Господь снова призвал своего избранника, и Наполеон вновь появился во Франции: гладиатор вновь вышел на арену. Он бьется, падает и теряет все под Ватерлоо.
И тогда Париж вновь открывает свои ворота перед русским царем и его дикой армией. На сей раз оккупация продлилась три года. На берегах Сены гуляли люди с берегов Невы, Волги и Дона. Затем, проникнувшись новыми и странными для них идеями, выучив и начав лепетать слова, доселе неизвестные, о цивилизации, освобождении и свободе, они вернулись в свои дикие края, а потом в Санкт-Петербурге происходит выступление заговорщиков-республиканцев… Взгляните на Россию, отец, и увидите, как на Сенатской площади еще не рассеялся дым этого пожара.
Вы, отец, посвятили всю свою жизнь служению человеку-идее. Но человек умер, а идея продолжает жить. Так живите же и вы ради этой идеи!
– Что вы такое говорите, сын? – вскричал господин Сарранти, глядя на Доминика. В глазах его читались одновременно удивление, радость и гордость.
– Я говорю, отец, что после того, как вы столь храбро сражались, вы не должны желать расстаться с жизнью прежде чем услышите, как пробьет час будущей независимости. Отец, мир сейчас находится в состоянии возбуждения. Франция бурлит подобно вулкану. Еще несколько лет, а быть может, и несколько месяцев, и лава начнет истекать из кратера. Она поглотит на своем пути, словно проклятые Богом города, все рабские привычки, всю низость старого общества, обреченного на то, чтобы уступить место новому обществу.
– Повтори это еще раз, Доминик! – воскликнул в воодушевлении корсиканец, чьи глаза стали метать искры радости, когда он услышал из уст сына такие пророческие и утешительные слова, ставшие для него драгоценными, как алмазная россыпь. – Повтори, что ты сейчас сказал… Ты – член какого-то тайного общества, не так ли? И ты знаешь, что произойдет в будущем?
– Я не состою ни в каком тайном обществе, отец, и если я что-то и знаю о будущем, то только то, что я увидел в прошлом. Я не знаю, зреет ли где-то во тьме какой-нибудь заговор. Но я знаю то, что на глазах у всех, в лучах солнца зреет всеобщий и всепобеждающий заговор: это заговор добра против зла. Противники готовы, мир ждет, когда начнется их схватка… А посему я призываю вас, отец, живите!
– Да, Доминик! – воскликнул господин Сарранти, протягивая сыну руку. – Вы правы. Теперь мне хочется жить. Но как я могу выжить, коль я приговорен к смерти?
– Это уже моя забота, отец.
– Но только не помилование, слышишь, Доминик? Я не желаю получать его от тех людей, которые на протяжении двадцати лет боролись против Франции.
– Нет, отец. Доверьтесь мне: я сумею сохранить честь семьи. От вас требуется лишь одно: подать кассационную жалобу. Невиновный не должен молить о пощаде.
– Так каковы же ваши планы, Доминик?
– Отец, я должен скрывать их от всех. Даже от вас.
– Это тайна?
– Совершеннейшая тайна. И я никому не могу говорить о ней.
– Даже отцу, Доминик?
Доминик взял руку отца и с уважением поцеловал ее.
– Даже отцу! – сказал он.
– Тогда не будем больше об этом, сын… Когда я смогу снова увидеться с вами?
– Через пятьдесят дней, отец… Возможно, чуть раньше. Но никак не позже.
– Так, значит, я увижу вас только через пятьдесят дней? – испуганно воскликнул господин Сарранти.
Он уже начал бояться смерти.
– Я отправляюсь в длительное паломничество… И теперь я прощаюсь с вами. Я ухожу сегодня вечером, ровно через час. И остановлюсь только по возвращении… Благословите меня, отец!
На лице господина Сарранти появилось возвышенное выражение.
– Пусть Господь сопровождает тебя в твоем нелегком паломничестве, благородное сердце! – сказал он, подняв руки над головой сына. – Пусть он спасет тебя от засад и предательств и пусть приведет тебя назад для того, чтобы открыть двери моей темницы, независимо от того, выйду ли я отсюда, чтобы жить или чтобы умереть!
