Мои эстрадости - Александр Каневский 6 стр.


– Давай, – говорю, – в субботу в какое-нибудь кафе пойдём всей семьёй.

Пришли. Сели. Ждём. Несут.

Сперва подали нам рыбу-саблю, зажаренную вместе с ножнами. Потом свиные отбивные: в них запах мяса навсегда отбит, поэтому их в рыбные дни подают. На третье принесли кисель. Но он был какой-то запуганный: только тронь – трясётся… Разрезать его нельзя, зачерпнуть – невозможно: с ложки соскальзывает, как ртуть.

Муж говорит:

– Мне эту гадость чем-нибудь заесть надо. Если от тебя нормальной еды не дождёшься – сам сварю. Я хочу есть! Хочу кушать! Хочу ням-ням!..

Пошёл он по магазинам, принёс петуха. Где такого выбрал – ума не приложу. Пьеса есть «Синяя птица» – так это про него: не петух – сплошной синяк. Шея – во! Ноги – во! Весь устремлён к рекордам – Олимпийский петух. В нём вообще мяса нет – одни мускулы, твёрдый, как утюг. Варил его муж сутки, с субботы до воскресенья. На обед сослуживца пригласил, похвастаться своими кулинарными способностями.

Обедали они вдвоём: я детей предусмотрительно в кино отправила, а сама больной притворилась. Полулежу в кресле, в другой комнате, и через дверь наблюдаю.

Намерился муж гостю петушиную ножку оторвать, а она не отрывается. Начали они тянуть в разные стороны. Растянули того петуха метра на полтора, а разорвать не смогли. Стали есть его с разных сторон, сближаясь. Жуют, жуют, а проглотить не могут. Злятся, нервничают. А я их из кресла утешаю: мол, вспомните Олимпийский девиз: главное – не проглотить, главное – участвовать.

А теперь давайте всерьёз поговорим. Семья должна есть пищу, приготовленную любящими руками, с радостью и доброжелательством, то есть, женой и матерью. А меня этому не научили. Мать была ударницей и общественницей, ей было не до нас. Она всю жизнь кормила семью только готовыми пельменями, зимой, летом, весной и осенью. Отец не выдержал и удрал. На прощанье поцеловал меня и произнёс:

– Лучше быть вечным алиментщиком, чем вечным пельменьщиком.

А теперь моя дочь растёт такой же неумёхой, как и я. Мне заранее жаль её будущего мужа: она своих кукол кормит только опилками… А когда мне её учить? Она всю неделю в детском садике. И ваши в садике? И ваши?.. Растыкали детей по садам, и довольны. Разве мы родители? Мы – садисты!.. Да, теперь перед женщиной все дороги открыты: иди в науку, в начальство, в депутаты, даже в президенты… А вот как в семью обратно вернуться? Это я вас спрашиваю, дорогие наши мужчины. Вы нам дали полную свободу. Спасибо! Кланяюсь вам за это. Но ещё ниже поклонюсь, если вы эту свободу у нас чуток отберёте, запретите допоздна просиживать, наши общественные поручения между собой разделите. Помните, что каждая ваша сослуживица – чья-то жена, чья-то мама. Лишний час вне дома – это не сваренный обед, не проверенные уроки. А потом удивляемся, откуда у нас столько желудочников и неучей. А не пора ли уже громогласно, государственным указом, дать женщине больше свободного времени, перевести на сокращённый рабочий день. Если выиграет семья – выиграет государство. А государство – это мы.

Давайте выиграем!

Обыкновенная история

…Как медленно движется время, дотянуть бы до обеда, там быстрей пойдет. Какие расчеты? Какие схемы? Неужели, кроме меня некому сделать?.. Ладно, сдам, сдам!.. И двадцать дней не увижу ваших проектов и ваших физиономий! Завтра на самолет – и в Гагры… Как я ждал этого отпуска!.. Только двадцать дней маловато. Надо будет ещё на недельку бюллетеньчик добыть… Что насыпаю? Соду, потому что изжога. Выпил бы с моё, так не соду бы глотал, а огнетушитель. Как не пить, когда дядя Ваня именинник. Он будет поить до тех пор, пока тебя не вынесут из-за стола ногами вперёд… Вчера дядя Ваня, позавчера – тётя Оля, неделю назад – сосед по площадке – и так каждый день, сплошная обжираловка. Не ходить – значит, потерять всех своих родственников и друзей. Какой выход? Улететь за тридевять земель. Горный воздух, морские купания и только боржоми – утром, днём и вечером… Да? Да, я. Валюша? Молодец, что позвонила. Какая Аська? Ну, как ты можешь… Перестань выдумывать! Я её не обнимал… Не обнимал! Это танец! Когда танцуешь, держишь даму за талию. Это не я придумал, а испанцы, когда танго изобрели… Ты пойдёшь меня провожать?.. Да перестань про Аську!.. Господи, как я от всех устал! Скорей бы удрать, скорей!.. Солнце, море, воздух, боржоми. Никаких проектов, никаких любовных историй. Хоть раз в году от всего этого отдохнуть… О, как тянется время!..


