– Да эти ханыги подарили… За пару пузырей.
Хозяйка принесла из кухни чай, малиновое варенье, пироги с брусникой.
– Выбрось ты это! – в сердцах сказала она, увидев в руках у него амулет. – Беду на дом накличешь.
– Не брезжи!.. – отрезал дед и, обращаясь ко мне, произнес:
– Ну, как?
– Тонкая работа, – осторожно заметил я.
– Ох, дед, – не унималась хозяйка, – нельзя такое в дому держать!.. Грех!
Анна Андреевна присела к столу, нервно поправила вдетый в волосы коричневый гребень, заложила за ухо седую прядь. Потом подалась в мою сторону и негромко произнесла:
– У нас ведь в этом году не только Виктор пострадал… Трое человек за лето в лесу сгинуло.
– Как? – изумился я.
– Ушли и не вернулись… Бабушка с внуком, да мужчина твоих примерно лет… А скотины сколько потерялось? За всю жизнь такой беды не помню.
– Искали пропавших?
– Конечно… И с района приезжали. И вертолет над лесом летал. Но все без толку… Проклятие это, проклятие… За то, что прах потревожили.
Дед Захар досадливо хмыкнул в бороду, потом, приосанившись на стуле, важно изрек:
– Послушал ее? А теперь меня послушай… Я ведь тоже не вчера родился. У меня на этот счет своя версия имеется.
– Какая?
– А вот какая… – дед Захар доверительно наклонился ко мне. – Весной Петька Коротышев с городу приезжал, на ток ходил. Он сам мне рассказывал… Зорю отохотился, убил глухаря. Обратно к дому стал выходить, смотрит – медведь стоит на просеке. Черный, здоровый… Стоит себе, лапой коренья из земли копает. А Петька возьми и пальни в него. Тот как заорет! И бежать… Потом, слышал, будто летом грибники останки возле болота нашли.
Дед Захар помешал ложкой остывший чай, и продолжил:
– Но я так думаю, это другой был медведь, не Петькин… Тот, видно, отлежался где-то, да злобу на людей затаил. И то, что скотина летом пропадала, и грибники – это все его проделки.
Я озадаченно посмотрел на деда. Его рассудительное спокойствие удивляло.
– Так чего же вы молчите?! Давно уже надо было…
– Что?
– Ну, не знаю… – я задумался. – Охотников собрать, облаву устроить.
Дед Захар усмехнулся.
– Какую облаву? В тайге!..
Я и сам понял, что сказал не то. А старик, между тем, продолжал:
– Охотники-то настоящие у нас давно перевелись. На весь поселок один Витька остался. Да и то вон, где теперь…
– В район могли сообщить.
– В район? – дед недовольно шевельнул косматыми бровями. – А что я скажу? Что Петька Коротышев весной сбраконьерил? Заложу, выходит, человека?.. Нет, не по мне это. Да и кто всерьез поверит, что это тот самый медведь? Где доказательства?
– И что теперь?
– А хрен его знает, – ругнулся дед.
Все эти внезапно открывшиеся подробности необычайно взволновали меня. Хотя, казалось бы, мне-то какая разница? Завтра уеду – и хоть трава не расти… Но что-то мешало просто так отмахнуться. Какая-то непонятная тревога поселилась в душе.
Хозяйка отправилась на кухню мыть посуду, а мы с дедом все сидели за столом.
– Говорят, если зверь крови человеческой раз попробовал, потом ему уже не остановиться, – припомнил я не то где-то слышанное, не то прочитанное.
– Да… – согласился дед Захар. – Людоедом становится.
– Значит, следующая жертва неизбежна?
– Выходит, что так…
Повисла гнетущая тишина. Оперевшись щекой о ладонь, я рассматривал, лежащий на столе амулет. Дед Захар задумчиво чертил ногтем по столу.
– Ты когда-нибудь ходил на медведя? – неожиданно спросил старик.
– Было дело… – ответил я, не понимая, куда тот клонит.
– Давно?
– Порядком… Я ведь родом из этих мест. Жил здесь когда-то, в соседнем районе.
– Да ну! – удивленно воскликнул дед. – А я думал ты городской.
– В город я уже взрослым уехал… Так сложилось.
Дед Захар оглянулся в сторону кухни и, придвинувшись ближе, вполголоса произнес:
– Слушай… Я знаю, где этого медведя искать нужно. Пойдешь со мной?
Такой поворот событий меня, признаться, озадачил. Ведь мысленно я уже собирался в обратный путь. Да и гоняться за зверем просто так по тайге, казалось мне занятием бесперспективным.
