– Жанна! Помогите! Помогите! Жанна!
Ей никто не отвечал и никто не устремился на помощь. Однако ее вопль испугал насильников, и они оторопело отступили от девушки. Она тяжело дышала – парни тоже. Казалось, в них не осталось ничего человеческого, и они были готовы, словно звери, напасть и терзать самку.
Оба синхронно сделали шаг вперед, и один из них вытянул руки, пытаясь схватить девушку. Галя отступила на шаг. Двое приближались, она двигалась назад. Потом комната кончилась, сзади нее оказались только окно и дверь, ведущая на балкон.
– Мамочки! Помогите! Жанна! – заорала еще раз девушка, но все было тщетно. А первый уже совсем приблизился и снова схватил ее за запястье.
И тогда Галя, как и раньше, движимая не мыслью, а инстинктом, вырвалась из его клешней, засветила куда-то ногой – непонятно куда, однако парень пробормотал: «А, черт!» – и скрючился. И Галя, не дожидаясь, пока нападет второй, рывком распахнула дверь и, путаясь в занавеске, выскочила наружу, на балкон.
Поселок спал. Свет в доме – внизу, на первом этаже – не горел. Не светились окна и в других особняках, по соседству. Пространство ночи освещалось только далеким фонарем. Глянцево отливали в его блеске листы и трава.
На балкон выскочили, один за другим, оба насильника. Лица их были искажены. Кажется, в них тоже проснулся инстинкт – инстинкт охотников, не менее сильный, чем Галино чувство самосохранения. И тогда она, задыхаясь, быстро перелезла через ограждение и встала лицом к бездне, спиной к ним, держась сзади себя за ограду балкона руками.
– Я прыгну, – хрипло предупредила она.
– Прыгай, – сказал первый, Гога или Гена. – Убьешься.
– Ну ее к черту! – истерически воскликнул второй. – Генка, втащи ее, она ведь и впрямь убьется.
– И пусть! – молвил первый (значит, его все-таки звали Геной), сделал еще один шаг вперед и взялся своей лапой за плечо девушки.
Тогда она оттолкнулась и прыгнула вниз. Она сделала все, как учили на парашютных курсах, и еще раньше, на школьных уроках физры, когда прыгали через коня: сгруппировалась и приземлилась мягко, на всю ступню и с согнутыми коленями. Земля на вид казалась вроде бы мягкой и травяной – однако удар о нее оказался жестким. Девушка спружинила в момент приземления, однако сила инерции отбросила ее вперед, и Галя не удержалась на ногах, упала. Земля ударила по телу наотмашь. Очень больно стало руке и плечу. Девушка снова вскочила на ноги и поняла, что, против собственного ожидания, она, при прыжке со второго этажа, ничего себе не сломала, не вывихнула. Болело лишь плечо, но Галя почему-то была уверена, что это пустяки, просто царапина. И еще она ощущала свободу и радость. Непонятно отчего пришло к ней это чувство: то ли от прыжка, то ли оттого, что вырвалась из рук парней. Два их бледных лица испуганно маячили на высоте балкона. Прыгнуть вниз, вслед за нею, им явно было слабо.
– А вот вам! – хулигански выкрикнула Галя. Ей захотелось показать им нос, но потом она передумала и сделала даже более похабный жест. Когда-то, она подсмотрела, им обменивались в их поселке взрослые мужики, и она до конца даже не понимала, что он значит. Что-то очень обидное, вроде: накося, выкуси!
Она ударила ребром правой ладони по сгибу руки левой, а потом хулигански согнула ее, сжав в кулак. И выкрикнула слова, которые слыхивала только от разных подонков и никогда даже не думала, что сможет произнести:
– Идите на х-й, му-аки!
Галя развернулась и понеслась к калитке. Погони за ней не было.
Она открыла щеколду и выбежала в ноябрьскую ночь. Стремглав пронеслась до дачного перекрестка и растерянно остановилась.
