– Лешку оставил на посту, – пояснил он. – Пообедали только что с женой и дочкой, булочками, очень вкусные, рекомендую. Что-то вас не видно было?
– Нет аппетита. От жары, наверное.
– Бывает. С вами постою, устал с пушкой возиться.
По пути артиллеристы пальнули ещё два раза, осваивая новую профессию.
Начался ленивый трёп о том о сём, и всё шло хорошо, пока к нам не подскочила уже вполне очухавшаяся и набравшая прежнюю жизненную силу краеведша.
– Мужчины! Согласитесь, случилось просто невероятное!
Владимир еле заметно поморщился, а я отвернулся, озабоченно крутя головой, захлопал по карманам шорт, словно что-то забыл в каюте.
– Да вы послушайте, неужели вам не интересно!
Стало ясно, что малой кровью не обойдётся, придётся потерпеть.
– Я уже всё выяснила! Знаете, как это называется в научно-фантастической литературе? Попаданство! А мы с вами попаданцы!
– Дислоканты, – машинально поправил я училку.
Потом она принялась рассказывать, что видела в последний момент пребывания в родном мире. Вот это действительно интересно, мы прислушались. Оказывается, когда капитан начал выходить к тому месту, где Галина Ивановна собиралась что-то показать детям, прямо над водой перед судном неожиданно появился косой крест.
– Тонкими такими линиями в воздухе, едва мерцающими! И всё это в сиреневой дымке, как мистические квадратные ворота! Капитан пытался затормозить, но у него не получилось, прямо внутрь вплыли! Ох, мне уже нехорошо. Даже плохо, мужчины, поддержите даму под руку… Как только вспомню, сразу плохо…
Вот такую косую линию я и увидел в каюте, самый край.
Прорез. Крестообразный прорез в другой мир посреди реки. Как это ни удивительно, вполне земноподобный, шкипер настаивает на этом, утверждая, правда, пока без инструментальных замеров, что солнце ведёт себя штатно. Уже успев оценить уровень его интуиции, я склонен Самарину поверить. Ладно, хватит об этом. План прост: нужно найти спокойное и безопасное место для ночной стоянки, а уж вечерком можно будет и побеседовать обо всём – в носовой комнате отдыха.
Погода опять портилась, заметно, что степень истеричности у неё здесь высока. При всём увеличении разнообразия ландшафта вид у реки стал тревожным: над водой нависли клубы облаков, с островков к воде склонялись темные силуэты высоких деревьев, к коричневому цвету воды добавился свинец.
– Трудно представить, что в этой воде водится хоть какая-то живность, кроме пираний, – заметил проф. – И черных кайманов.
– Насчёт кайманов и электрических угрей сказать ничего не могу, могут и плавать, а вот про пираний вы зря, – снова вклинилась Галина Ивановна. – Пираньи нападают на человека только в кинобоевиках. В бассейне Амазонки водятся десятки видов пираний, и лишь один из них хищник – краснобрюхая. Встречаются они чаще в аквариумах, чем в реках, и никогда не атакуют плавающих людей. Остальные виды, можно сказать, вегетарианцы. Я точно знаю, не улыбайтесь так, товарищ миллионер! Изучала, правда-правда! У меня на ноутбуке куча энциклопедий!
Как там её Самарин обозвал, коза краеведческая? А ведь стоит прислушаться, тётка, похоже, действительно много чего знает. Но бездумно на веру её слова брать нельзя, слишком увлекающийся человек, у таких красное словцо часто преобладает над взвешенным. Развитию новой беседы помешал сигнал громкой связи и капитанский рык в динамиках.
Гонг!
– Орудийному расчёту к бою! Команде по местам стоять, в укрытиях! Всем с палубы. Ростоцкому прибыть в рубку! По курсу объект, будем подходить!
«Темза», сбавляя ход, осторожно заходила в левую циркуляцию, мы с Володей махом рассыпались в стороны.
В рубке меня ждало Зрелище – впереди была Река.
Настоящая, огромная, вполне в уровень красавцу Енисею! Оказывается, пароход всё время шёл по относительно небольшому притоку. Ландшафт дальнего берега без бинокля угадывался с трудом. Но даже отсюда видно, что вода в большой реке гораздо чище, коричневой мути не наблюдалось.