– Ну, что, согласен? – не отставал дед.
Я неопределенно пожал плечами.
«Страшно? Да нет вроде… Приходилось уже охотиться на косолапого… Время? Да и время есть… Тогда чего? Может, и вправду согласиться?»
– А какое у вас ружье? – поинтересовался я у хозяина.
– Берданка, – с готовностью отозвался тот. – Двадцать восьмой калибр.
Он быстро поднялся и вытащил из-за шкафа завернутое в покрывало ружье.
– Не слабовато, на медведя-то? – усомнился я.
– Нормально… – дед Захар с натугой передернул тронутый ржавчиной затвор. – Ствол смотри, какой длинный… И пуля – тяжелее, чем у карабина.
Я вынужден был согласиться… Старик развернул на столе потертую на сгибах карту.
– Вот, смотри… – он ткнул узловатым пальцем в испещренное топографическими знаками зеленое пятно. – Здесь избушка Виктора. Здесь – лежневка, на которой Петька Коротышев медведя весной стрелял… А вот тут, на горе, возле Черного озера, тот самый шаман похоронен.
– Хорошая карта, – отметил я. – Все как на ладони… Река, какая-то…
– Так это наша Быстрянка. Вон, за домом… По ней на лодке можно до сухого болота спуститься. А там и Витькина избушка рядом… Значит, давай, так и сделаем. Завтра, с утра…
– Куда это ты собрался?! – строго поинтересовалась Анна Андреевна.
Как она появилась в комнате – мы и не заметили. Дед Захар сразу сник.
– На охоту… – неуверенно произнес старик.
– На какую охоту?! – хозяйка властным жестом отставила к стене дедову берданку. – С твоими-то ногами?.. Не выдумывай!
Дед Захар поскреб пятерней седой затылок, хмыкнул в бороду и со смиренной грустью взглянул на меня.
– Да, брат… Тут уж ничего не попишешь. Права она – отохотился я. Туда, может, еще и уйду, а обратно…
– Артрит у него, – пояснила хозяйка. – Суставы больные… Какой из него теперь ходок?
Она свернула разложенную на столе карту, сунула ее в руки супругу. Тот безропотно принял сверток, печально улыбнулся: «Такие дела…»
– А вы можете ложиться, – сказала, обращаясь ко мне Анна Андреевна. – Я вам в той комнате постелила. Устали с дороги, небось…
Я лежал на непривычно мягкой деревенской пуховой перине и никак не мог уснуть. Мокрый снег по-прежнему стучал в стекла, ветви деревьев царапали по стене. В кромешной ночной темноте едва различимы были предметы. Словно кадры старого кино возникли передо мной картины далекого прошлого.
Первые два года своей жизни я провел как раз в таком деревянном маленьком доме. С сиренью и черемухой под окнами… «Это было недавно, это было давно», – так пела когда-то моя бабушка. Я до сих пор помню этот красивый и грустный мотив. Отчего он так врезался в память? Не знаю… Может быть – как предчувствие неизбежных потерь, или неосознанное еще понимание того, что все, увы, проходит. И нельзя удержать ничего, и никого из тех, кто рядом. Можно лишь какое-то время смотреть, как смотрят с борта корабля на отдаляющийся берег. Все дальше и дальше то, что дорого, все меньше и меньше различимы детали… И вот, наконец, все это исчезает. И только память хранит смутные неясные очертания, которые неизбежно потом растворит в себе время.
Никому из людей не суждено провести всю жизнь у одного и того же очага. С одними и теми же людьми… Ведь даже если ты никогда не покидал дорогих тебе стен, все равно время безжалостно изменяет тех, кто рядом. Они вырастают – и становятся другими; они старятся – и тоже неизбежно меняются; и, наконец, они просто умирают…
2
Утро выдалось тихим, солнечным и по-зимнему холодным. На пожухлой траве островками белел выпавший ночью снег.
В доме пахло свежими пирогами. Видимо, хозяйка решила напоследок порадовать гостя. А, может, это просто так совпало – тесту ведь нужно время, чтобы выходить… Но так или иначе, а на завтрак меня потчевали самыми настоящими деревенскими пирогами, с румяной корочкой, с пылу, с жару – прямо из русской печи.
Дед Захар успел уже за водой на реку сбегать и дров наколоть. Вошел с улицы с охапкой березовых поленьев, раскрасневшийся, с сизым носом. Сложил аккуратно дрова к печи, скинул рукавицы-верхонки, повесил на гвоздь телогрейку, разулся, прошел к столу.
