– Ловко я тебя нашел, да, Мишок? – спросил он, весьма довольный собой.
– Угу, – буркнул я, потому что а) я и не думал от него прятаться; и б) в данный момент мне было по барабану его самодовольство. И Генаха, надо отдать ему должное, быстро уловил это.
– Мне Нарзан сказал, что ты здесь ухо давишь, – уже не так самоуверенно сообщил он.
– Угу, – снова промычал я.
– Ты чего-то невеселый какой-то, – блеснул наблюдательностью Генаха. – Что, клиент не прет?
– Хрен его знает, – честно сказал я. – Может, прет, а может, и нет. Зато меня, кажется, совсем приперло.
– А что такое?
Я молча продемонстрировал ему ножик с ключиком.
– И че? – Генаха непонимающе вытаращил глаза, потом снова уменьшил их до нормального размера. – Кажется, чего-то понимаю. Ты где каку взял?
– Если я скажу – сам прискакал, ты ведь все равно не поверишь, правда? Короче, бегал тут один мишугенер шепелявый с этим ножиком. На меня кидался. Наверное, пошинковать хотел. Кубиками. Ну, мяса на зиму наготовить, то, се… Короче, ножик я у него забрал. А в ножике – вот, ключик на пружинке. Только это не самое хреновое, Генаха. Самое хреновое, что шепелявый стопудово убегал от кого-то с этим ножиком. Стырил – и побежал. Понимаешь? Значит, я так думаю, ключик – от квартиры, где деньги лежат, никак не меньше. И еще я думаю, что теперь моя очередь убегать от кого-то. Раз ножик у меня… Только вот от кого? Генаха, как думаешь – меня, когда поймают, долго убивать будут или сразу застрелят?
– Я бы сразу застрелил, – сообщил он. – А то от твоей болтовни свихнуться можно.
– Спасибо, друг.
– Да не за что, – беспечно отозвался Кавалерист. – Ты же знаешь, что я ради товарища в лепешку расшибусь.
– Я догадывался, – буркнул я. – Ты, по ходу, несколько раз уже расшибался.
– Дурак ты, Мишок, – Генаха беззлобно усмехнулся. – Слушай, а чего ты не хочешь этот нож просто хозяину вернуть?
– Тебе уже говорили, что ты гений, Кавалерист? Так ты расслабься. Обманули тебя. Я очень хочу вернуть ножик хозяину, – я тоскливо вздохнул и уставился в потолок. – Только я не знаю хозяина. И я не могу выйти на Центральную площадь с ножиком наперевес с целью найти хозяина. Просекаешь мысль?
– В общих чертах. Менты неправильно поймут, вопросы начнут задавать.
– Эта причина не хуже остальных, – согласился я и заткнулся. Потому что, во-первых, говорить не хотелось, а во-вторых, говорить было не о чем. Ну, это я для себя так думал. Генаха же придерживался несколько иной точки зрения. Повод для продолжения разговора он нашел, особо даже не напрягаясь.
– Ну, ладушки, – сказал он. – Хозяина ты не знаешь. А ментам отдать?
– А зачем? Хозяин-то не будет знать, что ножа у меня уже нет. Так что вряд ли оставит в покое.
– Хорошо, – кивнул Кавалерист. – Но хозяина ведь можно вычислить.
– Как? – саркастически осведомился я, скосив на коллегу грустный и мудрый левый глаз.
– Понятия не имею.
Ответ поверг меня в шок. Захотелось разрыдаться или, на худой конец, обругать товарища матом. Короче, сделать что-нибудь нетривиальное, чтобы Генаха до самой слепой кишки прочувствовал глубину совершенного им проступка. Но, будучи человеком интеллигентным (местами) и сдержанным (хочется верить), я взял себя в руки, швырнул нож в бардачок, и выдал мало, зато по существу. Хоть и сквозь зубы:
– Я тоже не имею!!!
– Ты тоже не имеешь, – ни мало не смутясь, констатировал Генаха. – Потому что мы с тобой кто? Мы с тобой – лохи! Зато у нас есть друг и соратник Бэк, который со всей местной коза-нострой за руку знаком.
Я оживился. Генаха, конечно, далеко не гений, и уже вряд ли когда-нибудь станет им (если случайно в зону высокой радиации не попадет, что вряд ли). Он все больше по бабам да разного рода хипешам специализируется. Но дельные мысли порой генерировать может – именно потому, что специализируется на бабах и разного рода хипешах.