Затем, взяв в ладони лицо коленопреклоненного монаха, посмотрел в него с нежностью и гордостью, поцеловал в лоб и знаком показал на дверь, боясь, вне всякого сомнения, что наполнившее его сердце волнение перерастет в рыдания.
И монах, тоже почувствовав, как силы изменили ему, отвернулся, чтобы скрыть от отца брызнувшие из глаз слезы, а затем стремительно вышел из камеры.
Глава XXVII I
Паспорт
Когда аббат Доминик выходил из тюрьмы «Консьержери», часы пробили четыре раза.
На улице монаха поджидал Сальватор.
Молодой человек, увидев взволнованное состояние аббата, догадался о том, что происходило в его душе, и понял, что разговором об отце он только разбередит его рану. А посему он сказал всего лишь:
– И что же вы теперь намерены делать?
– Я отправляюсь в Рим.
– Когда?
– Как можно скорее.
– Вам нужен паспорт?
– Может быть, моя одежда сможет заменить его мне. Но все же для того, чтобы не возникало никаких задержек, я предпочел бы иметь паспорт.
– Тогда пошли за ним. Мы находимся в двух шагах от префектуры полиции. И я надеюсь, что смогу сделать так, что получение его не займет у вас много времени.
Спустя пять минут они уже входили во двор префектуры полиции.
При входе в отдел по выдаче паспортов они едва не столкнулись в темном коридоре с каким-то человеком.
Сальватор узнал господина Жакаля.
– Прошу извинить меня, мсье Сальватор, – сказал полицейский, узнав молодого человека. – Я не стану спрашивать у вас, какому счастливому случаю я обязан тем, что снова вижу вас.
– Почему же вы не хотите спросить меня об этом, мсье Жакаль?
– Да потому что я знаю, зачем вы пришли.
– Вы знаете, что привело меня сюда?
– Разве мое положение не обязывает меня знать все?
– В таком случае, почему же я пришел сюда, дорогой мсье Жакаль?..
– Вы пришли за паспортом, дорогой мсье Сальватор.
– Для себя? – со смехом спросил Сальватор.
– Нет… Для мсье, – ответил господин Жакаль, указывая пальцем на монаха.
– Мы с братом Домиником стоим рядом с отделом выдачи паспортов. Вы знаете, что дела удерживают меня в Париже. Отсюда нетрудно догадаться, дорогой мсье Жакаль, что я пришел за паспортом и что паспорт нужен этому господину.
– Да. Но главное было в том, чтобы предугадать ваше желание.
– Ах, ах!.. И вы его предугадали?
– Настолько, насколько мне позволила сделать это моя ничтожная предусмотрительность.
– Не понимаю.
– Не соизволите ли из дружеского ко мне расположения пройти с мсье аббатом со мной, дорогой мсье Сальватор? И тогда вы, возможно, все поймете.
– И куда же вы хотите нас отвести?
– Да в комнату, где выдаются паспорта. И там вы увидите, что паспорт для мсье аббата уже готов!
– Готов? – произнес Сальватор с сомнением.
– О, бог мой, конечно, готов, – ответил господин Жакаль со столь знакомым нам выражением добродушия на лице.
– И даже с приметами?
– Даже с приметами. Там не хватает только росписи мсье аббата.
Они подошли к конторке, стоявшей прямо перед дверью.
– Паспорт мсье Доминика Сарранти, – сказал господин Жакаль начальнику отдела, сидевшему в маленькой деревянной клетушке.
– Вот он, мсье, – ответил начальник отдела, протягивая паспорт господину Жакалю. Тот передал его монаху.
– Это то, что нужно, не так ли? – продолжал господин Жакаль, видя, что Доминик с удивлением посмотрел на официальную бумагу.
– Да, мсье, – ответил аббат. – Это то, что нужно.
– В таком случае, – сказал Сальватор, – нам остается только получить визу у господина папского нунция.
– Это совсем просто, – произнес господин Жакаль, беря из табакерки большую щепоть табака и с наслаждением втягивая его ноздрей.
– Но этим вы оказали нам огромную услугу, дорогой мсье Жакаль, – произнес Сальватор. – И я не знаю, как выразить вам мою признательность.
