Плюс один – Савелий порадовался тому, что когда-то жизнь развела их со Светкой в разные стороны, причем быстро и безболезненно. В юности на многое смотришь иначе, на многое закрываешь глаза, а по мере взросления начинаешь подмечать то, чего раньше не видел.
Короче говоря, слишком разные они со Светкой люди. Даже для того, чтобы просто дружить, хотя в возможность просто дружбы между мужчиной и женщиной (разумеется, при условии, что оба они гетеросексуальны) поверить трудно. В любом случае, интерес определенного рода будет присутствовать с обеих сторон, никуда от него не деться. Это только Виталик может втирать жене Ларисе про свои «кристально чистые отношения» с кем-то из женщин. Ага, знаем мы их. Лариса их тоже знает, не первый день с Виталькой живет, успела разобраться в том, какой он кобель. Самому Савелию, впрочем, больше нравилось не «кобель», а «саврас». Так более толерантно и благозвучно называли любителей клубнички в девятнадцатом веке.
Выйдя из метро, Савелий осознал, что совсем не хочет возвращаться домой. Тянуло предпринять что-нибудь еще, чтобы не заканчивать вечер, да еще пятничный, на столь тоскливой ноте.
Набиваться к кому-то в веселую компанию было уже поздно. Гулять не хотелось – темно и холодно (минус шесть и ветер). Закатиться одному в ночной клуб? А что там одному делать? Разве что с девушками знакомиться, но Савелий для этого был излишне осторожен (мало ли на кого нарвешься) и чересчур стеснителен. Так что вариант приятного времяпрепровождения остался всего один – закатиться куда-нибудь в кино на полуночный сеанс.
Верный смартфон (уже и представить невозможно, как можно было жить без постоянного доступа к Интернету) подсказал, что в торгово-развлекательном центре у Курского вокзала в половине первого ночи можно посмотреть «жизнеутверждающую комедию о головокружительных приключениях трех друзей, решивших свести счеты с жизнью».
Чего еще может желать психиатр-суицидолог для пятничного, точнее, уже субботнего похода в кино? Савелий повернул обратно и через двадцать минут уже сидел в почти пустом зале на очень хорошем месте в середине восьмого ряда. Жаль только, что кресла оказались чересчур удобными, располагающими ко сну и неге. Примерно на десятой минуте Савелий задремал и благополучно проспал до самого конца, до финальных титров. Проснулся в прекрасном расположении духа и поехал домой.
5
– Это – Останкино! О-стан-ки-но! Ну как не может быть маньяка в районе с таким названием!
– Обычное название, – пожал плечами Савелий. – Старинное, историческое. Бирюлево или Гольяново…
Редкий случай: посвятив утро субботы мелким домашним делам (закрепил расшатавшуюся розетку, смазал начавшие скрипеть петли туалетной двери, наклеил новые войлочные кругляши на ножки кресла вместо истершихся, заменил выключатель у бра над кроватью), Савелий позвонил брату и, узнав, что у того законный долгожданный выходной, пригласил его в гости. Обычно инициативу проявлял более общительный Виталик.
Встреча проходила в скромной, едва ли не спартанской обстановке – пили чай. Без сахара и пустой, потому что Виталику вдруг вздумалось начать устраивать разгрузочные дни, то есть одни сутки в неделю воздерживаться от еды и употребления спиртного. Эта идея была подсказана брату его собственными штанами, как форменными, так и штатскими. Словно сговорившись, все они начали с трудом застегиваться на поясе, причем с великим трудом.
Савелий попытался объяснить, что подобная разгрузка не даст такой пользы, как нормализация всего питания с отказом от чересчур калорийных продуктов и некоторым уменьшением рациона вообще, но Виталик не стал его слушать. «Мне проще сутки ничего не есть, чем постоянно держать себя в руках», – честно признался он. Савелий не стал настаивать на своем – пусть голодает сутки, если ему так хочется. Более того, чтобы не срывать брату его начинание, Савелий и сам солидарно пил чай без всего, отказавшись от пряников и любимого овсяного печенья с изюмом.
