в моей школе были такими строгими, что перерыв на несколько минут после обеда, чтобы зайти в комнату для девочек, казался нам настоящими каникулами.
Брэд, Меган и Шелли громко смеялись именно над этой фразой. Однако остальная публика молчала, некоторые смотрели на меня с вежливой улыбкой, другие поглядывали на часы и нажимали кнопки мобильных телефонов.
– Переходи к главному! – выкрикивает кто-то из толпы.
У меня такое ощущение, что меня сейчас стошнит или, того хуже, я разревусь прямо на сцене. Перевожу взгляд на электронные часы, вмонтированные в пол сцены. Прошло только две минуты и четыре секунды. Бог мой, у меня остается еще пять минут! И что делать? Господи! Я ни одной шутки не помню. Холодея от ужаса, вытираю потные ладони о джинсы и лезу в задний карман в надежде еще спастись.
– Святые угодники, шпаргалка! – Голос с задних рядов. – Ты издеваешься?
Чувствую, что у меня дрожат губы.
– Вернемся в школу Святой Марии…
По залу проносится стон:
– Хватит этих католических шуток!
Руки трясутся так, что я с большим трудом удерживаю листок.
– Дело не только в том, что это была католическая школа, это была школа для девочек. Камера пыток для одного за двоих.
Слышу пренебрежительные возгласы. Борясь со слезами, пытаюсь разобрать текст. Господи, помоги мне! Чтобы немного развеять скуку, люди начинают громко переговариваться. Некоторые проходят в бар или удаляются по другим надобностям. Пьяница за ближайшим столиком откидывается на спинку стула, сжав в пухлой руке бутылку.
– Следующий! – кричит он, указывая пальцем на сцену.
Жесть! Что я здесь делаю! Оглядываюсь, готовая сбежать, но, повернувшись, вижу глаза Брэда.
– Наплевать на него, Б. Б., – выкрикивает он. – Продолжай!
В этот момент я испытываю к Брэду такую страстную любовь, что едва сдерживаю порыв броситься вниз со сцены и обнять его. И задушить. Ведь это из-за него – и мамы, конечно, – я оказалась в такой глупой ситуации.
– Ты сможешь. Ты почти у цели.
Преодолевая желание бежать без оглядки, поворачиваюсь к публике – этим варварам, решившим, что наступил антракт.
– Монахини… они делали все, чтобы сохранить в нас, девочках, чистоту мыслей.
Меня никто не слушает, даже группа поддержки. Меган болтает с парнем за соседним столиком, Шелли отправляет сообщение. Никто даже не смотрит на меня, кроме Брэда. Ловлю его взгляд, и он кивает.
– В классной комнате у нас висело распятие. И сестра Роуз, – тру пальцами разболевшееся горло, – сестра Роуз прикрепила штаны поверх набедренной повязки Христа.
– Еще двадцать секунд, Б. Б.! – кричит Брэд.
– Моя подруга Кеси… закрывала глаза, даже когда меняла подгузники новорожденному мальчику.
– Сядь на место, леди! – кричат из зала. – Твои шутки нас достали.
Брэд начал обратный отсчет.
– Семь, шесть, пять…
Наконец он показывает «ноль». Резким движением вставляю микрофон в гнездо на стойке. Брэд восторженно жестикулирует. Едва спустившись со сцены, попадаю в его объятия. Вырываюсь и мечусь в поисках выхода.
Свежий ночной воздух обжигает легкие при каждом вдохе. Заливаясь слезами, пробираюсь к стоянке и, с трудом разбирая дорогу, иду к машине. Опираюсь на крышу и опускаю голову.
Через секунду на плечо ложится чья-то ладонь.
– Не плачь, Б. Б. Ты смогла. Все кончено. – Брэд успокаивает меня и гладит по спине.
– Это же провал! – Силой ударяю кулаком по жестяной крыше, резко поворачиваюсь и смотрю прямо ему в глаза. – Я же говорила тебе, что не умею смешить людей.
Брэд обнимает меня, а я не сопротивляюсь.
– Черт бы побрал эти мамины идеи, – бормочу я в его шерстяной шарф. – Я стала посмешищем – о нет, даже не посмешищем… надо мной даже из жалости никто не смеялся.
Брэд делает шаг назад и извлекает из нагрудного кармана розовый конверт.
