В 1461 г. у Боровицких ворот построили каменную церковь Рождества Иоанна Предтечи вместо деревянной, о которой летописец записал, что «глаголют же, яко то пръваа церковь на Москве». Несколько позже случилось весьма знаменательное событие – летопись сообщила о том, что не князь, не боярин, не церковный иерарх, а купец возвел «кирпичные» палаты. В 1471 г. купец Таракан (надо думать, из богатых купцов Таракановых, имевших позднее дом в Китай-городе) построил у Фроловских (Спасских) ворот свой дом: «единого лета и сведе».
Великому князю Василию наследовал его сын Иван III, долголетнее правление которого – с 1462 по 1505 г. – было отмечено важнейшими событиями в истории Москвы и Кремля. Государство оправилось от потрясений внутренних и внешних, и великий князь мог начать грандиозное строительство в своей резиденции. Такого еще не было на Руси: на протяжении почти 45 лет продолжалось возведение различных строений – от огромной по всем меркам крепости, а также церквей и дворцов и до самых разных хозяйственных зданий. Первым стал достраиваться собор Вознесенского монастыря, где хоронили великих княгинь. Его заложили еще в 1407 г., но много десятилетий он стоял неоконченным из-за «многих же пожарех». Предполагалось снести обгорелые своды и стены и возвести их заново, но за дело взялся зодчий Василий Ермолин, один из малоизвестных сейчас русских мастеров, настоящий человек эпохи Возрождения, обладавший многими талантами: скульптора, мастера-строителя, архитектора.
Он сумел оставить стены, и «горелъи камень весь обламаша, и своды двигшееся разобраша, и оделаша ея около всю новым каменем да кирьпичем ожиганым, и своды сведоша, и всю съвръшиша, яко дивитися всем необычному делу сему». Митрополит Филипп освятил собор 3 ноября 1467 г. Тогда же Архангельский собор обстраивается небольшими деревянными обетными храмами, но главной заботой и князя и митрополита был Успенский собор, простоявший со времени князя Ивана Калиты и пришедший в ветхость. Собрали деньги, пригласили мастеров, 30 апреля 1472 г. совершили закладку и к весне 1474 г. собор вывели до сводов, но 20 мая стены его порушились. Новый собор возводил итальянский зодчий Аристотель Фиораванти.
Однако самым крупным строительством в Кремле было возведение кирпичных крепостных стен вместо изрядно обветшалых белокаменных времен Дмитрия Донского. Они неоднократно поправлялись, чинились, прикрывались деревянными заплатами, которых было так много, что один из иностранных путешественников записал, что кремлевские стены построены из дерева. В особенности пострадал Кремль в пожар 1445 г., когда 14 июля «загореся град Москва (внутри города, то есть в Кремле. – Авт.) в нощи и выгоре весь, яко ни единому древеси на граде не остатися, но и церкви каменые распадошася, и стены градные каменые падоша в многых местех, а людей множество изгоре…».
В 1451 г., когда ордынский царевич Мазовша приступил к Москве, оказалось, что во многих местах «несть крепости каменыя». Летописи и позднее сообщают о повреждении крепости: в 1473 г. «огоре граднаа кровля, и приправа вся городнаа», в 1479 г. при пожаре «бяху бо поварни за градом под стеною градною, и загореся поварни те, и от того кровля граднаа загореся».
Мысль о крепостных стенах конечно же занимала Ивана III. Сразу после восшествия на трон он занялся их поправлением. В 1462 г. великий князь указал перестроить стены на участке от Боровицкой до Свибловой башни. Руководил этим тот же Ермолин.
Однако совсем другой размах получили работы в Кремле после женитьбы Ивана III на племяннице императора Византии Зое Палеолог. Тогда Кремль в основном и приобрел современный вид.
