Едва мои колени коснулись пола, как с кафедры раздался суровый голос монаха: «Готова ли ты к искуплению грехов, дочь моя?» Потребовалось снова энергичное вмешательство тетки, прежде чем я смогла прошептать свое «да». «Молись, дочь моя, и пусть Господь услышит твою молитву», – торжественно произнес монах и, не дожидаясь, пока я начну молитву, сам забормотал «Патер ностер». Я машинально повторяла за ним слова молитвы, не вникая в их божественный смысл.
Когда молитва была окончена, монах спустился с кафедры и медленно подошел ко мне. Только сейчас я узнала в нем падре Антонио. Увидев перед собой знакомое лицо, я почувствовала большое облегчение, и страх почти покинул меня. Тем временем святой отец уверенным и быстрым движением сорвал с меня мое одеяние, и я увидела, как его глаза загорелись алчным огнем при виде моего обнаженного тела. Когда он прикоснулся к моему плечу, я заметила, что его рука дрожит. И хотя мне было стыдно моей наготы, я с гордостью отметила про себя, что произвела сильное впечатление на падре.
Между тем рука святого отца скользила по моему телу, пока не остановилась у моих сомкнутых бедер. С силой раздвинув их, монах тут же погрузил свой палец в место, которого еще не касалась рука мужчины. Приятная дрожь охватила меня, и я даже не в силах была сопротивляться столь грубому посягательству на мою честь.
– Вижу, вижу, – торжествующе закричат падре, – дьявол… я вижу его…
Я не очень испугалась. Как-то мне удалось украдкой прочесть «Декамерон», и я уже знала, что изгнание дьявола – занятие, отнюдь не лишенное приятности. Однако через несколько минут мне пришлось убедиться в том, что я слишком оптимистически судила об этом, не предполагая даже, что существует много способов изгонять дьявола.
– Чур, чур меня, – между тем бормотал монах, истово крестясь.
Мне это показалось забавным, и я с интересом следила за взрослым мужчиной, который, будто заведенный, часто дергая рукой, осенял себя крестным знамением.
– Дьявол! – вдруг зарычал падре. – Он должен пострадать!
Внезапная резкая боль вырвала из моей груди душераздирающий крик. Святой отец с лицом, искаженным от ярости, снова замахнулся хлыстом. Я не стала ждать второго удара и с проворством кошки отпрыгнула в сторону, но через мгновение хлыст вновь оказался занесенным надо мной.
– Пощадите! – взмолилась я, но монах, не обращая внимания на мои крики и слезы, снова ударил меня. Обезумев от боли, я вскочила на ноги и отбежала в сторону.
– Умоляю вас, пощадите! Я не вынесу этого! Лучше убейте меня… Сжальтесь! – закричала я, видя, что падре снова приближается ко мне.
От новых истязаний меня спасло вмешательство тетки.
– Негодная! – воскликнула она с возмущением. – Смотри! Какая кисейная барышня! – с этими словами она сорвала с себя капюшон, легла на спину и, раздвинув ноги, подняла их вверх. Падре Антонио обрушил на нее град ударов. Хлыст, со свистом рассекая воздух, покрывал тело моей тетушки кровавыми рубцами, она только грубо стонала да выкрикивала временами: «Сильнее… ах… еще сильнее!»
Это отвратительное зрелище против ожидания привело меня в исступление, меня охватило неудержимое желание занять место своей тети. Я была теперь готова вынести все что угодно.
– Теперь я! – пронзительно закричала я. Мгновенно тетя поднялась с ковра, подбежала ко мне и стала осыпать меня нежными поцелуями. Монах тем временем связал мне руки за спиной и закрыл глаза плотной повязкой…
Первый удар я перенесла довольно спокойно, но вскоре боль довела меня буквально до безумия. Я стонала, кричала, каталась по ковру. Но мой мучитель, не зная ни жалости, ни усталости, продолжал методично покрывать мое тело тяжелыми ударами. Но, как это ни странно, чем сильнее он бил меня, тем менее чувствительным становилось мое тело к ударам хлыста. Через несколько минут я и вовсе перестала чувствовать что-либо и лежала в полном оцепенении. Теперь, когда боль покинула мое тело, я сквозь резкие звуки ударов хлыста стала слышать чьи-то голоса. Очевидно, в зале появилось довольно-таки много народу. Я слышала восторженные восклицания, крики, ликующий смех. Среди этих голосов выделялся голос моей тетки, я узнала его. Точно так же стонала и кричала она в те минуты, когда играла со мной по утрам в своей постели. Ее голос царил над всеми голосами, в нем слышалась животная страсть, похотливое желание…
Позднее я поняла, что зрелище моей пытки, этой кровавой сатурналии было нужно ей и ее друзьям, чтобы возбудиться, разбудить в себе жажду наслаждений. Каждый мой стон, каждый вздох, вид моей окровавленной наготы вызывал у них бурный приступ сладострастия.
Наконец уставший палач прекратил истязать меня. Отбросив в сторону орудие пытки, он развязал мне руки и снял повязку с моих глаз. Я была совершенно измучена и разбита. Мне казалось, что от смерти меня отделяет лишь одно мгновение. Но постепенно я снова стала обретать способность чувствовать. Сладкая истома овладела моим телом и, соединившись с адской болью, заставила трепетать мое избитое тело. Странное, неведомое доселе желание охватило меня. И, независимо от своей воли, я вдруг начала бесстыдно двигать своими внезапно ожившими и окрепшими бедрами, будто это движение могло утолить ненасытное желание.