– Позволим Элизабет высказаться в свое оправдание?
Утираю нос тыльной стороной ладони.
– Ты отдашь мне письмо?
Он смахивает слезу с моей щеки и улыбается:
– Полагаю, ты заслужила. В столь важный момент.
Мы садимся в мою машину, и я первым делом включаю печку. Сидящий на пассажирском месте Брэд вскрывает конверт и приступает к чтению:
– «Дорогая Брет!
Ты расстроена из-за провала? Какие глупости».
– Что? Она знала?
– «С чего ты взяла, что все должно было получиться идеально? Даже я не очень в этом уверена. Где-то на жизненном пути ты потеряла данную тебе Богом стойкость. Счастливая маленькая девочка, которая так любила петь, рассказывать смешные истории и танцевать, превратилась в истеричную и неуверенную в себе особу».
Голову сжимает тугим обручем.
«Но ведь это ты заставила меня, мама», – думаю я.
– «Сегодня вечером ты жила, моя маленькая артистка, такой ты была всегда, и этим я очень довольна. Любые эмоции – даже тревога – лучше бессмысленного прозябания.
Пусть события сегодняшнего вечера служат тебе напоминанием о том, какой ты можешь быть стойкой, мужественной и храброй. Когда внезапно тебя охватит страх, вспомни о том, что ты умеешь быть стойкой, и стряхни его с себя, будь такой, какой я тебя знала.
Элеонора Рузвельт говорила: «Каждый день надо делать то, что тебя пугает». И ты, моя милая, заставляй себя делать то, чего страшишься. Рискуй и посмотри, что из этого выйдет. Только такие действия превращают жизненный путь во что-то стоящее. – Брэд делает недолгую паузу и заканчивает: – Я люблю тебя и горжусь тобой. Мама».
Беру письмо в руки и внимательно перечитываю, прикасаясь кончиками пальцев к написанным мамой словам. Что же она от меня хочет? Вспоминаю об Эндрю, работе учителя, Кэрри и содрогаюсь. Из всех мыслей одна меня особенно пугает, и я стараюсь выкинуть ее из головы. Да, сегодня мое выступление было провальным, но самое ужасное то, что я готова попробовать еще раз.
Глава 7
Одетая в любимый костюм от Марка Джейкобса, я сижу в «Френч пресс» и потягиваю латте, когда в полдень появляется Меган.
– Только не очередной кроссворд!
Она ставит чашку макиато и вырывает из моих рук газету.
– Я начинаю понимать, почему твоя мама решила положить всему этому конец. Что ты сделала за эту неделю, что прошла после твоего дурацкого выступления? – Тычет пальцем в мой костюм. – Ты даже Эндрю ничего не рассказала!
Меган бросает бумаги на стул и достает из моей сумки ноутбук.
– Сегодня ищем твою подругу.
– Я не могу позвонить Кэрри ни с того ни с сего. Надо сначала все продумать. – Отталкиваю компьютер и тру виски. – Этот жизненный план сломает мне жизнь.
Меган хмурится и внимательно на меня смотрит:
– Ты странная, Брет. Мне лично кажется, что только эти цели и могут сделать тебя счастливой. И боишься ты не свою жизнь сломать, а жизнь твоего Эндрю.
Я опешила от ее искренности и тонкого понимания ситуации.
– Возможно, в любом случае я пропала. Только потеряю любимого мужчину, а никаких жизненных целей до следующего сентября все равно не достигну.
Меган игнорирует мои разглагольствования и мотает головой.
– Умираю, как хочу есть. Выйди в «Фейсбук», а я пока возьму что-нибудь.
Пока Меган стоит в очереди у прилавка, открываю страничку «Фейсбук». Однако вместо имени подруги мои пальцы выстукивают: «Брэд Мидар». С легкостью узнаю его даже по малюсенькой фотографии в один квадратный дюйм. Неожиданно замечаю, что улыбаюсь, разглядывая его лицо. Подумываю попроситься к нему в друзья, хотя он может решить, что это не вписывается в схему деловых отношений, – будто сообщения по телефону и объятия вписываются. Но и в моей жизни не все так просто. Интересно, что подумает Эндрю, если узнает, что я завела дружбу с адвокатом и скрываю это от него?
