Как правило, Артур долго не выдерживал: смирив гордость, он прощал ей обиды. Прощал… Но забыть не мог. И с каждой ссорой росла между ними стена отчуждения.
Понимала ли Вика необратимость происходящего? Задумывалась ли о будущем? Вряд ли… Как всякая легкомысленная и красивая женщина, она жила одним днем.
Провалявшись до обеда в кровати, Вика решила, наконец, заняться уборкой. Чтобы не мешать ей, Артур и Аленка пошли гулять.
После морозных и ветреных дней установилась оттепель. Промокший снег таял. Город тонул в зыбком туманном мареве. Серые громады домов, как айсберги, призрачными миражами уплывали к горизонту. С крыш капало, и пахло весной.
Во дворе играли дети. Они лепили снеговика. Дело подходило к концу: один из юных скульпторов нахлобучил на снежный шар, обозначавший голову, дырявую шляпу; другой воткнул между нарисованных глаз красную морковину; третий надел большие проволочные очки.
Аленку позвали подружки, и она побежала к ним. Сибирцев достал сигареты…
Среди детей, лепивших снеговика, он увидел мужчину маленького роста. Приглядевшись, узнал в нем Василия Павловича Баженова.
Они жили в одном доме. Знакомые и соседи считали его чудаком и иначе, чем Васей Блаженным, не называли.
Василий Павлович был человеком своеобразным. Время от времени его захлестывало какое-нибудь модное поветрие… То он загорался идеей создания семейного музыкального ансамбля, то хотел совершить велосипедный пробег по дорогам Нечерноземья, то увлекался иностранным языком и требовал от домашних, чтобы с ним общались исключительно на английском… Но никогда не доводил он начатое дело до конца, всегда остывал раньше, чем добивался результата. Люди за глаза посмеивались над ним. Однако это его мало огорчало. Никто никогда не видел Баженова грустным.
Ему было за сорок. Работал технологом на заводе, активно печатался в заводской многотиражке… Вместе с женой они растили пятерых сыновей. Младший еще только учился ходить, а старший уже оканчивал школу и занимался у Артура в секции бокса. Благодаря этому они и познакомились.
Месяца два назад Артур заглянул к ним домой – надо было договориться о покупке единой спортивной формы для ребят. Василий Павлович встретил его радушно. Усадил за стол, напоил чаем с клубничным вареньем.
Поговорив о деле, Сибирцев собрался уходить, но хозяин неожиданно предложил:
– Хотите, покажу что-то интересное?
Заинтригованный Артур согласно кивнул. Василий Павлович ушел в другую комнату, долго рылся на антресолях, ронял какие-то предметы. Наконец вернулся, держа в руках нечто, напоминавшее амбарную книгу.
– Что это? – спросил Артур. – Семейные реликвии? Фотографии предков?
– Вы почти угадали, – улыбнулся Баженов. – Это роман, в котором описана история нашего рода. Генеалогическое древо, так сказать, на фоне катаклизмов эпохи… Все персонажи – мои родственники. Сейчас я готовлю это к печати, и мне хотелось бы прочесть…
– Знаете, – заерзал на стуле Сибирцев, – я совсем не разбираюсь в литературе… Поэтому вряд ли смогу оценить ваше произведение.
– Да? – удивленно приподнял брови Василий Павлович. – А мне говорили, что вы занимаетесь в литературном объединении при газете…
– Очевидно, меня с кем-то спутали.
– Что ж, может быть… Но тем лучше! Выскажите свое мнение как рядовой читатель.
– Хорошо, только у меня мало времени.
– Я не задержу вас долго… Прочту выборочно. Хотя, конечно, хотелось бы, чтобы вы услышали все. Ведь фразы, вырванные из контекста, сами понимаете, могут звучать совсем по-иному. Ну да ладно… Вот, допустим, сцена весеннего утра, когда двое – молодой офицер и его дама – едут на вокзал. Он уезжает на первую мировую. Впереди сражения, слава… Кстати, его наградят «Георгием». Об этом напишут в газетах… Итак, слушайте…
Василий Павлович откашлялся и начал читать.
– «Утро разливалось ветреным солнцем. Они ехали по набережной, сидя в пролетке, и молчали. Под ногами лошадей похрустывал весенней корочкой ночной заморозок. Анна Федоровна сидела, охваченная возбуждением от предчувствия будущей значимости своего друга, еще не окунувшегося в липкое облако небывалой известности.
