Из восточных балтов после славянской колонизации «уцелели» лишь два народа. Латгалы, жившие в восточной Латвии и на юго-западе современной Псковской обл. России, когда-то были сильным и довольно воинственным народом. Археологические данные свидетельствуют, что, начиная с VII века, латгалы ведут постоянный, и, видимо, далеко не мирный, натиск на земли соседей. За полтора века им удалось занять часть восточных земель ливов, отодвинуть значительно на север границу расселения эстов. А родственный латгалам балтский народ селы был совершенно вытеснен ими с правобережья Даугавы, да и на левобережье археологи фиксируют чересполосное проживание селов и латгалов, причем последние постепенно начинают доминировать. Археологические раскопки в землях самих латгалов также рисуют нам образ далеко не бедного земледельческого племени, притесняемого набегами соседей, каковыми их считает Генрих Латвийский. Южнее латгалов и селов проживали литовцы – родственные латгалам восточные балты. Впервые имя этого народа упомянуто в Квендинбургских анналах под 1009 годом. Археологи же связывают с ним культуру восточнолитовских курганов, сформировавшуюся в V в. Они хоронили сожженные останки своих соплеменников под курганными насыпями. Основная часть населения жила на селищах и занималась земледелием и скотоводством. Особенно отмечено почитание литовцами коней, известны даже отдельные конские погребения. Городища литовцев VI – VIII веков в основном представляли собой убежища для защиты от врага, постоянного населения в них не было. В этот же период в погребениях мужчин обычно встречается оружие, хотя и не в таком количестве, как у западных балтов[14].
Язычество балтов
Я начинал свои работы с помощью матери
Лаймы и заканчивал, поминая Бога Богов.
Материалы для этнографии Латвии, заговор № 526
О язычестве балтов мы знаем не только из записей средневековых историков и миссионеров и археологических раскопок. Живая традиция сохранилась в устном народном творчестве самих латышей и литовцев – заговорах, легендах, бывальщинах, а особенно в древних песнях – дайнах. Язычество в Прибалтике оказалось на редкость неистребимым. Авторы XVII – XVIII веков, посещавшие Прибалтику, писали об удивительной живучести старых традиций. Балты, как и другие язычники, наделяли божественным началом окружающий их реальный мир. Они обожествляли стихии, космические и природные объекты, очень сильно был развит культ предков. Но наиболее верно их можно определить как огнепоклонников. Огонь считался главной святыней, ибо был источником жизни и стихией, связующий небо и землю. Возжигание огня приравнивалось к творению мира богами.
По литовскому мифу земной огонь был даром Бога-Громовержца и произошел от посланной им на землю молнии. Интересно, что этот миф вполне совпадает с данными современной науки о начале использования огня древними людьми. Наибольшей святостью обладал негасимый огонь, который зажигался из дубовых бревен на святилищах и постоянно поддерживался специальными жрицами-девственницами, аналогичными римским весталкам (в Литве они носили имя vaidelute). А в каждом доме горела частичка божьего дара – огонь домашнего очага. Осквернение огня было святотатством. В огонь нельзя было плевать, бросать мусор, первая ложка кушанья выливалась хозяйкой в печь, как жертва огню. До сих пор в литовском языке имя огня очага – «gabija» имеет второе значение – «святыня», а слово «užkurti» означает одновременно «творить» и «зажигать огонь».