Зарываюсь руками в волосы и сжимаю голову. Что со мной происходит?
– Нашла ее? – спрашивает появившаяся рядом Меган.
Захлопываю ноутбук.
– Нет еще.
Жду, пока Меган разместится напротив, и только тогда поднимаю экран. На этот раз завожу в строку поиска имя Кэрри Ньюсом. Меган переставляет стул и садится рядом. Вместе просматриваем несколько страниц, наконец я ее нахожу. Замечаю футболку с надписью «Висконсин». Кэрри удивительным образом не изменилась. По-прежнему выглядит спортивной и подтянутой, по-прежнему в очках и с улыбкой от уха до уха. Как я могла с ней так жестоко поступить?
– Это она? – спрашивает Меган. – Неудивительно, что ты не жалела, что потеряла ее. Что, в Висконсине не продают щипчики для бровей?
– Прекрати, Меган. – Смотрю на фотографию, и на глазах выступают слезы. – Она была моей лучшей подругой.
Когда мы были детьми, родители Кэрри жили в двух кварталах от нас на Артур-стрит. Мы были полной противоположностью друг друга: она отважным сорванцом, я тощей пай-девочкой. Однажды Кэрри пробегала мимо моего дома, пиная ногой мяч. Увидев девочку-ровесницу, она предложила мне поиграть в футбол. Я же в свою очередь предложила поиграть в дочки-матери, но Кэрри и не слышала о такой игре. Мы пошли в парк, лазили по лабиринтам на детской площадке, висели на турнике и смеялись. С тех пор мы с Кэрри были неразлучны до того момента, пока, спустя годы, я ее не предала.
– У меня нет никакого права надеяться на дружбу этой женщины. А хуже всего, что я делаю это вынужденно, а не искренне.
– Да что ты? – Меган потянула себя за руки. – Я бы сказала, что ей не стоит рассчитывать на дружбу с тобой.
Тоскливо качаю головой. Меган никогда не понять, что человек, похожий на Кэрри, может быть ничем не хуже нас.
– Черт, Брет, что за проблема? – Она наводит курсор на надпись «Добавить в друзья» и кликает.
Я тихо вскрикиваю.
– Что ты наделала!
– Так держать, Чика.
Меган поднимает чашку, но я сижу не шевелясь. Через мгновение Кэрри Ньюсом получит жестокое напоминание о любимой подруге, предавшей ее несколько лет назад. Мне становится плохо, а Меган тем временем продолжает, сцепляя руки:
– Итак, начало положено. Теперь пошли в зоомагазин, подберем тебе щеночка.
– Ни за что. Собаки отвратительно пахнут. Он изгрызет все в доме. – Делаю глоток кофе. – По крайней мере, так считает Эндрю.
– Ему-то какое дело? – Меган отщипывает кусочек булочки. – Извини, Брет, спрошу прямо: ты действительно считаешь Эндрю частью своего жизненного плана? Я к тому, что мама четко дала тебе понять, что его пора оставить в прошлом. Думаешь проигнорировать ее последнюю волю?
Меган точно нащупала мою ахиллесову пяту. Опираюсь локтями о стол и тру переносицу.
– Я собиралась поговорить с Эндрю об этом чертовом жизненном плане, но, понимаешь, он будет в ярости. Он предпочел бы купить самолет, а не лошадь, и давно сообщил мне о своих планах.
– И тебя все устраивало?
Отворачиваюсь к окну и мысленно возвращаюсь в прошлое.
– Я сама себя в этом убедила. Тогда все было по-другому. Мы много путешествовали… он ездил со мной в деловые поездки. Наша жизнь была очень насыщенной, представить было невозможно, чтобы в ней появился еще и ребенок.
– А сейчас?
Меган интересовала обновленная версия моей жизни. И суть ее была в том, что вечерами я ела в одиночестве перед телевизором, а последняя совместная поездка была два года назад, когда мы ездили в Бостон на свадьбу сестры Эндрю.
– Я недавно потеряла маму и работу. Еще одной потери я не переживу. Не сейчас.
Меган промокает губы салфеткой, замечаю на ее ресницах слезы и пожимаю руку:
– Прости. Не хотела тебя грузить.
Она морщится:
– Я больше так не могу.