– Слушай, а Бэк – это вариант! Он сможет узнать, у кого такой важный ножик потянули. Только пока он узнавать будет, меня десять раз найдут и на Запад на органы продадут. Так что мне, Генаха, надо заныкаться куда-то. Желательно, так, чтобы даже Карлсон с воздуха не нашел. А оттуда, в подпольном порядке, вести розыск Бэка. Правда, я здорово придумал?
Генаха укоризненно покачал головой и очень некультурно уронил окурок на асфальт:
– Елки-палки, Мишок! В городе – миллион народу. В таксопарке – пятьсот водил. А вляпываешься во что-то всегда ты. Ты что – специально на жопу приключения выискиваешь?
– Оно мне надо? – огрызнулся я, обиженный, что он не оценил творческого полета моей мысли.
– А я начинаю думать, что надо. Вот, держи, – он вынул из замка зажигания связку ключей, отстегнул один и протянул мне. – Это от моего гаража. Отсидись пока там. Помнишь, где он? Свет там есть, шконка тоже. В подвале – картохи три мешка, банка огурцов. Бражки бидон стоит. Все удобства, короче. Неделю спокойно прожить можно. Бэка я сам найду. Объясню ему ситуевину, пусть разруливает. Он у нас спец по мафии, ему и карты в руки. Только мы, кажись, не успели, – добавил он и шмыгнул носом.
– Чего не успели? – не понял я. И никто бы не понял, потому что его последняя фраза была совсем не в тему.
– А ничего мы не успели, Мишок, – с неистовой тоской в голосе сказал Генаха. – Мы даже пожить с тобой толком не успели.
– Ты чего сопли… – начал было я, но закончить не успел, потому что в мое окошко проникла ладошка размером – не совру – с кузов БелАЗа и остановилась аккурат под самым носом. Зато сразу стали понятны и последние слова Генахи, и внезапно обуявшая его недетская тоска. Довершая картину, пропито-прокуренный, но не утративший мощи голос откуда-то сверху потребовал:
– Перо!
– Како перо? – мне вдруг сразу стало туго соображаться. А взгляд как-то напрочь прилип к этой огромной ладошке. – Я ж не орнитолог!
Ладошка молча свернулась в не менее впечатляющий кулак и скупо ткнулась мне в нос. Стало больно и обидно. До слез.
Потом кулак исчез. Но облегчения это не принесло. Потому что сразу вслед за этим дверца распахнулась и мою тушку извлекли на свет божий, сграбастав за отвороты рубахи.
Я оказался нос к носу с мужиком впечатляющих размеров. Или мне так показалось сквозь навернувшиеся слезы? В любом случае – мужик был и повыше меня, и пошире в плечах. Но, что самое обидное – даже волосяной покров на груди имел погуще. Это я увидел отчетливо, потому что его джинсовая рубаха была застегнута только на одну пуговицу – в районе пупка.
– Перо гони, сука! – снова потребовал мужик. – Которое ты у Ржавого забрал!
– Ничего я не забирал, – попытался отпереться я. Кто такой Ржавый, понятно было без объяснений. В моей мифологии он значился под именем Шепелявый. А вот откуда мужик с ладошками от БелАЗа и волосатой грудью от Кардена знает, что я реквизировал у Ржавого нож? Среди любопытствующих, собравшихся поглазеть на драку, его не было. Я бы запомнил.
– Дурашка, – почти ласково усмехнулся он. – Да мы же за тобой ехали. И Ржавого в сквере подобрали. Так что расслабься – он сам сказал, что ты у него перо подрезал. Гони тычину, бля! – и его громадная мозолистая ладонь придвинулась к моей физиономии.
Я открыл было рот, чтобы уточнить кое-какие детали, но в этот раз он даже слушать не стал, исчерпав лимит слов – просто отвесил мне оплеуху. Со всего размаха. Даже непонятно стало, что его больше интересует – нож или подраться.
А потом мужик вдруг как-то сник. Отпустил мой ворот и собачьей какашкой свернулся на асфальте. Я пару секунд удивленно пялился на него, потом поднял взгляд. И увидел Генаху, который стоял около своей машины, сжимая в руке монтировку и шокируя окружающую среду до неприличия открытой улыбкой.
– Спасибо, – прохрипел я.