Сергей Сергеевич улыбался, невольно любуясь спутницей, ее бледными чертами лица, и восхищенно вздыхал.
Будущее светало и звало…»
Василий Павлович бросил в сторону Артура быстрый взгляд. Глаза его сияли.
– Это, как вы понимаете, мои прабабушка и прадедушка.
Он полистал рукопись.
– А вот здесь двоюродная племянница деда по материнской линии принимает предложение руки и сердца от учителя географии Зайцева.
«Она замолчала внезапно… Выждав немного, для отвода глаз помявшись, чтобы не продешевить лицом, сдерживая восторженный стон, опустив выдавшие ее внутреннее состояние глаза, с наигранным большим усилием равнодушием, сказала: «Согласна!»
Василий Павлович снова взглянул на Артура, стараясь понять: понравилось или нет?
Сибирцев был ни жив, ни мертв. Он не знал, как поступить. Встать и, сославшись на занятость, уйти? Но этим можно обидеть человека… Сказать правду? Но так вообще можно убить автора… Оставалось одно – терпеть!
Артур сидел весь пунцовый, уши горели. Было такое чувство, словно он украл у хозяина вилку и попался. Стыдливая улыбка кривила его губы.
Василий Павлович расценил это как одобрение и продолжил…
– А тут я о дяде своем рассказываю, старшем брате отца, который лесорубом всю жизнь проработал. Однажды его придавило стволом упавшей сосны. Но он выжил… Чтобы вернуться в строй… Корреспондент районной газеты, его ровесник, когда-то писавший о нем, спустя годы, снова встречает его на лесной делянке.
«И вот новая встреча в лесу. Снова Данилов за рычагами трактора. Что это – второе дыхание? Новый всплеск души лесоруба? Может быть и то, и другое. Но, как и тогда, в их предыдущую встречу, он расторопен и бодр. Не зря же его взяли в компанию, где люди моложе».
Журналист спрашивает его…
«Как состоялась стыковка поколений?» – «Очень просто. Нашли друг друга и пошли работать».
Журналист интересуется, что волнует лесоруба.
«Хотя у нас сейчас идет сокращение штатов, – отвечает он, – все же в лесопункте много народу кормится возле письменных столов, а не у пня. Надо сделать поменьше конторы, тогда и лес будет дешевле, и наше финансовое положение упрочится… Мы ведь не сбоку припека в лесу, а своим горбом его берем».
Баженов прервал чтение.
– Здесь еще много, но, я смотрю, вы устали… Если хотите, приходите завтра, я дочитаю.
Артур поблагодарил и направился к выходу.
– Как вы считаете, это опубликуют? – с надеждой спросил Василий Павлович. – Только честно…
Пряча глаза, Сибирцев сказал что-то неопределенное и торопливо шагнул за порог.
Когда Артур и Аленка вернулись с прогулки, в доме был наведен идеальный порядок. Вика сидела на диване и смотрела телевизор.
Артур присел рядом. Он почти касался ее плечом. Стоило обнять – и мир в семье был бы восстановлен. Однако самолюбие не позволяло этого сделать.
«Интересно получается… – думал он. – Жена приходит домой к утру, поддатая, а муж должен бегать вокруг нее на полусогнутых… Может, еще прощения попросить?».
Конечно, втайне Сибирцев надеялся, что Вика даст повод для примирения: заговорит с ним, улыбнется или хотя бы посмотрит по-человечески. Пусть только сделает это первой!
Но Вика даже не глядела в его сторону. Внимание было приковано к телеэкрану. Судя по напряженному лицу, происходящее там всерьез занимало ее. Все остальное не имело значения.
«Взять бы сейчас этот ящик, да шарахнуть об пол! – с неожиданной злостью подумал Артур. – Чтобы вдребезги!.. На мелкие кусочки!»
Досмотрев фильм, Вика накормила Аленку и увела в спальню. Артур прилег на диван.
Короткий зимний день угасал. «Высплюсь сейчас, а что ночью делать буду?» – мелькнула мысль. Ночи он просто боялся. Ледяное спокойствие жены приводило его в отчаяние.