Особым почитанием пользовались и священные рощи, в основном дубовые или липовые. Они считались обиталищем Богов, в них нельзя было рубить и портить деревья, запрещалось входить туда с оружием и проливать кровь. Святилища балтов обычно располагались в таких рощах или на холмах, часто вблизи родников (родниковая вода, как и огонь, почиталась чистой стихией) и представляли собой каменные жертвенники (лит. aukuras), на которых возжигался огонь и приносились жертвы. Вопреки расхожему мнению, у нас нет прямых свидетельств человеческих жертвоприношений у балтов. Описания источниками религиозных ритуалов литовцев, латышей и пруссов рассказывают о приношении плодов земледелия и животных, а также части военной добычи. Повсеместно были распространены гадания на внутренностях и костях жертвенных животных и ритуальная трапеза, то есть преломление пищи с богами. «Вся их религия есть сплошное обжорство и пьянство», – с негодованием восклицает один из миссионеров, описывая обряды прибалтийских язычников. Признавая практику приношения людей, мы, таким образом, неизбежно обвиняли бы балтов в людоедстве. Человеческие жертвы приносились лишь в исключительных случаях, для умилостивления разбушевавшейся стихии, в особенности морской, считавшейся опасной и чуждой людскому миру. В христианских источниках человеческие жертвы часто путают с казнями, которым зачастую подвергали и миссионеров, и пленных крестоносцев. Они действительно совершались с применением особых ритуалов, дабы умерщвляемый не превратился в упыря и не продолжал вредить живым после смерти, но все же это явление скорее политической, чем религиозной жизни.
Пантеон
Пантеон балтских богов был довольно разнообразен, но основные божества, почитавшиеся всеми балтами выделить несложно. Отмечают наличие некоего высшего божества, Бога Богов, которого обычно называли просто Бог (лат. Dievs) или Верховный Бог (лит. Anadievas). Он считался отцом всех других богов, восседающим на небе и оттуда наблюдающим за всем, что происходит на земле. Наиболее почитаемым был бог-громовержец Пяркунас (Перконс), культ которого, несомненно, возник еще в период балто-славянского единства, так как у славян ему соответствует Перун. Он считался подателем плодородия земли, покровителем воинов и княжеской власти, защитником от нечисти и дарителем главной святыни – огня. Его представляли в виде грозного мужа с длинной косматой бородой и в красном одеянии (цвет огня и жизни), разъезжающем по небу на огненной колеснице и поражающем нечистую силу топором или громовыми стрелами. У латышей сохранилась песня, где к Перконсу обращаются в уменьшительно-ласкательной форме Перконити (т.е. Перкунчик, Перкунушка, Перконс-голубчик):
Небесной супругой Перконса считалась Лайма – богиня счастья и материнства, покровительница рожениц и женских работ. Слово «laime» в литовском и латышском языках означает «счастье». Когда рождался человек, Лайма определяла его судьбу, какой будет его жизнь. Рядом с Лаймой у колыбели новорожденного стояли также богини судьбы – Декла и Карта. Не меньшим почтением пользовался бог растительности и земных плодов Патримпас, который изображался с зеленью на голове и которому посвящались весенние праздники, богиня земли Жямина и ее супруг Жямепатис, дочь Пяркунаса, богиня солнца Сауле, подательница тепла и света и покровительница сирот. Ипатьевская летопись упоминает о литовском боге-кузнеце Телевялисе, сковавшем небесные светила.
Хтоническими, то есть имевшими отношение к нижнему миру и культу умерших, считались хозяин преисподней Патолос или Поклус, богиня смерти Гильтине (у латышей – Мара) и бог царства мертвых Велс или Вяльняс (культ последнего зафиксирован только у восточных балтов и очень схож с культом славянского Велеса). Польский историк М. Стрыйковский, описывая один из весенних обрядов литовцев и пруссов, говорит всего о пятнадцати основных богах пантеона, во славу которых участники трапезы пили пиво. Источники свидетельствуют и о том, что для балтов не было характерно изображать своих божеств в виде идолов. Лики трех основных Богов балтского пантеона – Пяркунаса, Патримпаса и Патолоса можно было узреть лишь в одном-единственном месте – главном культовом центре балтов Ромове, находившейся в прусской области Натангии, близ современного г. Черняховска Калининградской обл. Однако и там главной святыней считались не сами изображения, а священный дуб, в который они были неким хитрым образом «вмонтированы». Несомненно, дуб-великан символизировал Мировое Древо, ось мироздания, соединявшую Верхний, Средний и Нижний миры, правителями которых были упомянутые три главных бога.