Отец Зои, правитель провинции Морея (на полуострове Пелопоннес в Греции), брат последнего византийского императора Константина, Фома Палеолог, после падения империи бежал в Италию, где его гостеприимно встретил папа римский. После смерти Фомы заботу о Зое взял на себя ее опекун, кардинал Виссарион, радевший о восстановлении Византийской империи и воссоединении православной и католической церквей: он участвовал во Флорентийском соборе, где была одобрена «уния», то есть союз между двумя церквями. Виссарион пользовался в Италии большим влиянием и даже претендовал на избрание папой. Он был выдающимся ученым и способствовал знакомству Италии с греческой культурой; свою большую библиотеку завещал Венеции при условии свободного доступа. Виссарион понимал, что привлечение Русского государства к борьбе против турок может быть решающим для восстановления Византии, и непосредственно содействовал заключению брака Зои с русским великим князем. В 1469 г. в Москву прибыл грек Юрий с грамотой от кардинала Виссариона, в которой дочь морейского правителя Зоя Палеолог предлагалась в невесты. Великий князь, посоветовавшись с матерью, митрополитом Филиппом и боярами, отправил в Рим посла с поручением посмотреть предполагаемую невесту. Обратно тот привез ее согласие и портрет. Царевна, по словам очевидцев, была очень полной, невысокого роста, с красивыми глазами и удивительной белизной кожи, но, правда, внешние данные в этом политическом браке не играли главной роли.
Обсудив все еще раз, Иван отправил посольство с окончательным согласием на брак. Там, в Риме, в соборе Святого Петра в исключительно торжественной обстановке состоялось обручение Зои с великокняжеским уполномоченным, а затем она отправилась в неведомую страну. Путешествие длилось четыре месяца: сначала на север, к Балтийскому морю, потом на корабле к русским берегам. 12 ноября 1472 г. Зоя Палеолог въехала в Москву. Ее привезли в церковь под благословение митрополита, потом в хоромы матери великого князя, где жених и невеста впервые увидели друг друга. После обручения состоялось венчание в деревянной временной церкви, поставленной посреди строящегося Успенского собора. Итак, византийская принцесса Зоя Палеолог стала московской великой княгиней Софьей Фоминичной.
С появлением Зои Палеолог в Москве облик и обычаи великокняжеского двора значительно изменились: теперь уже никто и помыслить не мог обращаться к Ивану III со «многими поносными и укоризненными словами», как было возможно еще недавно. Существенно большее внимание уделялось пышности, богатству, церемонному этикету, появились придворные чины, был принят герб – двуглавый орел, который, согласно последним исследованиям, заимствовали из герба Священной Римской империи. Великий князь рассматривался как прямой преемник римских императоров и единственный охранитель истинной веры.
Теперь Кремль – резиденция наследника славы Византии и оплот православия. Однако лабиринт его узких улиц и проходов между многочисленными мелкими дворами, где виднелись небольшие каменные и деревянные храмы, окруженные кладбищами, совершенно не соответствовал новому значению Кремля. По словам историка В.О. Ключевского, «почувствовав себя в новом положении и еще рядом с такой знатной женой, наследницей византийских императоров, Иван нашел тесной и некрасивой прежнюю кремлевскую обстановку, в какой жили его невзыскательные предки».
Новая роль Москвы поставила на повестку дня сооружение современных, отвечающих притязаниям московских государей представительных зданий, и в первую очередь в великокняжеской резиденции в Кремле. Вероятно, по совету Софьи Иван III задумал широкую, невиданную еще программу кардинальной перестройки. Вслед за заморской царевной выписали и заморских зодчих. В Москву прибыл Аристотель Рудольфо Фиораванти (Фиораванти дельи Альберти, называвшийся в летописях Аристотелем «за его хитрость»), за ним последовали Марк, Пьетро Антонио Солари, Петр-Франциск, Алоизио да Каркано (Алевиз Старый), Алоизио Ламберти да Монтаньяна (Алевиз Новый), Бон и Петрок Малый. Их звали фрязинами, то есть иностранцами.