Сибирцев попытался отвлечься, но не смог. Ему было одиноко, холодно и тоскливо. Что-то давило на грудь и мешало дышать.
«За что?.. За что я страдаю? – думал он. – Разве я в чем-то виноват? Отчего она обращается со мной, как жестокий хозяин со своей собакой: захочет – приласкает, захочет – даст пинка… Как это унизительно… Тряпка, слабак! Ноги о тебя вытирать!»
Артур почувствовал, как защипало в носу. Из зажмуренных глаз по вискам скользнули слезы. Шумно сглотнув, он качнул головой, чтобы стряхнуть их… – и тут внутри у него словно лопнула какая-то пружина. Слезы ручьями хлынули из глаз. Он застонал и замотал головой еще сильнее. Громкие рыдания против его воли вырвались из груди.
Он бился в истерике и не мог остановиться.
Распахнулась дверь, в комнату вбежала испуганная жена.
– Что с тобой?.. Успокойся!.. Что ты?..
– Не-не-нена-вижу! С-себя… ненавижу-у! – сквозь всхлипы простонал Артур.
Ему было стыдно. Он чувствовал себя полным ничтожеством.
– Перестань, слышишь, не надо! – скороговоркой шептала Вика, обнимая его.
Вдруг Артур замер.
– Рук не чувствую… – испуганно произнес он.
– Что?
– Онемели!
Руки были как чужие… Артур бросился в ванную. Непослушными пальцами крутанул вентиль смесителя. Ледяная вода, хлынувшая из душа, накрыла его с головой.
Через минуту он облегченно вздохнул:
– Кажется, проходит… Отпустило…
Сибирцев стоял босиком на холодном кафельном полу. Рубашка прилипла к телу, с волос струйками сбегала вода.
Вика накрыла его полотенцем и принялась сушить голову. Потом крепко прижалась к нему.
Артур провел ладонью по ее щеке. Она была мокрой. Вначале Сибирцев подумал, что это вода. Потом понял – слезы…
– Ты меня любишь?.. Любишь?! – спросил он дрожащим, прерывистым голосом.
– Люблю… – тихо ответила Вика.
Глава 4
На соревнования Артур взял самых проверенных, самых надежных ребят. Перед отъездом директор Дворца Спорта Терентьева сказала:
– Послушай, Сибирцев… Ты говорил, что тебе нужны новые перчатки, тренажеры, ремонт в маленьком зале… Так вот, если займете хотя бы третье место, обещаю – будет все, о чем просил… А иначе – не обессудь…
– Постараемся, – бодро ответил Артур, а сам подумал:
«Какое там третье место! В первую шестерку войти – и то за счастье».
На турнир такого ранга он выезжал не впервые и знал, что на результат влияет не столько мастерство боксеров, сколько расположение судей и известность тренера. Если бой равный, то преимущество всегда будет на стороне того, чей наставник более знаменит… Куда ему тягаться с заслуженными тренерами… В индивидуальных поединках еще можно рассчитывать на чей-нибудь успех, но в командном первенстве шансов практически не было.
И все же Сибирцев ехал на эти соревнования с радостью. Само приглашение принять в них участие уже говорило о многом. Кого попало, на такие турниры не позовут.
Под стук вагонных колес Артур полудремал на нижней полке плацкартного вагона. Ребята, собравшись в соседнем купе, травили анекдоты. Воздух то и дело сотрясали взрывы безудержного хохота.
«А когда же я смеялся так в последний раз?» – с грустью подумал Сибирцев.
Он вспомнил, как ехал со службы домой. Так же искрился под солнцем снег, так же стучали по рельсам колеса, так же мелькали за окном и уносились прочь шумные города и безлюдные полустанки. Позади – два года в морской пехоте. Впереди – вся жизнь… Казалось, она будет сплошным праздником.
Артур вернулся в родной город за неделю до Нового года. Все, кто уходил вместе с ним, давно уволились в запас. Лишь он один с «дембелем» подзадержался.