– Не стоит об этом и говорить. Ведь друзья наших друзей – наши друзья, не так ли?
Господин Жакаль произнес эти слова с таким пожатием плечами, с таким добродушным выражением на лице, что Сальватор посмотрел на него с подозрением.
У него иногда уже бывали моменты, когда он готов был принять господина Жакаля за филантропа, который избрал для себя профессию полицейского только из любви к человечеству.
Но именно в этот самый момент господин Жакаль бросил на него мельком один из тех взглядов, которые указывали на его сходство с животным, чье название было созвучно его фамилии.
И Сальватор сделал Доминику знак подождать его. А сам обратился к полицейскому:
– Могу я вас на пару слов, дорогой мсье Жакаль?
– Да хоть на четыре, мсье Сальватор… На шесть, на все слова из словарного запаса. Мне доставляет такое большое удовольствие беседа с вами, что, когда мне удается завязать разговор, хочется, чтобы он никогда не кончался.
– Вы очень любезны, – произнес Сальватор.
И, несмотря на отвращение, которое он испытывал в душе от подобного знакомства, он взял полицейского под руку.
– Дорогой мсье Жакаль, ответьте мне, пожалуйста, на два вопроса…
– С превеликим удовольствием, дорогой мсье Сальватор.
– Зачем вы приготовили заранее этот паспорт?
– Это – первый из тех двух вопросов, которые вы хотели мне задать?
– Да.
– Да затем, чтобы сделать вам приятное.
– Спасибо… А теперь скажите, как вы узнали о том, что сможете сделать мне приятное, приготовив заранее паспорт на имя мсье Доминика Сарранти?
– Ведь мсье Доминик Сарранти ваш друг, насколько я смог судить об этом в тот день, когда встретился с вами у постели мсье Коломбана.
– Отлично! Но каким образом вы смогли догадаться о том, что он отправляется в путешествие?
– Об этом мне не надо было и догадываться: он сам сказал об этом Его Величеству, когда попросил у него отсрочить на пятьдесят дней приведение в исполнение приговора.
– Но ведь он не сказал Его Величеству, куда именно он собрался.
– О, святая простота, мсье Сальватор! Мсье Доминик Сарранти просит у короля отсрочить казнь своего отца на пятьдесят дней для того, чтобы успеть совершить путешествие в триста пятьдесят лье. А каково расстояние от Парижа до Рима? Тысяча триста километров по дороге на Сиенну, тысяча четыреста, если следовать по дороге на Перузу. Следовательно, среднее арифметическое равняется тремстам пятидесяти лье. К кому же может направляться мсье Сарранти при данных обстоятельствах? К папе римскому: ведь он же монах, а папа римский король всех монахов. Следовательно, ваш приятель отправляется в Рим для того, чтобы попытаться заинтересовать короля монахов судьбой своего отца. Для того, чтобы тот попросил короля Франции помиловать его. Вот и все, дорогой мсье Сальватор. Я мог бы оставить вас при мнении, что я волшебник, но я предпочел рассказать вам всю правду. Теперь сами видите, что любой человек путем умозаключений сумел бы так же ловко, как и я, достичь желанной цели. А посему мсье Доминику остается только поблагодарить меня от вашего и своего имени и отправиться в Рим.
– Хорошо, – сказал Сальватор. – Именно так он и поступит.
Затем подозвал к себе монаха.
– Дорогой мой Доминик, – сказал он. – Мсье Жакаль готов выслушать от вас слова благодарности.
Монах приблизился, поблагодарил господина Жакаля, выслушавшего его все с тем же выражением доброты и даже простоты на лице, которое он хранил на протяжении всего разговора.
Друзья покинули здание префектуры полиции.
Метров сто они прошли, храня молчание.
Потом вдруг аббат Доминик резко остановился и тронул за руку погруженного в раздумья Сальватора.
– Друг мой, меня гложет беспокойство, – сказал он.
– Меня тоже, – ответил Сальватор.
– Предупредительность этого полицейского кажется мне какой-то неестественной.
– Да и мне, признаться, тоже… Но давайте продолжим наш путь. За нами, возможно, следят.
– Зачем бы ему было облегчать мое путешествие? – сказал аббат, подчиняясь приглашению Сальватора.