– Угомонись, – отмахнулся он. – Пьянка только началась.
И ткнул монтировкой в направлении автовокзала. Я обернулся и попытался проглотить кадык, – слава богу, безуспешно, – потому что оттуда, азартно прижав к черепу уши, к нам неслись четыре ахалтекинца в тренировочных штанах и человеческом облике.
– Покуражимся! – полузадушенным от восторга голосом пропищал Кавалерист и поскакал навстречу ахалтекинцам. Похоже, их желания совпали на все сто.
А вот у меня снова ввязываться в драку почему-то не было желания. Может быть, потому что я не был такой дурной, как Генаха. А может, потому что еще в армии лейтенант Тюменцев, который, лоснясь по груди черно-белыми тельняшечьими полосами, учил меня драться руками, ногами, головой и другими частями организма, но советовал заниматься этим пореже. А то – усталость материала, износ нервной системы, амортизация внутренних органов… Неблагодарное, в общем, дело.
Однако, поскольку Кавалерист проскакал уже добрых двадцать метров, размахивая при этом монтировкой над головой и увлеченно гикая, словно пьяный буденовец, увидевший отбившегося от стада Колчака, мне ничего не оставалось делать, кроме как последовать за ним. Получилось, конечно, не так красиво, – поскольку мать природа обделила меня столь впечатляюще кривыми ногами, – но, надеюсь, не менее внушительно.
Ахалтекинцы перестроились попарно и слегка подкорректировали курсы. Двое выбрали мишенью Генаху, а двое помчались ко мне. Я слегка склонился на бегу, как регбист, который собрался выворотить с корнем ворота противника, потому что затрахался бегать за мячом по полю и хочет в душевую, и с разгону принял на плечо одного из своих визави. Тот как-то по-особому громко сказал «Ф-фух!», взлетел в воздух и загремел, осыпаясь, костями где-то уже за спиной меня, промчавшегося мимо.
С трудом, но достаточно удачно затормозив, я развернулся и заценил обстановку.
С моим вторым противником мы разминулись, и теперь тот тоже закладывал крутой оверштаг. А вот у Кавалериста дела были не очень. Одному из ахалтекинцев он приложил по лбу монтировкой, но тот успел повиснуть на Генахе и теперь активно мешал ему двигаться. К тому же пачкал своей кровью и без того не очень чистую футболку моего коллеги. Второй ахалтекинец, пользуясь ситуацией, кружил вокруг них и профессионально лягался ногами. И по лошадиному, и по-японски. Метил все время в голову, и почти всегда попадал. Правда, не с каждой попытки – в голову Кавалериста.
Генаха, к чести его будет сказано, вовсю стремился переломить ситуацию. Но отчаянные попытки освободиться из объятий травмированного ни к чему не приводили. И они продолжали по очереди огребать неслабые подачи в голову.
Тем временем мой второй парнишка оказался совсем рядом и со свистом разрезал кулаком воздух. Врать не буду – в воздух он попал. А больше ничего не успел. Потому что я перехватил его, когда он тянулся за своей рукой, чтобы вернуть ее на место. Но я взял его ладошкой за шею, подтянул к себе и ударил лбом в переносицу. Что-то захрустело, и парень упал на асфальт, поливая его кровью из носа.
Поскольку с моей парой было покончено, я решил, что пришло время помочь ближнему своему. А поскольку в данный момент ближе Генахи – как в моральном, так и в географическом смысле – у меня никого не было, я поспешил туда, где он героически пытался сломать головой тренированную ногу ахалтекинца.
Я хотел сделать им сюрприз, но не получилось. Ахалтекинец оказался парнем наблюдательным, срисовал меня почти сразу и помчался навстречу. Дождался, пока между нами останется метра четыре, крикнул «Ки-я!!!» и сиганул обеими ногами вперед.
Лейтенант Тюменцев – пусть ему никогда паленая водка не попадается и прочих радостей в жизни – учил меня и такой хохме. Чтобы, значит, доски ломать толстые. Но пользовать ее в деле не рекомендовал. Чтобы, скажем, на бабу впечатление произвести, когда женихаешься – это да. А в боевой обстановке – ни-ни. Потому что летящий человек – очень неустойчивый человек. Толкни его в полете, даже чуть-чуть – и хрен он нормально приземлится. Ну, я и толкнул.