– Не зря вчера сиверко задувал, не зря… – сказал он, прихлебывая из чашки горячий чай. – Зима на дворе… И лебедей с утра видел. Это верный признак – к скорому снегу. Не зря говорят: лебеди летят – на хвосте зиму несут.
Я сидел вместе с хозяевами за накрытым столом и размышлял, как мне лучше добраться до райцентра. Оставаться я не видел смысла. Раз уж охота не задалась…
Тут неожиданно распахнулась дверь и на пороге возник невысокий, худенький, коротко стриженый паренек, лет восемнадцати. Одет он был по-походному, за плечами – рюкзак и одноствольное ружье.
– Здравствуйте! – смущаясь, изрек отрок и в нерешительности застыл у порога.
– Здравствуй, Тимоша, – улыбнулась хозяйка. – Ты куда это?
– На охоту. Дед Захар сказал, что… А у меня лайка… Возьмите меня, дядя Саша.
Я опешил… Во-первых, откуда у него столько информации? А во-вторых, мне едва исполнилось сорок и у нас, в городе, меня еще «молодым человеком» называли. А тут… Дядя Саша!
Я выразительно посмотрел на деда Захара. Тот ухмыльнулся в бороду и хитро прищурил один глаз.
Анна Андреевна пригласила паренька к столу. Пока пили чай, я узнал, что зовут его Тимофей Снегирев, что он круглый сирота, воспитывался в детдоме. Здесь, в поселке, уже второй год… По окончанию курсов трактористов проходил в леспромхозе практику, да так и остался. Работает на трелевщике… Через две недели забирают в армию.
– Хочешь служить? – спросил я.
– Конечно, – не раздумывая, ответил Тимка.
– В какие войска берут?
– В танковые… – ответил за него дед Захар. – В какие еще трактористу?
– Жаль только, собаку придется продать, – печально вздохнул паренек. – Охотничий пес… Он же не может все время сидеть на привязи. Ему лес, воля нужны… А кто с ним охотиться будет? Я уже договорился с одним, из района. Приедет на той неделе…
Мы допили чай и вышли во двор. Ослепительно яркое солнце, белый снег, островками лежащий на земле и чистый холодный лесной воздух – все это взволновало меня. А когда я увидел на привязи возле забора черную, в желтых подпалинах, настоящую зверовую лайку, то окончательно сдался.
«Почему бы и вправду не сходить на охоту? Чего я зря, что ли в такую даль ехал?»
Заметив нас, пес приветливо завилял скрученным в калач пушистым хвостом и огласил окрестности радостным лаем.
– Абрек! Абрек! – Тимка потрепал пса по загривку и, обращаясь ко мне, добавил, – Вот, знакомьтесь… Из настоящего питомника, породистый.
– Сколько лет?
– Полтора года…Молодой еще, второй сезон в лесу.
Я присел рядом с собакой. Пес доверчиво потянулся ко мне, норовя лизнуть в лицо. Я погладил его и достал из кармана припасенную сушку. Абрек тут же схрумкал ее и, довольный, завилял хвостом.
– Какой калибр? – спросил я у Тимки, взвешивая на руке его легкую одноствольную «курковку».
– Двадцатый.
– Стрелять-то умеешь?
– Умею.
Огородами мы спустились к реке. Я нашел старый, брошенный кем-то закопченный чайник. Повесил его на облетевший куст.
– Давай, пулей попробуй!
Тимка передал мне Абрека на поводке, снял с плеча ружье, отошел шагов на сорок, тщательно прицелился.
«Бум!» – гулко ударил выстрел. Тимку качнуло, из ствола выбросило струю сизого дыма. Абрек беспокойно закружился на месте, пытаясь учуять невидимую дичь.
Чайник не пошевелился… Лишь в стороне от него слегка качнулась задетая пулей ветка.
– Давай еще раз! – скомандовал я.
«Бум!» – снова громыхнуло Тимкино ружье.
Ветка, на которой висел чайник, подломилась и осела. Звякнув металлической ручкой, чайник свалился на землю. Я подошел, осмотрел его со всех сторон – никаких следов… На кусте белела срезанная пулей ветка. Примерно на полметра ниже того места, где висел чайник.
«Да, – подумал я, – стрелок из него никакой… Но собака… Собака классная. В тайге очень даже может пригодиться».
– Еще? – неуверенно произнес Тимка. Видно было, что пареньку неловко оттого, что он так оконфузился.
– Хватит, – сказал я. – В лесу будем тренироваться.