– Бирюлево – от слова «бирюльки»! – Виталик повысил голос почти до крика. – Тамошние жители, наверное, в бирюльки любили играть, всякие мелкие фигульки крючочками растаскивать. Или делали их на продажу всей деревней. А в Гольяново жила беднота, голь перекатная! Потому и Гольяново!
– А в Бескудниково? – поддразнил Савелий.
– Там жили одни паскудники! – рявкнул брат. – А потом первую букву изменили уже потом, для благозвучия! Но ты не уводи разговор в сторону, ты мне скажи – от какого слова пошло Останкино?
– Останки? – неуверенно предположил Савелий. – Надо же, никогда не задумывался…
– Вот-вот! – Виталик хлопнул ладонями по коленям. – Останки! Люди просто привыкли и не замечают, не вдумываются. И дернул же меня черт устроиться именно сюда! Были же варианты в Марьино и в Сабурово. Так нет же, выбрал Останкино. Как же! Крутой район, телевидение, Останкинская башня… А что мне до нее? У меня своя жизнь, у башни своя! Кстати, с ней не все так ладно, как кажется. Она излучает! И неизвестно еще, как это сказывается на мозгах! Я вот заметил, что в последнее время у меня на работе сразу голова трещать начинает. Раньше такого не было…
– Давление мерить пробовал?
– Да при чем тут оно?! – возмутился Виталик. – Я ему про излучение, а он мне про давление! Вы, доктора, вечно не по делу советы даете. Ты же психиатр!
Да, – подтвердил Савелий.
– Вот и посоветовал бы, как защитить мозги от излучения!
Савелий уперся указательным пальцем в лоб, изображая задумчивость. – Самое результативное – шапочка из трех слоев фольги, между которыми проложен войлок. И чтобы на верхушке был кусочек янтаря. Натурального.
– Правда? – вытаращился Виталик. – Или прикалываешься…
– Серьезней не бывает! – заверил Савелий. – Это сочетание предохраняет от всех видов излучения. Вокруг шапочки создается замкнутый контур…
Сдерживать смех дальше было невозможно. Савелий начал с хихиканья, а потом заржал в голос, наблюдая за тем, как меняется выражение лица брата. С удивленного на обиженное, с обиженного на суровое, с сурового на смеющееся… Трудно удержаться от смеха, если рядом с тобой кто-то заразительно смеется, пусть даже и над тобой.
– Я подозревал, что все это – лажа, но меня смутил янтарь, – признался, отсмеявшись, Виталик. – Шапочка… В такой на работу только приди – увольнение по ограниченному состоянию здоровья обеспечено. А район у нас все равно паршивый, валить оттуда надо.
– Вали, – разрешил Савелий.
– Не так-то все просто, брателло, – вздохнул Виталик. – И потом, так уходить тоже надо с умом. Горизонтальные перемещения – пустая трата времени, надо по вертикали, причем только вверх. Все выше, и выше, и выше… Я тут несколько дней подряд пробовал спать пораньше ложиться. Приду, быстро поем и сразу в постель. Лариска даже испугалась – не заболел ли.
– А зачем?
– Думал – вдруг осенит меня во сне, ну как Менделеева с его таблицей. Не получилось.
– С разбегу головой об стену не пробовал?
– Издевайся-издевайся, только не забывай, что хорошо смеется тот, кто смеется последним. Рано или поздно мы поймаем душителя, но лучше бы, конечно, раньше. Вот если бы он в Ботаническом саду орудовал…
Виталик махнул рукой, что, мол, мечтать?
– А чем лучше? – спросил Савелий.
– Тогда его можно было бы поймать на живца. Элементарно! Берется несколько сотрудниц… Ну, что там объяснять. А тут как его на живца ловить?
– Можно наблюдать за подъездами, в которые должен прийти участковый врач…
– Была такая идея, но она неосуществима на практике. Вызовы идут один за другим, не успеешь за ними.
– А Он успевает.
– Да. – Виталик вздохнул. – Понять бы еще его логику. Почему именно здесь, а не там? Как он выбирает жертву? По каким признакам? Он же ее даже не видит до того!