Второе географическое открытие.
Я настолько впечатлился картиной, что не сразу и заметил тот самый объект, про который говорил капитан.
Это была рыжая от ржавчины небольшая баржа, зарывшаяся в песчаном островке в полукилометре от устья «нашей» речки. Несамоходное грузовое судно, перемещаемое буксиром или толкачом, на внутренних водных путях – одно из основных средств перевозки грузов. Надо же, вот это находка! Но отчего-то она не показалась мне столь уж неожиданной, предположение, что мы тут не первые и не последние, возникло в голове много часов назад.
Сам вид баржи впечатлял – фактурой, контрастом с окружающим миром.
Что же, вот и доказательство появилось.
Позади хлопнула дверь, в каюту зашёл Заремба с тряпицей в руках, срочно вызванный на мостик.
– Судя по всему, перед нами наливняк, – сказал он сразу. – Старый, стальной, вполне может быть, что наш. А может, и нет, смотреть надо.
Различают баржи наливные и сухогрузные. Мне бы хотелось встретить именно сухогруз, да ещё с полными трюмами, вполне простительные мечтания. Выглядит весьма заброшенной, хотя утверждать это пока невозможно. Стоит себе тихонько, всё глубже уходя в песчаное дно и обрастая колоритной ржавчиной.
– Во время шторма оторвалась от буксира? – неуверенно предположил Самарин. – И попала под крест.
– Буксир мог проскочить, а эту отрезало и украло, – пожал плечами механик.
– А почему будка на корме стоит? – спросил я.
– Могли перекроить с бывшей самоходки, могли самоварную поставить для вахтенных. Для охраны. Разберёмся!
Вскоре стало очевидно, что даже если эта баржа не имеет серьёзных повреждений и готова к эксплуатации, вытащить с мелководья её практически невозможно.
– Илья Александрович, а у вас рации есть?
– Имеются, две уоки-токи простенькие.
– Вот и у меня имеется. Не скажете, почему не пользуемся?
Капитан чуточку смешался.
– Да как-то не привыкли. Пять телефонных точек, громкая связь…
– Орём на всю реку. Не тот это мир, он негромкий.
Дед молча полез в тумбочку за мыльницами и зарядными устройствами.
Ржавое чудовище, обманчиво захлопнув все створки, словно ожидало нас. Словно мы заранее ему чем-то обязаны. Для любителей постапокалиптического антуража – просто бальзам на душу, с этой точки зрения объект эстетически прекрасен. Хватает таких чудаков в так называемом современном искусстве, которые целиком посвящают себя урбанистической эстетике индустриала, вплоть до распада сознания прихреневшего в модных тусовках автора на ржавые болты.
– Приготовиться к отдаче кормового якоря и швартовке! Боцман, к высадке, стрелкам к бою!
Я вышел на крыло мостика с винтовкой и принялся прилежно следить в оптический прицел. Чтобы сразу, если что. Никто не появлялся, не застучали по рыжему железу мятого корпуса страшные когти, не затопали тяжёлые монстрячьи лапы. Тишина…
Шкипер сам, аккуратно, даже нежно поджал судно к островку левым бортом там, где темнела глубокая вода. Боцман с «муркой» и ещё один матрос, на плече которого висел моток верёвки, спрыгнули на берег, с трудом вытащили ноги из вязкого желтоватого песка, опасливо огляделись и побежали крепить концы. Положили сходни. Я бы тоже сиганул, но по долгу службы приходилось бдить, обводя стволом поверхность потеряшки.
Тоже дислокант, коллеги по несчастью. Ветеран.
К борту подошёл Заремба, кинул наземь лом, поднял сумку с ключами.
– Коля, ты чё? Оно тебе надо? – спросил шкипер сверху.
– Надо. Если мы тут застряли надолго, Илья Александрович, то скоро каждый винт и шпунтик в чистое золото встанет, – мудро ответствовал тот. – Наберу всякого. Цепь какая попадётся, лебёдка, мало ли что найду.
– Ага, понял, про запас! Ты там посмотри внимательно на шильдики, эмблемки всякие с клеймами… картинки… да не морщись, я же так, напоминаю, идентификация ить! – крикнул Самарин и, повернувшись ко мне, начал о другом: – Вечереет, однако. Похоже, тут и встанем, Герман Константинович, вот что я придумал. Ребятки пошмонают вволю, люди разомнутся, до берегов далеко. Дела подберём. Безопасное место, не находите?