Тимка облегченно вздохнул. Он, должно быть, испугался, что я могу не взять его с собой на охоту.
– Сколько у тебя патронов с пулями? – спросил я.
– Десять… Было, – ответил Тимка, поправляя кожаный патронташ. – Да я еще, если надо заряжу.
– Надо… Штук пятнадцать.
– Хорошо.
– Какие пули у тебя? – поинтересовался я.
– Обыкновенные, круглые…
– Других нету?
– Нет, – покачал головой Тимка. – Да я обычно с дробовыми зарядами на охоту хожу. Пули так, на всякий случай…
– Покупные?
– Сам отливаю… У меня «пулелейка» есть. Потом напильничком подрихтовал – и готово.
«Дедовский способ, – подумал я. – Оттого, видимо, и погрешность такую при стрельбе дают… Потому что в стволе болтаются».
Я прикинул, какое вооружение и снаряжение у нас имелось. Итак, у Тимки – одностволка двадцатого калибра, плюс десятка полтора круглых самодельных пуль. У меня – двуствольная курковая «тулка» и семь заводских пуль повышенной точности. Хватит?… Но ведь я не планировал специально на медведя охотиться.
– Дядя Саша, – сказал Тимка, словно угадав мои мысли. – А знаете, кого мы еще можем с собой позвать?
– Кого?
– Борисенка.
– Это еще кто?
– Охотник… Фамилия у него такая – Борисенок. Вообще-то он шофер-дальнобойщик. В райцентре живет… Но к нам сюда каждый год приезжает на лосей охотиться. У него карабин есть, «Тигр».
«Вот это неплохо! – подумал я. – десятизарядный карабин – вещь серьезная. И в нашем деле будет весьма кстати».
Тимка быстро сбегал домой, оставил ружье и рюкзак, прицепил Абрека и мы с ним вдвоем отправились в гости к Борисенку… На время отпуска он снимал пол дома у своих знакомых.
Это был черноволосый худощавый человек, среднего роста, чуть за сорок; с быстрым цепким взглядом из-под густых бровей, с узкой скобкой жестких усов над тонкими, капризно выгнутыми губами. К нашему визиту он отнесся настороженно. Молча слушал, дымил сигаретой… Потом неожиданно спросил:
– А ты кем в городе работаешь?
– Архитектором.
– Да все мы архитекторы… – непонятно почему криво усмехнулся Борисенок.
«Не верит, – догадался я. – Странный тип… Должно быть в его представлении архитектор – это нечто особенное».
– Так вы согласны или нет? – нетерпеливо поинтересовался Тимка, отгоняя ладонью от лица сизый табачный дым.
Борисенок потушил сигарету, внимательно посмотрел на одного, потом на другого.
– Согласен… Только шкура – моя.
– Не вопрос, – согласно кивнул я. – Сколько у тебя патронов?
– А сколько надо?
– Ну, штук двадцать-двадцать пять.
– Тридцать возьму. Хватит? – Борисенок усмехнулся, обнажив желтоватые крупные резцы.
На душе у меня стало легко. Теперь наша компания выглядела значительно солидней… Но еще большую уверенность мне придали две лосинные шкуры и рога, которые Борисенок вынес из сарая. Это были трофеи недельной давности. Судя по всему, охотник он был опытный.
Тимке захотелось посмотреть карабин. Борисенок расчехлил оружие и с гордостью его нам продемонстрировал. Скорострельный многозарядный «Тигр» внушал уважение.
– Семь шестьдесят два калибр, – произнес Борисенок, клацнув автоматическим затвором. – Патроны с усиленным пороховым зарядом.
Он извлек из магазина желтоватый, матово блеснувший патрон.
– Лося с двухсот метров насквозь прошибает.
– Хорошая машина… – одобрительно отозвался я, прикладывая к плечу гладко отполированный приклад. – Оптическим прицелом не пользуешься?
– Оптику ребята увезли, – сказал Борисенок. – Я пока больше в лес не собирался. Лицензию закрыл… Да он и без оптики бьет прекрасно. Хочешь, покажу?
Я кивнул… И мы втроем тут же, снова через огороды, отправились на реку. Выбрали место с высоким берегом, где река делает поворот. Все же карабин – не ружье. Пуля далеко летит… Поэтому береговой откос мы использовали, как пулеуловитель.
Борисенок воткнул в берег палку и приспособил на ней ржавую банку из-под консервов. Отошли метров на сто… Борисенок легко вскинул карабин, прицелился.
«Бам!» – звонко ударил выстрел.