Родственники и друзья устроили пышную встречу. Артур радовался теплому приему, но едва ступил на родной перрон, уже не мог думать ни о чем – только о той, что ждала его…
Вечером Сибирцев отправился к ней. Снег поскрипывал под подошвами тяжелых десантных ботинок. Из распахнутого ворота пятнистого бушлата выглядывал уголок флотской тельняшки. На погонах желтели старшинские лычки. Лихо заломленный черный берет с золотистой кокардой едва держался на макушке. Гвардеец… Но кто бы знал, как трепетала его душа! Слишком долго они не виделись. Только письма, письма…
В народе живет примета: если девушка провожает парня со слезами – значит, не дождется. Видимо, что-то здесь есть… Артур убедился в этом на опыте приятелей и знакомых. Уж как рыдали некоторые девчонки, как висли на шее у своих ребят! Но прошло полгода – и все позабыто…
Вика, когда провожала его, ни разу не прослезилась. Артура это даже немного задело – все-таки на два года человек уезжает. На фоне других она вела себя, пожалуй, слишком сдержанно. В прощальном поцелуе не чувствовалось безысходности. Все было буднично и просто.
Потом они писали друг другу письма. Артур – длинные, обстоятельные, с налетом романтики. Вика – непритязательные, без излишеств, где рассказывала, в основном, о работе, погоде и общих друзьях. Иногда они обменивались фотографиями… Письма и фото Артур бережно хранил, но никому не показывал. Потому что в тексте встречались ошибки, а на снимках Вика совсем не походила на себя. Яркая брюнетка с тонкими, правильными чертами лица почему-то на фотографиях превращалась в серенькую блеклую простушку, которую даже симпатичной назвать было нельзя.
…Сибирцев остановился возле пятиэтажного блочного дома. Придерживая берет, поискал глазами ее окна.
На кухне у Вики горел свет, а в комнате дрожащими бликами пульсировала «цветомузыка».
Взбежав по лестнице на четвертый этаж, Артур замер перед обитой синим дерматином дверью. Из квартиры доносились приглушенные голоса, танцевальные ритмы.
«Кажется, я не вовремя, – подумал Сибирцев. – Еще и вырядился как на парад…».
Ему вдруг стало неловко, что он пришел в форме. Артур надавил на кнопку звонка. Послышались торопливые шаги, щелкнул замок, дверь распахнулась.
– Арту-у-ур! – всплеснув руками, воскликнула подруга Вики. – Вот это сюрприз!
Она впустила его и, обернувшись, крикнула:
– Артур приехал!
Раздались звон разбитой посуды, недоуменные возгласы.
Он шагнул в комнату – и в мерцании разноцветных огней увидел ее. Вика шла навстречу… прямо по столу! Освобождая дорогу, гости торопливо выхватывали у нее из-под ног тарелки с закуской.
Артур подхватил ее на руки.
– Горько! – крикнул кто-то.
Смеясь, она поцеловала его в губы.
Народ за столом задвигался, освобождая им место.
– Давайте, за встречу… –
– Солдату – штрафную!
Артур осмотрелся… Какие-то незнакомые люди. Для чего они здесь собрались?
– Уйдем отсюда, – шепнул он Вике.
Они вышли на улицу. В морозном воздухе кружились снежинки.
– По какому поводу гулянье? – спросил Артур.
– У моей знакомой – ты ее не знаешь – парень вернулся. Они тоже два года не виделись… Надо было отметить событие. У нее – никак: комнатка маленькая в коммуналке и мама больная. Вот я их и пустила.
– А где он служил?
– Он не служил, он сидел…
– Вот как? – Артур остановился. – Не боишься, что когда вернешься, одни стены останутся?
– Он же не вор. – Вика улыбнулась. – Просто не повезло. Случайно сбил человека, на машине.
Они медленно шли по заснеженному тротуару. Вика держала его под руку.
– Как долго я тебя ждала… – смущаясь, сказала она и прижалась щекой к его плечу.
– Ничего… – ответил Артур. – Зато теперь мы всегда будем вместе.
Долго гуляли они по тихим вечерним улицам. Целовались, говорили о чем-то, снова целовались. И во всем городе не было никого счастливее их…
А потом наступил Новый год. Встречать его решили на квартире у Вики. Она жила одна, без родителей. Воспитывала ее бабушка, которая имела свой угол и в дела взрослой внучки не вмешивалась.
Утром, тридцать первого, Артур съездил за город, привез большую пушистую елку. Когда деревце оттаяло и расправило скованные снегом и льдом ветки, Вика достала из шкафа коробку с елочными украшениями.