Ой, она плачет из жалости не ко мне, а к себе. Со мной можно поговорить обо всем. Я была так погружена в свои проблемы, что Меган пришлось взять на себя роль консультанта.
– Опять сообщения на телефон Джимми?
– Хуже. Когда я вчера пришла домой, они занимались сексом прямо в нашей постели. Представляешь? Слава богу, я смоталась раньше, чем они меня увидели.
– Вот идиот! Зачем он притащил ее домой? Он же знает, что у тебя свободный график.
– Потому что хотел, чтобы я их застукала. – Меган хватает себя за левое запястье. – Все из-за моих рук. Я уродина.
– Что за глупости. Ты красивая женщина и имеешь полное право надрать ему задницу.
– Не могу. Как я буду жить без денег?
– Ты же начала продавать дома.
Меган отмахивается:
– Ой, Брет, видимо, в прошлой жизни я была из королевской семьи, потому что никак не могу смириться с мыслью, что мне придется работать.
– Но ты же не можешь сделать вид, что ничего не произошло. Если ты устроишь скандал…
– Нет! – довольно громко восклицает Меган. – Никакого скандала я не буду устраивать, пока не найду ему замену.
Я не сразу поняла, что Меган хочет найти нового кандидата, прежде чем объявить об отставке нынешнему. Она ведет себя как испуганный ребенок, пытающийся найти новую семью до того, как станет сиротой.
– Зачем тебе мужчина, который будет о тебе заботиться? Ты умная женщина и сама справишься. – Интересно, я говорю это Меган или себе? – Понимаю, это непросто, Меган, но ты должна, – продолжаю я уже более мягким тоном.
– И не надейся.
Вздыхаю.
– Тогда заяви о себе. Зайди на сайты знакомств.
Меган делает круглые глаза и достает из сумочки «Дольче и Габбана» блеск для губ.
– Думаешь, красивым миллионерам нравятся короткоручки?
– Я серьезно, Меган, ты можешь найти мужчину лучше. – Мысли становятся слишком навязчивыми. – Слушай, а как начет Брэда?
– Адвокат твоей матери?
– Да. Он милый. Как он тебе?
Меган всецело занята губами.
– Угу. Только одна маленькая проблемка.
Вспыхиваю.
– Что еще? Он недостаточно богат?
– Не в этом дело. – Меган вытягивает губы, любуясь результатом. – Просто он уже влюблен в тебя.
Меня отбрасывает на спинку стула как от удара. Бог мой! Не может быть! У меня же есть Эндрю… В некотором смысле.
– С чего ты взяла? – лепечу я.
Меган пожимает плечами.
– А какого черта ему тебе помогать?
Мне следует радоваться. Впрочем, мне нужна дружба Брэда, а не его ухаживания.
– Ошибаешься. Он помогает потому, что обещал маме. Поверь, это так. Это своего рода благотворительность с его стороны.
Вместо того чтобы ввязаться в спор, Меган покорно кивает:
– А, ну теперь ясно.
Понуро опускаю голову. Чем же я отличаюсь от Меган, если думаю о будущем, не порвав с прошлым?
Дрожащими руками открываю письмо. Несколько раз перечитываю фразу: «И ты, моя милая, заставляй себя делать то, чего страшишься». Зачем, мама? Зачем ты меня принуждаешь? Убираю письмо в карман и толкаю створку ворот.
Прошло более шести лет с тех пор, как я последний раз посещала кладбище Святого Бонифация. Тогда мы приходили сюда с мамой. Сначала мы поехали, кажется, покупать подарки к Рождеству, но мама настояла, чтобы мы немного изменили маршрут. Помню, что день был холодный, ветер кружил по улицам, разметая снег, словно злился, что его выпало так мало, и сковывал лужицы льдом. Борясь со штормовым ветром, мы с мамой прикрепили венок к надгробию на могиле отца. Потом я вернулась к машине и спешно завела мотор. Сквозь решетку печки повалил горячий воздух, под которым я пыталась согреть руки и украдкой наблюдала за мамой, стоящей у могилы, чуть склонив голову. Через несколько минут она утерла рукой в перчатке глаза и перекрестилась. Когда она садилась в машину, я сделала вид, что озабочена настройкой радио, стараясь избавить ее от объяснений. Мне было неловко, что она все еще испытывает чувства к мужу, так легко ее предавшему.