– Это вы, то есть мы, пока так думаем. А вдруг видит? А если он знаком со всеми? У Честертона был такой рассказ, кажется, «Невидимка», о том, что никто не обращает внимания на почтальонов…
– Савелий, не умничай! – осадил брат. – Мы уже не знаем, по сколько пар обуви истоптали, проверяя всех, начиная с дворников и заканчивая сотрудниками провайдеров, которые обслуживают линии. Я тебе даже больше скажу – не только участковых врачей перетрясли-просеяли через мелкое сито, но и участковых уполномоченных. Вдруг среди них какой-нибудь оборотень затесался? Я уверен, что меня тоже проверяли. У меня, кстати, в четырех случаях – железное алиби, а в одном – условное.
– Это как?
– Ну… – Виталик сделал плутоватую мину и подмигнул Савелию. – Скажем так – я работал с важным свидетелем по одному делу.
Подробностями Савелий интересоваться не стал. И так ясно, какого пола был свидетель, то есть, конечно, свидетельница, и как именно «работал» с ней любвеобильный Виталик.
– Короче говоря, все, кто имеет хоть какое-то отношение к Останкину, находятся под колпаком, – продолжил откровенничать брат. – Привязка убийцы к району не вызывает сомнений.
– А если зайти с другого конца… – подумал вслух Савелий. – Если вообще забыть про эти поликлиники, словно их никогда и не было, и попробовать представить… Нет, не подходит.
– Что? – оживился Виталик. – Что?
Он выбрал из яблок то, которое покрупнее и покраснее, взял в руку, внимательно рассмотрел со всех сторон и, удовлетворившись осмотром, хрустко надкусил. У Виталика с малолетства был один бзик – как-то раз ему в яблоке попался червяк, и с тех пор он придирчиво осматривал все фрукты, которые собирался съесть.
– Да так, пустое, – отмахнулся Савелий. – Подумал, а вдруг все убитые были членами какого-то тайного клуба? Жесткий садизм и все такое. Клуб тайный, глубоко законспирированный, поэтому вы о нем ничего не знаете…
– Ныу-ныу! – подбадривающе промычал Виталик, которому мешал членораздельно разговаривать набитый рот.
– Начинают свои игры, а потом заигрываются, случайно или нарочно. Но всяким развлечениям люди обычно предаются вечерами, ночами и по выходным. А в будний день, да еще вызвав врача…
– …приспичило позабавиться, – подхватил Виталик, забыв о недоеденном яблоке, – приперло так сильно, что не пошли на работу, вызвали врача, чтобы взять больничный, и начали свои любовные игры… Нет, так не бывает, чтобы случайный убийца несколько раз подряд идеально заметал следы. Разве что только дамы думали, что все это игра, а кавалер знал, что все будет по-настоящему.
Слушай, брателло, а каков вообще процент мазохистов в обществе? Пять женщин на район с шестидесятитысячным населением – это как? Укладывается?
– Примерно одна сотая процента, – навскидку прикинул Савелий. – Конечно, укладывается. Смотри-ка, а если допустить, что наш душитель намеренно вступил в этот клуб, чтобы удовлетворять свои, скажем так, потребности, то получается…
– Проверим, – пообещал Виталик. – На безрыбье и рак рыба. Как говорит мой начальник, чтоб он треснул: «Когда нет идей, сгодится любая фантазия». Но вообще-то в этом направлении тоже работают. Половые психопаты – наши главные подозреваемые. Но вот клуб… В Интернете небось концы можно будет найти…
– Да, – улыбнулся Савелий. – Там все есть.
– Взять, что ли, пробовать набрать в поиске: «Как зовут Останкинского душителя и где он живет?» – Виталик вздохнул. – Эх, если бы все было так просто… Но мы его все равно поймаем, еще до майских праздников. Есть у меня такое предчувствие, они меня никогда не обманывают.
– Существуют ниточки? – поинтересовался Савелий.
– Пока нет, но будут. Если бы ты только знал, сколько очень серьезных людей работает по этому делу…
– Давай ты не будешь перечислять всех поименно, – попросил Савелий. – Я все равно не запомню. Ты лучше не забывай держать меня в курсе, раз уж втянул в эту историю.
