Али глотнул воды. Талят рассматривал едва заметные узоры на однотонной скатерти. Почувствовав на себе взгляд, поднял глаза. Али словно прорвало.
– Да, что вы вообще о нас знаете?! Что вы вообще в этом понимаете?! «Выгодные сделки», – передразнил он Талята, – да, ты знаешь какой у меня там бизнес был?
– …
– Вставать в четыре утра и с пяти часов хлеб печь, каждый день, без выходных… семь лет, а потом я не спать шел, а мусор собирать.
– Алик, я же…
– Обида у меня какая-то сидит, – не слушая его, продолжал Али, – злость какая-то, понимаешь. Не могу это перебороть, не могу забыть, как выезжали, как у нас на границе последнее отнимали, как в лицо плевали, как издевались.
– А зачем забывать, Алик? Ты не забывай, но и зла не держи. Смысл какой? На время не обижаются. Время такое было. Сейчас ведь все по-другому.
– По-другому? – Али усмехнулся. – По-другому, говоришь. Гостиницы красивые, дорогие рестораны, дома понастроили суперэлитные. Тут, кажется, любят это слово. Даже при рекламе джинсов используют, потому что… мозги все те же.
– Да что ты, Алик. Ребята молодые все сейчас у вас там учатся, стажировку проходят.
– Не знаю, где там ребята наши молодые, – отрезал Али, – а вот девочки по борделям распределены.
– А я, – запальчиво продолжал Талят, – разве смог бы раньше тысячу зеленых в неделю иметь? Какая зарплата у людей была?
– Зато нищих на улице не было.
– Да, все были нищими.
– Хвалишься, что тысячу в неделю имеешь, а знаешь почему? Потому что налоги с них не платишь.
– А ты что – налоговая полиция, что ли? – Талят насупился, помолчал немного, потом добавил. – Алик, ты ведь скоро лет двадцать уже будет, как уехал, и как ты можешь так сразу…