…Море! Здравствуй, море! Как я по тебе соскучился. Какое ты тёплое… Нет, нет, никаких коктейлей – только плавать!.. Как ты меня баюкаешь, о, мое море!.. Ну и что особенного: ножки, как ножки. Да хоть бы сама Элизабет Тейлор! Я не ханжа, просто я не затем сюда приехал… Какое ласковое солнце… Какая приятная усталость… Да не надо мне взбадриваться! Я вообще здесь капли спиртного в рот не возьму!.. Где мой родной боржомчик?.. Где мои целебные пузырчики?.. О-о-о, благодать!.. И никакой изжоги!.. А теперь опять в море. И опять загорать. И опять боржомчик…


…Да, чуток обгорел – посидим в тени. А с чем коктейль? С чачей? Никогда не пил. Ладно, ради интереса. Оригинальный вкус, как денатурат с компотом. Зачем ещё пять порций? Прозапас? А куда их? Ладно, вылей боржоми – будет тара. Да не на песок лей – на спину: это же целебная вода… А ты прав: ножки ничего. И вообще… Ася? Чудесно! Это моё любимое имя. Вы вечером не заняты?.. Нравится шашлык?.. Надо запивать его вином. Да не такими глоточками! Здесь пьют стаканами, вот так. Не любите вино – возьмём коньяк… Разрешите пригласить. Это танго, прекрасное изобретение испанцев. Я не обнимаю – я просто держу за талию… А теперь – за наше знакомство. Нет, нет, за знакомство – шампанское!..


…О, как трещит голова… Печёт!.. Да не солнце – изжога! И мне охота выкупаться, но я не дойду до воды: шатает. Я бы с радостью не пил, но мы вчера были в «Приморском». Да не с Асей, а сТасей. С Асей уже всё кончилось. С Тасей началось. Баранину жрали. Я, наверное, полбарана в себя впихнул – до сих пор переварить не могу… Я бы не ел, да надо было закусывать. Да не люблю я вино – просто нужно было запивать… Слушай, у тебя соды нет?.. Хотя бы каустической?..


…А тут появилось много новых лиц. И пристань достроили. Всего три дня не был, а сколько перемен… Прятался у хозяйки в сарае. Нет, не скучно. Начертил две схемы к своему проекту, пересчитал узел… Спрашивали? Обе?.. Меня нет! Я уехал!.. Я, действительно, уезжаю. Вот, билет добыл. Сегодня вечером. Подумаешь, на десять дней раньше – я уже прекрасно отдохнул. Давай прощаться. Только обнимемся на расстоянии: у меня всё тело в волдырях… Который час? Как медленно движется время. Дотянуть бы до обеда, там быстрей пойдёт…

Здравствуй, город Кишинёв!

рассказы

Мой брат, Леонид Каневский, первым читал этот рассказ

Здравствуй, город Кишинёв!

Когда-то маленький сын Иосифа Андрюша спросил: папа, кто такой самец? Иосиф объяснил, что это тот, кто руководит стаей, следит, чтобы был порядок, за всех отвечает, и все его слушаются.

И тогда Андрюша обрадовано воскликнул:

– Я понял: у нас бабушка – самец!

Самец-Ривка по-прежнему руководила и сыновьями, и невестками, и внуками. Единственно, кто был ей неподвластен – это брат Миша, бывший чекист, который уже давно находился в заслуженном маразме.

Миша был одинок, семью не завёл, потому что в каждой женщине, с кем он начинал встречаться, подозревал подосланную к нему шпионку.