– Не забуду, – пообещал Виталик, одним большим глотком допив давно остывший чай. – А ты в свою очередь думай, напрягай мозги. Может, что и придумаешь. Одна неудачная версия не должна тебя расхолаживать.
– Две, – улыбнулся Савелий. – Я еще думал, что каким-то боком к этой истории может быть причастна женская консультация…
– Гинеколог-насильник?.. – Виталик в задумчивости поцокал языком, словно пробуя идею на вкус. – Его так достали женщины… Только в женской консультации восемьдесят шестой поликлиники нет ни одного мужика-врача. Это я точно помню, отрабатывал восемьдесят шестую на пару с Сашкой Старых. Только не начинай убеждать меня в том, что наш душитель может быть мужем или братом кого-то из сотрудниц…
– Не буду, – поспешно сказал Савелий и предложил: – Давай лучше мы подумаем о том, что делает человек, когда просыпается утром и понимает, что заболел. Причем так серьезно, что надо вызывать врача на дом. Реконструируем, так сказать, события до мельчайших деталей, хорошо?
– Сколько раз я над этим уже думал, – махнул рукой Виталик. – Даже Лариску спрашивал, женщина же, может, что подскажет. Дохлый номер…
– А все-таки! – Когда было надо, Савелий становился весьма настойчивым. – Давай попробуем. Попытка не пытка. Все равно же сидим, разговариваем.
– Ну, давай, – согласился Виталик и начал: – Проснулся человек, голова дурная, тело ломит, по горлу как напильником прошлись… Встал, сходил в туалет, потом в ванную, посмотрел на себя в зеркало, взял градусник, померил температуру и начал дозваниваться до поликлиники…
– Может, еще чаю горячего выпил, – вставил Савелий.
До мелочей так до мелочей.
– Пускай, – согласился Виталик. – Дозвонился через час, вызвал врача, потом позвонил на работу, сообщить, что заболел…
– Положил на тумбочку полис и паспорт…
– И завалился смотреть телевизор или читать книжку. Чем еще заниматься больному в ожидании врача?
– Мог еще кому-то из родственников сообщить.
– Возможно. Мог соседей попросить хлеба ему купить, молока или аспирину. Что еще?
– Да вроде ничего, – пожал плечами Савелий. – Ну, чай по новой заварить, мокрое белье сменить, если пропотел… Но все эти действия никак не могут привлечь к больному, то есть к больной внимание убийцы.
– А однако же мы имеем пять трупов, – напомнил Виталик. – Такой неприятный парадокс.
– Знаешь, это, конечно, не стопроцентно точно, но я на основании всего, что ты мне рассказывал, набросал психологический портрет Останкинского Душителя.
– Это интересно! – В голосе Виталика Савелию послышалась ирония. – Нам уже давали два портрета, только там в каждом предложении «вероятно» да «ориентировочно».
– У меня в общем-то все так же, – признал Савелий. – Точный портрет можно составить лишь после знакомства. А какие портреты давали вам? И почему два? Прочесть их можно?
– Два, потому что один старый, а другой новый, созданный после последнего убийства. Совпадают в обоих портретах только пол и возраст – мужчина, ориентировочно от двадцати до сорока пяти лет. У тебя тоже так?
– Мне кажется, что ему между тридцатью и сорока.
– Почему? – прищурился Виталик. – Ты не думай, я не придираюсь, просто мне всегда было интересно, как составляются подобные портреты. Говоришь, что между тридцатью и сорока, – обоснуй.
– Пожалуйста. – Савелию надоело сидеть с вытянутыми ногами, и он закинул ногу на ногу. – Ему не меньше тридцати, потому что за такой вереницей идеальных, можно сказать, преступлений чувствуется не только определенный интеллект, но и определенный жизненный опыт. Согласен? Не мальчик он, наш общий друг.
– Да, – согласился Виталик.
– Почему он не старше сорока? – продолжил Савелий. – Потому что он довольно энергичен, находится в хорошей, если не прекрасной, физической форме. Впрочем, планку можно поднять до сорока пяти.
– Скажем так, мужчина средних лет.
– Пусть так. Он обладает располагающей или, правильнее будет сказать, не вызывающей опасений внешностью, иначе бы его и на порог никто бы не пустил.