– Действительно, вроде тихо. Хотя от бобра добра не ищут. И всё же лучше, чем на бережку, по крайней мере бультерьер не накинется.
Мужики, грохоча ботинками по жестяной палубе баржи, уже что-то откручивали, вскрывали, глухо матерясь и советуя друг другу тактически.
– Кормовой танк вскрывают, – пояснил дед, присмотревшись. – Воды там быть не должно, разве если дождевая через ржу прошла. Пусть разбираются, а уж потом и мы с вами сходим.
– То-опливо!!! – заорал боцман. – Шест какой-нибудь найдите!
Самарин дернулся, подобрался, резко выкрикнул:
– Точне-ей!
– Мазута! Хорошая мазута, годная, не густяк! Флотка!
Капитан по-мальчишески азартно потёр ладоши.
– Похоже, Ф-5… Флотский мазут везли. Точно! Хорошо зашли, встаём!
Позади кто-то осторожно дёрнул меня за локоть, я резко развернулся.
Передо мной выстроился юный Лёха-пушкарь, весь деловой, подвёрнутый в руках и ногах, слегка измазюканный. Уже добыл где-то ножик в ножнах, висит на поясе. Осаночка, руки за спиной. Боец!
– Что такое, хлопчик? – поинтересовался дед.
– Товарищи командиры, у меня донесение!
– Валяй.
– Я случайно заметил, а потом мы с дядей Володей её достали… он меня подсадил. В общем, она в тенте застряла, на самом углу, у стойки, – с этими словами пацан, стараясь оставаться предельно серьёзным, вытянул обе руки вперёд. – Вот.
Это была стрела.
Настоящая индейская стрела сантиметров под восемьдесят в длину, с полосатым оперением и дерьмовым, но железным наконечником. Что характерно, наконечник не кован, а вырезан из стального листа.
Дед не выдержал и выматерился особо изощрённо.
– Плохая эта коричневая речка, – решил я. – Нетолерантная какая-то, агрессивная.
– Коричневая… Предлагаю назвать её «Фашистской»! – яростно бросил Самарин, стукнув кулаком по столу. – Так и нанесём на новую карту!
– Не выговоришь, – усомнился я. – Давайте хоть да Фашки сократим.
– Тогда Аракара! Фашистская речка. Из книги «Секретный фарватер», читали?
– Смотрел. Принято, пусть будет Аракара.
Вот так вот. Вокруг бродят индейцы со свастикой и страшными собачками.
Эх… Косой крест на прошлой жизни.
Глава 3
Акваториальные особенности
По-моему, этой ночью никто не смог поспать спокойно.
Осознав произошедшее, начали плакать дети. Нина чуть с ума не сошла, бегая из каюты в каюту. Потом в депресняк влетели и взрослые: родные, близкие, дом, работа… кошки-попугаи… Конкретно взбрыкнула Леночка, папаша-профессор с женой находились в тихой панике: у дочери, оказывается, есть скрытая любовь в Красноярске, какой-то Виталик. Теперь Леночка громогласно декларирует намерение от горя самозатопиться в Аракаре.
Сущий кошмар. На меня, естественно, тоже накатило, обвал планов, полная непонятка. В голове – несостоявшиеся встречи, невыполненные обязательства, хорошо, что таких мало, за последний месяц подтянул. Вместе с тем возникло странное чувство. Как объяснить… Ну, вот вы захотели, наконец-то, начать жить правильно – припекло. С завтрашнего дня начну по утрам бегать трусцой с целью воссоздания из пепла бесконечных бизнес-тёрок былого бодрого феникса. Энтузиазма ноль, но уже надо. И тут, вот ведь незадача, подворачиваете ногу, поднимаясь по лестнице в спальню. Ничего страшного, ходить от джипа к лифту вполне можно. А бегать уже нельзя. Отмаз железный. И так хорошо становится…
Баржа оказалась румынская. Вполне ещё крепкая и села-то недавно, в особо крутое половодье либо какое-то стихийное извержение с небес, когда вода поднялась выше всех пределов. Снять невозможно, и это не я сказал.
– Значит, Дунай, – решил капитан.