Одна, в чужом подмосковном поселке, босая, без калош и пальто, лишь в беленьких носочках и легком платьице, на стылой ноябрьской земле – без денег, сумки и документов – куда было ей идти? И что делать?
* * *
Фары автомобиля выхватили на обочине одиноко бредущую куда-то женскую фигурку. Управлявший собственной «Победой» генерал-майор Провотворов изумился.
Идти – а тем паче брести! – советским людям в половине третьего ночи было решительно некуда. Да и, прямо скажем, – некому. Не существовало тогда в СССР ни бомжей, ни гастарбайтеров, ни воров, ни мафиози, ни проституток с сутенерами. Нет, имелись, конечно, отдельные и чрезвычайно нетипичные представители упомянутых сословий, но сколь-нибудь заметными невооруженным глазом они не были. А вооружали, к слову, свой глаз в поисках данных элементов лишь советская милиция и госбезопасность. Или, напротив, засланные зарубежными разведывательными и пропагандистскими центрами щелкоперы, продажные газетчики, наймиты капитала.
Да! Незачем советскому человеку было брести куда-либо среди ночи. После полуночи в Советском Союзе не работал ни один магазин, а тем более клуб, кинотеатр или иное развлекательное заведение. Метро не ходило, автобусы тоже. Таксомоторы и те были редкостью. Поэтому одно из двух: одинокая фигурка посреди дачного поселка могла быть либо преступником, либо жертвой преступления.
Галя, честно говоря, без пальто, туфель и сумки, в большей степени навевала мысли о втором.
Ни секунды не колеблясь, генерал Провотворов нажал на тормоз «Победы». Авто остановилось. Девушка обернулась в свете фар, испуганная и дрожащая от холода.
Генерал Провотворов, хоть и был военным летчиком и прославился на фронтах Великой Отечественной как ас, лично сбивший двадцать семь фашистских самолетов, в строю стоял не очень часто. Не пехота, чай! И мало кем ему приходилось в бою командовать – однако командным голосом он обладал. Иначе, к слову сказать, и не стал бы генералом.
– Живо в машину! – приказал он.
Девушка подчинилась не сразу. Сначала она разглядела генеральские погоны с золотым шитьем, золотую звездочку ордена Героя Советского Союза на груди и, главное, умные, немолодые и участливые глаза. Поняла: подвоха сегодня больше не последует. Почувствовала это – сердцем. Да и что ей, в сущности, оставалось делать! Или довериться первому встречному, или пропадать тут, в Подмосковье, в одиночку – не зная даже, в какой стороне находится железнодорожная станция.
Генерал распахнул перед юным созданием дверцу авто – что он делал, пока та была жива, только перед родной женой, и то не часто. Чаще самому генералу открывали дверь денщик, адъютант, ординарец – ну, или младшие по званию.
Сейчас открывать было некому. Он самостоятельно обошел авто и уселся на водительское кресло. Девушка рядом вся тряслась, как в ознобе.
Провотворов максимально увеличил температуру печки и достал из перчаточного ящика флягу в маскировочном чехле – там хранился НЗ, неприкосновенный запас доброго армянского конька.
– На-ка глотни, – протянул Иван Петрович флягу девушке.
– Н-нет, – с отвращением оттолкнула фляжку девчонка.
– Тогда руки-ноги себе разотри. А не то простынешь.
Однако девушка так и застыла, с фляжкой в одной руке.
– Ну, рассказывай: что стряслось? Воры?
– Н-нет.
В машине с каждой минутой становилось все жарче, и попутчица тряслась уже меньше.
– А кто? Что произошло?
Девчонка молчала, только продолжала дрожать.
– Не хочешь рассказывать? Понимаю. Скажи только, как тебя зовут? Меня – Иван Петрович.
Примечания
1
Здесь и далее цены указаны до деноминации 1961 года.