Об Аристотеле известно более всего: он родился в 1415 г. в Болонье в семье потомственных зодчих, его имя становится известным в Италии благодаря крупным инженерным работам: укрепление и передвижка зданий, выпрямление башен, прокладка каналов. Он же умел изготовлять монету, делать кирпич, возводить мосты и крепостные башни, отливать пушки.
Приезд Аристотеля Фиораванти был занесен в летопись под 1474 г.:
«Тое же весны, месяца марта 26, на Велик день, пришел из Риму посол великого князя Семен Толбузин, а привел с собою мастера муроля, кой ставит церкви и полаты, Аристотеля именем, такоже и пушечник той нарочит, лити их и бити, и колоколы и иное все лити хитр велми». Новоприезжий мастер уже через три недели после поездки во Владимир приступил к первой работе: «…а 17 апреля мастер Венецейской Аристотел начят разбивати церкви Пречистыя не падшиа стены новыа, и разби того дни два столпа, да и предние двери, и стены предние разби много». Разобрав в короткое время старую постройку, он приступил к возведению новой: Успенский собор был выстроен им в 1477 г. и через два года освящен.
В обновлении Кремля самую важную роль играло строительство крепости, шедшее одновременно с возведением десятков сооружений внутри ее. Иван III обладал большой реальной властью и крупными денежными материальными ресурсами, которые особенно увеличились после ограбления богатого Новгорода: как отметил летописец, «поимал князь великы болших боярь Новогородскых и боярынь, и казны их и села все велел отписати на себя, а имъ подавал поместья на Москве под городом, а иных бояръ, которые коромолу дръжали от него, тех велел заточити в тюрмы».
Иван III решил создать для себя и своего двора соответствующую новому положению великолепную резиденцию, которая свидетельствовала бы о его величии, могуществе и богатстве. Так, начиная с 1485 г., на протяжении 10 лет, за исключением перерыва, вызванного огромным пожаром 1493 г., велось возведение крепостных стен Кремля. Есть основания считать, что общий план перестройки или, вернее, постройки Кремля был продуман и составлен заранее, и можно предположить, что Аристотель Фиораванти был одним из авторов этого плана.
Строительство новой крепости, которое подгонялось возможной войной с ордынским ханом Ахматом, началось с южной, речной стороны, откуда чаще всего появлялись вражеские рати. Первой заложил Тайницкую башню в 1485 г. итальянский мастер-горододелец фрязин Антон. В марте 1487 г. начали угловую Беклемишевскую башню, или, как говорили тогда, стрельницу, а через год, «месяца маия в 27 день, заложил Онтон фрязин стрелницу вверх по Москве, где стоала Свиблова стрелница, а под нею вывел тайник». Таким образом, речная южная сторона была укреплена раньше других стеной с тремя главными башнями – Тайницкой посередине, Беклемишевской и Свибловой на краях. В строительстве как Тайницкой, так и Свибловой башен, а также и прясел крепостных стен принимал непосредственное участие фрязин Антон, о котором известно совсем немного – есть не очень достоверные сведения, что он приехал в Москву в 1469 г. в составе посольства из Италии для переговоров о женитьбе Ивана III. Другая угловая башня – Беклемишевская – строилась зодчим Марком, известным также по постройкам внутри Кремля: Казенного двора, Набережной и Грановитой палат.
После строительства южной части перешли к возведению примыкающих к ней стен с запада и востока: в 1490 г. поставили Боровицкую башню и протянули стену от нее к Свибловой, а с востока поставили Константино-Еленинскую башню. Этим строительством руководил зодчий, работавший в Кремле более других иностранных архитекторов, Пьетро Антонио Солари, которого звали в Москве «Петр архитектон фрязин» – такого названия, «архитектон» (то есть архитектор), не удостаивался ни один из итальянских зодчих в Москве ни до него, ни после. Солари приехал в Москву в начале 1490 г. вместе с учеником и целой группой мастеров. Он происходил из известной в Северной Италии семьи строителей и скульпторов и принимал участие в постройках в Милане и Павии, его называли обладателем «божественнейшего таланта». В 1491 г. он продолжал возводить восточную сторону крепости, достраивая заложенные Марком Фроловскую и Никольскую стрельницы, и в следующем году строил прясла стен по восточной стороне, а также «стрелницу новую над Неглимною с тайником» – здесь речь идет об Угловой Арсенальной башне с колодцем в ней.