Конечно, ехать в Израиль он бы никогда не согласился, ибо всю жизнь слово «сионист» использовал, как ругательство и пугал им всех родственников. Поэтому ему сказали, что семья переезжает в Кишинёв: Миша там родился, там производил первые обыски и аресты, поэтому сохранил о городе самые тёплые воспоминания и мечтал в нём побывать перед смертью. Маленький, сморщенный, он был уже за пределами возраста, очень похож на пришельца, только не сверху, а снизу. У него были такие дырявые зубы, что приходилось давать ему две порции мяса: первая порция вся забивалась в дырки, и только тогда он мог разжевать и проглотить вторую порцию. Идти к стоматологу категорически отказывался, опасаясь диверсии агентов империализма.

– Дети, это уже Кишинёв? – приставал он ко всем в Шереметьевском аэропорту, а потом в Будапеште.

В самолёте всю дорогу продремал. Когда подлетали к Тель-Авиву, вдруг открыл глаза, увидел сквозь иллюминатор синюю гладь и очень удивился:

– Разве в Кишинёве есть море?

– Есть, есть, – успокоил его Борис. – Это искусственное море.

– А, Братская ГЭС, – догадался Миша и снова закрыл глаза.

Когда приземлились, его разбудил гром оркестра. Он удивился:

– Чего это они?

– Это тебя встречают, – объяснил ему кто-то из внуков.

Миша растрогался.

– Ещё не забыли! – Он вспомнил сотни обысканных квартир, тысячи арестованных им врагов народа и гордо улыбнулся. – Хорошее не забывается!

Когда спускались с трапа, к нему подскочил репортёр Телевидения.

– Вы довольны, что вернулись на свою Родину?

– Я счастлив! – ответил Миша, от умиления заплакал, пал на колени и стал целовать родную землю.

Этот эпизод отсняли и показали по телевидению. Миша был счастлив и горд, вслушивался в ивритские слова «саба», «оле хадаш», «савланут» и вздыхал, что уже окончательно забыл молдавский язык.

– А ты смотри Москву, – посоветовал ему Борис и включил русскую программу. Шла передача «Время». На экране показали очередь у Израильского консульства на Ордынке.

– Куда это они? – спросил Миша.

– Тоже в Кишинёв, – ответил Борис.

– Кишинёв не резиновый! – заволновался Миша. – Что у них других городов нет?.. Свердловск или Якутск, например?

– Они торопятся в Кишинёв, чтобы не попасть в Якутск, – буркнул Борис.

Миша долго не мог успокоиться.

– Сидели, сидели, а теперь все ко мне в Кишинёв!.. Раньше надо было думать, раньше!

С утра до вечера он дремал на балконе, наблюдал, прислушивался и снова дремал. Ничто не вызывало его подозрений: звучала русская речь, продавались русские газеты, из раскрытых окон гремело русское радио.

– Румынов много, – сообщил Миша, увидев толпу арабов, – надо закрыть границу!

Раздражали его и вывески на иврите:

– Почему на русском пишут меньше, чем на молдавском?

– Это их республика, их язык, – втолковывала ему Ривка. – Зачем им русский?

– Как это зачем?! – возмущался Миша. – Затем, что им разговаривал Ленин!

– Скоро все по-русски заговорят, – успокоил его Борис, – даже они. – Он указал на двух чернокожих евреев из Эфиопии.

– А это кто такие? – испуганно спросил Миша.

– Тоже молдаване.

– Почему такие чёрные?

– Жертвы Чернобыля, – нашёлся Борис, – прибыли на лечение.

– Да, сюда теперь все едут! – произнёс Миша с гордостью за свой родной Кишинёв. – Не зря мы для вас старались!.. Нет пьяниц – вот вам результат антиалкогольного указа!.. Витрины переполнены – это плоды продовольственной программы… А вы всё ругаете коммунистическую партию, всё недовольны!.. Вот она, Советская власть плюс электрификация всей страны!.. Мы наш, мы новый мир построим!.. Правильным путём идёте, товарищи!.. – От волнения всхлипнул. – Дожил я, дожил на родной земле!

Снова пал на колени и стал целовать кафельные плитки балкона.

Примечания

1

Притчу «Подземный переход» цензура категорически не пропускала. Один из цензоров изрёк: «Этот пасквиль никогда не будет опубликован!». А Весник заявил: «Пусть посадят, а я её читать буду!». И читал на всех своих творческих вечерах.

2

Актёры Кино часто выступали в гала-концертах, на стадионах и во Дворцах Спорта. Клара Лучко попросила меня написать ей монолог для таких выступлений, чтоб она выходила на сцену в образе простушки-украинки. Я выполнил её просьбу, и с этим монологом она выступала много лет и, как говорила мне, очень успешно.

Назад