– Значит, имеем интернационал, коллеги, – дополнил профессор.
«Значит, это не локальный сбой, – с горечью подумал в свою очередь я. – Тут уже глобализацией пахнет, соответственно, проблема усложняется: чем сложней элементы множества, тем трудней найти решение».
Полон был лишь один танк, в остальных сухо, на палубе с уклоном на нос – дождевой воды по щиколотку пополам с растительным мусором. Птички железяку любили, заметно.
Вахты определили тройками. Я стоял с профессором и Семёном, капитан – с Сашком и боцманом. Кочегара с механиком пока не трогали, те весь вечер вкалывали по полной, им и с утра продолжать, пусть отдыхают.
Все трое – в спасжилетах. Но не опасение свалиться за борт было тому причиной, а стрелы. На ночной вахте риски возрастают – возможный неприятель может подкрасться поближе, а видимость резко падает. Правда, у меня есть «тепловик», вытащенный из объёмистого саквояжа «со слонами», французский тепловизор-бинокуляр Sophie CSF, до 1300 метров опознаёт силуэт животного размером с человека. Ещё вчера я безмятежно верил, что уж его-то точно распаковывать не придётся… Там вообще много чего полезного упрятано. И монокуляр лазерного дальномера достал, теперь он лежит на посту кормового плутонга, артиллеристам в помощь, самый подходящий прибор.
– Уважаемый Герман, как мне кажется, ни экипаж, ни пассажиры ещё не прочувствовали всю серьезность ситуации, несмотря на истерики и стрессы, – на втором часу вахты напарник, напитавшись аурой окружающей тьмы, решился поделиться опасениями. – Я вот думаю, что будет, если какая-нибудь водоплавающая мерзость длиной десяток метров решит нами поужинать? Чем отбиваться?
– Типун вам на язык, Володя! Чем… Импровизировать будем по мере накопления информации. Да и не всё так плохо, наше вооружение способно остановить слона. Так что если тут нет динозавров… Но вы правы. Народ не прочувствовал, так всегда бывает. Даже в сорок первом не прочувствовали, что тут делать. И это не проблема русских. Первая фраза, которую в экстриме произнесёт человек любой нации и народности, будет такова: «Этого просто не может быть!» Вторая: «Я не знаю, что это, но оно на нас надвигается!» Потом последует третья: «Соедините меня с президентом!» И только четвертая окажется более-менее продуктивной: «Нам понадобятся пушки побольше…»
– Соглашусь, именно так человек и устроен! Однако в обществе имеются и другие люди, способные действовать моментально.
– Если не одиночки, то это всего лишь исполнители, торпеды, ничего не решающие, либо решающие с катастрофическими для всех последствиями. Но никогда не руководители. Как наш бодрый боцман, в котором эта жилка присутствует, и уже потому его стоит сдерживать. Подобных генетических героев немного, и они в непонятной обстановке незнакомой среды, как правило, умирают первыми, – отрезал я.
– На том свете сразу попадая в кипящий котёл за то, что оставили женщин и детей выживать в страшных муках! – охотно подхватил профессор Мазин.
Единение душ! Вот и успокоили друг друга, отсекая героизм в сторону, чёрт-те что, чисто трусы! Объективно же стоящий у островка в дельте железный пароход есть пока самое безопасное место из всех возможных. Да и не многое изменится от Осознания.
Механик, правда, предложил капитану ввечеру:
– «Коктейли Молотова» надо сделать, для начала. А с рассвета можно озаботиться созданием огнемёта.
– Я те дам огнемёт, баламут! – шкипера чуть удар не хватил. – Не помнишь, как «Таёжный» месяц назад тушили? Бармен, мля! Спалим всё на хрен, а у меня детей целая свора! Где жить будем? Как передвигаться? Здесь дорог нет. Выкини из головы!
Потом они начали прикидывать возможность применения горячего пара – из машинного отделения подвести к залазоопасным местам, эту методику вроде применяли в Аденском заливе, как противопиратскую. И опять ТБ, материалы, которых не имеется, необходимость постоянно кочегарить машину… Много чего попёрло экзотического. Спецы сожалели, что на «Темзе» нет насосов высокого давления типа пожарных, смывающих гуронов с их пока чисто гипотетических пирог, не предусмотрено заводом-изготовителем.