Эпоха викингов в Прибалтике
Эпоха викингов взорвала родоплеменной строй на всем северо-востоке Европы. На смену племенным центрам приходят полиэтничные торгово-ремесленные поселения, на смену племенным союзам – первые государства. Суровый северный край, у которого не было никаких шансов для возникновения земледельческой цивилизации, вышел из небытия доисторического периода благодаря развитию промыслов и торговли. Викинги – это не только пираты и грабители. Это первопроходцы торговых путей Восточной Европы, это первые предприниматели на ее бескрайних суровых просторах, это экспортеры культурных и хозяйственных достижений.
Вместе с их кораблями распространялись технологии ремесленного производства, приемы прикладного искусства, строительства городов и мореплавания. Некоторые современные археологи и историки, занимающиеся этой эпохой, употребляют термин «циркумбалтийская цивилизация», и основателями этой цивилизации были торговцы-воины, торившие своими кораблями водные пути. Особенность циркумбалтийской цивилизации в том, что она не была земледельческой. Основным богатством севера была пушнина, ставшая эквивалентом денег. В южных странах меха ценились как предметы роскоши, арабские и византийские купцы меняли их на серебро, и эта международная торговля приносила купцам-викингам не меньше выгод, чем грабительские набеги.
В Киевской Руси такие слова, как «куна» (шкурка куницы) или «веверица» (беличья шкурка) обозначали денежные единицы, имевшие весовой эквивалент в серебре. Предприимчивые викинги были и торговцами, и воинами. Чтобы превратить торговый корабль в военный, достаточно было только одеть на его нос устрашающее изображение головы сказочного дракона, исполненного в знаменитом терратологическом (зверином) стиле. И купцы тотчас превращались в пиратов и обрушивались на окрестные поселения с опустошительными набегами. В языке эстонцев и финнов, часто страдавших от набегов викингов из Скандинавии, понятия «шведы» и «пираты» были синонимами и обозначались одним словом «ruotsi» (от северогерманского «robs» – «гребные воины»).
Эпоха викингов стирала любые этнические и религиозные различия. На одном дракаре могли плыть скандинавы, славяне и финно-угры; язычники и христиане разных толков. Ценилась лишь верность клятве, принесенной конунгу, воинская выучка и отвага. А к великому культурному достижению эпохи викингов, принципу «исповедуй свою веру, но не оскорбляй чужую», человечество вернулось лишь в новейшее время, провозгласив одной из основных демократических свобод свободу совести. Из эпохи викингов вышли многие традиции европейской рыцарской культуры. Да и все государства Балтийского региона как из колыбели вышли из эпохи викингов и в той или иной степени унаследовали ее обычаи и достижения. Возврата к родоплеменному строю быть уже не могло. Племенная замкнутость была разрушена, на смену переделу этнических территорий эпохи переселения народов приходили государственные интересы и борьба за установление контроля над торговыми путями.
Восточная Прибалтика и ее жители не остались в стороне от процессов, происходивших по всей Северной Европе, начиная с VIII века. Прежде всего, это касалось народов, проживавших у моря или на важнейших речных торговых путях, осваиваемых викингами. Раньше всех в международную торговлю включились курши и самбы, уже имевшие такой опыт в эпоху функционирования «янтарного пути». На землях этих народов находят предметы далекого восточного и южного импорта, а также свидетельства посещения торговых гаваней скандинавскими и датскими купцами. Со скандинавами и балтийскими славянами начинают торговать и приморские эсты.