Ахалтекинец, воплощая в жизнь заветы Тюменцева, приземлился ненормально. На четыре мосла, как и подобает коню. И пока он собирался с мыслями, стараясь принять вертикальное положение, я подбежал и стукнул его пяткой в ухо. С разворота. Вообще-то, Тюменцев и с разворота бить не рекомендовал, – слишком долго перегруппировываться, – но уж больно ситуация благоприятствовала. Я и не удержался. Главное – все получилось. А с победителей взятки гладки.
А Кавалерист таки стряхнул с себя травмированного. Правда, ценой собственной монтировки. И теперь они увлеченно катались по асфальту, сжимая друг друга в объятиях. Спорю – оба в этот момент плохо соображали, где они находятся и что делают. После стольких-то профессиональных ударов в голову.
У Генахи было преимущество – монтировкой по черепу получил не он, а его противник. И Генаха этим преимуществом воспользовался – подмял ворога под себя и принялся с увлечением вдавливать ему кадык в район затылка. Меня, оказывается, тоже захватил азарт боя, я рванул к ним и принялся суетиться рядом, выискивая ребра, в которые можно было бы пнуть.
Пнуть мне не дали. Ни в ребра, ни еще куда. Невесть откуда набежали четыре мента во главе с конопатым лейтенантом, который важно, словно орел крыльями, хлопал погонами и все время увлеченно дудел в свисток. Рефери хренов. Еще бы «Брэк!» крикнул.
Один мент сразу метнулся к Генахе, схватил его за волосы и за ворот и, хоть и не без труда, стащил с травмированного. Кавалерист пытался вырваться и все время тянулся к противнику, словно младенец – к сиське. Но мент был посвежее, и у Генахи ничего не получилось.
Впрочем, то, что делали с Генахой, я бы назвал лаской. По сравнению с тем, что происходило с травмированным. За того принялись сразу двое, рывком подняли на ноги и принялись оказывать первую помощь путем заламывания рук.
Пока я любовался слаженными действиями стражей порядка, конопатый лейтенант подкрался ко мне с фланга, сильно дунул свистком в ухо и, пока моя контузия не рассосалась, произвел контрольный выкрик в голову:
– Стоять! Ни с места! Руки на затылок!
Я поковырялся пальцем в ухе, пытаясь извлечь звон, и с интересом посмотрел на летеху. Выполнять его идиотские требования почему-то даже в мыслях не было.
– Это что за кавардак? – спросил лейтенант уже на порядок спокойнее.
– Где кавардак? – не понял я.
– А я вот тебе сейчас покажу, где кавардак, – заявил он и ткнул пальцем в Кавалериста. – Вот кавардак!
Генаха еще не отошел от горячки боя и все так же маслянисто блестел глазами. В остальном, правда, он выглядел неважно. Лицо было опухшее и в кровоподтеках. Один глаз, не смотря на воинственный блеск, быстро заплывал. Но называть его за это «кавардаком», по моему мнению – явное излишество.
– Это не кавардак, – вступился я за товарища. – Это Генаха Кавалерист. Его просто немного попортили.
Лейтенант сжал свисток зубами и засвистел мне в ухо. Подозреваю, что сей процесс доставлял ему чисто физиологическое наслаждение. Если с женщинами не везет, так хоть со свистком побаловаться… Чисто по-человечески его можно было понять. Но я подобного удовольствия не испытал. Башка наполнилась нестерпимым звоном, и конопатый мент сразу перестал мне нравиться. При том, что и раньше-то не очень.
– Ты мне Маньку не валяй! – потребовал он.
– Маньку? – уточнил я, снова выковыривая пальцем звон из головы.
– Маньку! – подтвердил он. – Я вот сейчас тебя в ИВС на трое суток закатаю – будешь там про лошадей травить!
– Я не про лошадей травлю, а про Генаху! – огрызнулся я. – У него прозвище – Кавалерист.
– А чего это твой Кавалерист такой непотребный?
– Говорю же, попорченный он! – я совсем разозлился. – Побили его, понимаешь? Тюк, тюк – и все в дыню.
– Именно – в дыню! Какого хрена его побили? Почему здесь драка завязалась между вас и этими?! Быстро отвечай, не задумываясь!
– Да пожалуйста, – устало вздохнул я. – Мы кушали, а эти хуцпаны напали на нас. Внезапно, натурально. Как подлые команчи.