– Не знаю. Но, как и вы, считаю, что за этим что-то кроется.
– Вы поверили тому, что он сделал это, лишь чтобы доставить вам удовольствие?
– О, вообще-то это не исключено: он человек странный и иногда, не знаю, почему и как, его охватывают чувства, никак не вяжущиеся с его положением. Однажды ночью, когда я возвращался домой через самые отдаленные кварталы города, я услышал на одной из не имеющих названия, но страшных улочек, где-то между улицей Тюэри и улицей Старого Фонаря, сдавленные крики. Я всегда ношу при себе оружие – вы догадываетесь, почему, Доминик, – и поэтому я бросился в ту сторону, откуда доносились крики. И увидел, как внизу, на осклизлой лестнице, соединяющей улицу Тюэри с улицей Старого Фонаря, один человек боролся стремя. Те пытались утащить его к Сене через открытую дверь сливного колодца канализации. Я не смог спуститься вниз по лестнице, поскольку поскользнулся и упал на улицу, оказавшись всего в двух шагах от дерущихся. Один из нападавших бросился ко мне, подняв над головой палку. И в тот же самый миг раздался пистолетный выстрел, и он рухнул замертво в сточную канаву. При виде этого испуганные звуком выстрела двое других разбойников скрылись. А я оказался лицом к лицу с тем человеком, на помощь которому Провидению угодно было меня направить. Это был мсье Жакаль. Я знал его только по имени, как и все остальные. Он рассказал мне, как и почему он оказался в этом месте: ему надо было проникнуть в один пользовавшийся дурной славой притон, что находился на улице Старого Фонаря, всего в нескольких метрах от лестницы. Он прибыл туда на четверть часа раньше своих людей и притаился у решетки колодца для сточных вод. Но тут внезапно решетка распахнулась и на него набросились трое. Это были в некотором роде делегаты от всех парижских воров и убийц. Они поклялись покончить с мсье Жакалем, чье рвение по службе не давало им спокойно заниматься своим делом. И им удалось бы сдержать свое слово и избавить от мсье Жакаля преступный мир, но тут, к несчастью для них, а особенно для того, кто хрипел у моих ног, появился я и пришел на помощь мсье Жакалю… С того самого дня мсье Жакаль испытывает ко мне некоторую признательность и иногда оказывает мне и моим друзьям те мелкие услуги, которые он может оказать, без ущерба для своего долга начальника полиции.
– Значит, действительно возможно, – сказал аббат Доминик, – что он сделал все это для того, чтобы доставить вам удовольствие.
– Возможно, и так, но давайте войдем в дом. Видите вон того пьяницу: он плетется за нами следом с самой Иерусалимской улицы. Но стоит нам оказаться по ту сторону двери, как он моментально протрезвеет.
Сальватор вынул из кармана ключ, открыл дверь садика, пропустил вперед Доминика, вошел сам и запер за собой дверь.
Роланд уже учуял хозяина. Поэтому встретил молодых людей на первом этаже. Фрагола ждала Сальватора у дверей жилища.
Ужин был уже готов, поскольку, пока происходили все эти события, время уже перевалило за шесть.
Лица у вошедших были серьезными, но спокойными. А это означало, что не случилось ничего особенного.
Фрагола на всякий случай все же вопросительно взглянула на Сальватора.
– Всё в порядке! – ответил тот, едва улыбнувшись.
– Не соблаговолит ли мсье аббат разделить наш ужин? – спросила Фрагола.
– С удовольствием.
Фрагола исчезла.
– Теперь, – произнес Сальватор, – дайте-ка мне ваш паспорт, брат мой.
Монах достал сложенный вдвое и спрятанный на груди паспорт.
Сальватор развернул бумагу, тщательно ее просмотрел, покрутил перед глазами, но не нашел там ничего подозрительного.
Наконец он приложил бумагу к окну.
И тут он увидел на прозрачной бумаге совсем в другом месте, где он предполагал, невидимую для глаза букву.
– Взгляните-ка, – сказал Сальватор. – Видите?
– Что? – спросил аббат.
– Вот эту букву.
И он указал на нее пальцем.
– Букву «С»?
– Да, букву «С». Теперь понимаете?
– Нет.