Со второй половины VIII века начинается освоение викингами речных торговых путей Восточной Европы, в которое помимо скандинавов вовлекаются и населявшие эти территории народы. На будущих землях Киевской Руси возникают первые торгово-ремесленные поселения, в которых скандинавское население соседствовало со славянским и финно-угорским. Для Прибалтики значительную роль сыграло появление таких центров, как Изборск, Псков и Полоцк. С основанием этих городов ключевую роль начинает играть торговые пути, связывающие их с Балтийским морем. Один из них шел из Пскова через Восточную Эстонию и Северную Латгалию (Толову) в бассейн р. Гауя, другой был проторен от Полоцка по Западной Двине. Это привело к включению в циркумбалтийские контакты уже континентальных районов Восточной Прибалтики. И на морском побережье, и на внутренних торговых путях возникают типичные для эпохи викингов торговые места или открытые торгово-ремесленные поселения, население которых были многэтничным и занималось ремеслами и международной торговлей. Таковыми, например, были городище Даугмале на границе расселения ливов, латгалов и земгалов, Ерсика в латгальско-селонском порубежье, Тартуское городище и Колывань (древний Таллинн) в Эстонии, Гробине в земле куршей (близ Лиепаи). Предметы прибалтийского происхождения находят на Готланде и в центральной Швеции, а также по всему побережью южной Балтики, где жили балтийские славяне.
Эпоха викингов втягивала народы Прибалтики не только в торговые, но и в военные предприятия. Прибалтийские народы, как страдали от пиратских набегов со стороны шведов и датчан, разделяя судьбу других народов Восточной Европы, так и сами пиратствовали. По письменным источникам хорошо известны грабительские войны между датчанами и шведами с одной стороны, и куршами и самбами – с другой. А в языке эстов, которые сами, как и скандинавские викинги, промышляли морским разбоем (в особенности сааремцы) понятия «пират» и «швед» были синонимами. Народы, не имевшие выхода к морю, также не оставались в стороне от военных экспедиций викингов. В погребениях латгалов этой эпохи обнаружено как значительное количество оружия из Скандинавии, так и других привозных предметов, прежде всего, северогерманского происхождения, а также арабских монет. Это свидетельствует не только о широких и тесных торговых связях, но и о возможном участии в военных походах восточных викингов, именуемых в источниках IX – X вв. русами. Участие же в южных экспедициях русов эстов (чуди) прямо зафиксировано русскими летописями. Они неизменно составляли часть дружины Олега Вещего в его походах на Киев и Константинополь.
Не только тесные торговые связи, но и даннические отношения северо-восточных латгальских областей Толовы и Атзеле (Очела русских летописей) с Псковом, возможно были установлены еще в середине X века. Именно здесь в латышском языке сохранилось обозначение административно-территориальной единицы «pagasts», от славянского «погост». Так в Киевской Руси назывались опорные пункты княжеской власти для сбора дани, возникшие в результате фискальных реформ княгини Ольги в 947 году. В эти пункты княжеские тиуны свозили установленную дань с окрестных поселений. Такая система сбора дани называлась в средневековой Руси повозом и могла возникнуть лишь на территориях, где власть русских князей была достаточно прочной. Сеть таких же погостов покрыла в результате реформы Ольги всю Киевскую Русь, земли как славянских, так и неславянских народов. И нет ничего удивительного в том, что, по крайней мере, северо-восточная часть Латгалии, имевшая тесные связи с русами в предшествующее время, сохранилась в сфере их интересов и достаточно прочного влияния после возникновения государства. Это подтверждается и арабскими авторами. В сочинениях Ибн-Хаукали (X в.), упомянута некая Итлава, названная «областью русов». У другого автора Ибн-Эль-Варди этот топоним звучит еще ближе к латгальскому названию края – Талава. Показательны и традиционные вассальные отношения Толовы с Псковом, а не с основным центром Северо-Западной Руси Новгородом. Последний возникает лишь в середине X века, когда даннические отношения Толовы с Русью могли уже существовать, и в этом случае ключевую роль в сохранении русской княжеской власти на этих землях играл именно Псков, тесно связанный с Толовой экономически. Нам неизвестно, насколько далеко на юг Латгалии распространялась власть русских князей, но, скорее всего, южные области оставались вне сферы их устойчивого влияния. Но в середине X века в верховьях Даугавы возникает и постепенно усиливается другой сильный славянский сосед – Полоцкое княжество.