Следовательно, к этому времени самые опасные части крепости были уже готовы, и осталось замкнуть кольцо укреплений со стороны Неглинной. Пьетро Солари умер в ноябре 1493 г., и после него в Москве не осталось опытных мастеров: тогда Иван III посылает в Италию еще одно посольство, которое привозит Алоизио да Каркано, ставшего в Москве Алевизом Старым.
План Кремля в эпоху Бориса Годунова
К той стороне, что шла вдоль реки Неглинной, пришлось приступить только через несколько лет, ибо работа на топких берегах Неглинной оказалась очень трудной: нужно было забивать много свай в зыбкое основание речного берега. Алевиз в 1495 г. строит в сложных условиях западную стену Кремля: «…заложиша стену градную камену на Москве возле Неглимны, не по старой основе, града прибавиша». Возможно, что в период между 1495 и 1499 гг. возвели на той же стороне Троицкую башню и таким образом замкнули все кольцо кремлевских укреплений, потратив на всю эту циклопическую стройку 14 лет. Однако только в 1516 г. закончилось сооружение всего комплекса укреплений Кремля, когда выкопали ров, соединивший Неглинную с Москвой-рекой, и возвели вторую стену вдоль ее северо-восточного участка, по нынешней Красной площади.
При возведении новых стен территория Кремля увеличилась ненамного: юго-восточный угол был придвинут ближе к Москве-реке, а северо-западный – к Неглинной, и вся линия стены приближена к ее берегу. Плотины на Неглинной образовали несколько прудов, также затруднявших подступ к стенам. В результате грандиозного строительства Кремль стал искусственным островом, сильнейшей в Европе крепостью, в плане представляющей неправильный треугольник, площадью около 28 га, со стенами общей длиной 2250 м, толщиной от 3,5 до 6,5 м и высотой в зависимости от рельефа от 5 до 19 м. На каждую сторону так называемого треугольника выходило по семь башен (включая угловые). Три башни имели предмостные укрепления с внешней стороны рва, из которых сохранилась только одна – перестроенная Кутафья башня. Всего же башен было восемнадцать – приземистые, грозные и суровые, с нависшими бойницами, похожие на известные в Западной Европе ломбардские крепостные сооружения.
Стены, судя по зондажам, проведенным археологом М.Г. Рабиновичем, состояли из кирпичной облицовки, толщиной 80–85 см, сердцевины, заполненной блоками белого камня (возможно, от белокаменных стен времен Дмитрия Донского) и битым кирпичом с известью, толщиной почти 3 м. Эта забутовка прорезана сеткой-каркасом кирпичной кладки с шагом около 1 м. В результате создавалась прочная конструкция, способная противостоять ударам таранов и пушечных ядер.
Для того чтобы обезопасить Кремль от пожаров, по указу Ивана III убрали все строения за Неглинной на расстоянии 109 саженей от кремлевских стен (в некоторых книгах освобожденное место у стен Кремля почему-то называется плацдармом, то есть местом для размещения оружия, что никак не соответствует действительности), что было оценено многими весьма отрицательно, а в особенности разрушение церквей. Вот редкое, дошедшее до нас свидетельство выражения тогдашнего общественного мнения в устах архиепископа Геннадия: «А ныне беда стала земская да нечесть государская великая: церкви старыя извечныя выношены из города вон… да еще паки сверх того и кости мертвых выношены на Дорогомилово, ино кости выносили, а телеса ведь туто остались… А гробокопателям какова казнь писана! а ведь того дня, что будет воскресение мертвых, не велено их с места двигнути… от Бога грех, а от людей сором». Насколько известно, архиепископ не поплатился за эту критику властей, но она и не имела никаких последствий: власти взяли да «выметали» церкви, и все тут.