– Прошло еще не так много времени.
– Три месяца, – сказала Элисон, разворачивая «Дейли экспресс». – Этот сыщик – он хотя бы дело свое знает?
Она брезгливо разглядывала тесную, обшарпанную, давно требующую ремонта приемную; на сайте ЛМП, куда только что заходила Робин, был показан идеальный, похожий на дворец офис, где работала посетительница. Отнюдь не из желания заступиться за Страйка, а просто из чувства собственного достоинства Робин холодно ответила:
– Еще как! Лучше многих.
И с видом профессионала, который на рабочем месте решает такие сложные и секретные вопросы, какие и не снились Элисон, она вскрыла розовый конверт с изображением котенка.
Тем временем Бристоу и Страйк замерли на расстоянии друг от друга: первый кипел от ярости, второй соображал, как бы объявить о своем согласии, не потеряв при этом лицо.
– Мне требуется только одно, Страйк, – хрипло выговорил Бристоу, багровый от волнения. – Справедливость.
Он как будто ударил по магическому камертону: это слово зазвенело в убогом кабинете и отозвалось неслышной, но протяжной нотой в груди Страйка. Бристоу словно нащупал сигнальную лампочку, которую Страйк сумел уберечь, когда все остальное разбилось. Он отчаянно нуждался в деньгах, но Бристоу дал ему другую, более вескую причину отбросить угрызения совести.
– О’кей. Теперь понятно. Я серьезно, Джон: мне все понятно. Давайте вернемся и присядем. Если вы не передумали, я возьмусь за это дело.
Бристоу испепелил его взглядом. В офисе было тихо, лишь снизу изредка долетали приглушенные голоса дорожных рабочих.
– Вы не хотите, чтобы к нам присоединилась ваша… э-э-э… супруга?
– Нет, – отрезал Бристоу, все еще держась за ручку двери. – Элисон считает, что это блажь. Не знаю, для чего она сюда приехала. Наверное, рассчитывала позлорадствовать, когда вы мне откажете.
– Прошу вас… Присядем. Давайте обо всем по порядку.
Бристоу заколебался, но все же направился к своему креслу.
Не утерпев, Страйк засунул в рот целый кружок шоколадного печенья, потом нашел в ящике стола чистый блокнот, откинул обложку, потянулся за ручкой и успел проглотить печенье, пока клиент устраивался на прежнем месте.
– Вы позволите? – Он указал на измятый конверт в руке у Бристоу.
Адвокат неуверенно вытянул руку с конвертом, как будто еще не решил, можно ли доверять этому типу. Страйк не хотел читать записи в присутствии Бристоу: он отложил их в сторону, едва заметно погладил конверт, как бы отмечая, что теперь это важный элемент расследования, и занес ручку:
– Джон, не могли бы вы для ускорения дела вкратце описать все, что произошло в день гибели вашей сестры?
По натуре дотошный и четкий, Страйк был приучен вести следствие проверенными, скрупулезными методами. Перво-наперво дай свидетелю выговориться: в свободном потоке речи проскальзывают какие-то мелочи, явные нестыковки, которые впоследствии могут сослужить бесценную службу. А дальше, собрав первый урожай впечатлений и воспоминаний, направляй разговор сам, чтобы строго и точно упорядочить факты: кто, где, зачем.
– Ох… – выдохнул Бристоу, словно растерявшись после бурного выплеска эмоций. – На самом деле я… дайте подумать…
– Когда вы с ней виделись в последний раз? – пришел на помощь Страйк.
– Это было… да, утром, в тот день, когда она погибла. Мы с ней… честно говоря, мы повздорили, но, слава богу, помирились.
– В котором часу вы встретились?
– Рано. Где-то после восьми, перед работой. Примерно без четверти девять, что ли.
– А из-за чего повздорили?
– Говорю же, из-за ее приятеля, Эвана Даффилда. Они как раз сошлись после разрыва. Когда они расстались, вся родня ликовала – мы думали, это навсегда. Он жуткий тип, наркоман, патологически самовлюбленный; очень плохо влиял на Лулу. Видимо, я высказал ей свое мнение в излишне жесткой форме, теперь… теперь я это понимаю. Я был на одиннадцать лет старше Лулы. Считал своим долгом ее защищать, понимаете? Наверное, иногда перегибал палку. Она всегда меня упрекала за непонимание.
– За непонимание чего?
– Ну… всего. У нее было много больных вопросов. Удочеренная. С темным цветом кожи в семье белых. Она говорила: тебе-то хорошо… Не знаю. Может, и вправду. – Он несколько раз моргнул за линзами очков. – На самом деле наша размолвка была продолжением другой – накануне мы поссорились по телефону. Я просто поверить не мог, что она имела глупость вернуться к Даффилду. Выходит, мы рано радовались… Мало того что сама в прошлом злоупотребляла наркотиками, так еще и связалась с наркоманом… – Он перевел дыхание. – Слышать ничего не хотела. Как всегда. Всех собак на меня спустила. Распорядилась, чтобы охрана на следующее утро не впускала меня в дом, но… в общем, Уилсон мне махнул: проходите, мол.
Довольно унизительно, подумал Страйк, полагаться на милость привратников.
– Я бы не стал подниматься, – уныло проговорил Бристоу, снова покрываясь пятнами, – но у меня на руках был ее контракт с Сомэ: она поручила мне проверить некоторые пункты, а сроки поджимали… Порой у нее просто не хватало терпения на такие вещи. Короче, Лула была недовольна, что меня пропустили наверх, и мы опять сцепились, но конфликт быстро погас. Она успокоилась. Тогда я ей передал, что мама просит ее заехать. Понимаете, мама только-только выписалась из больницы. Она перенесла гинекологическую операцию. Лула пообещала, что заедет немного позже, но не уточнила когда. Время у нее было расписано по минутам.
Бристоу сделал глубокий вдох; колено дергалось, узловатые руки нелепо терли одна другую, будто под струей воды.
– Не хочу, чтобы вы о ней плохо думали. Многие считали ее эгоисткой, но ведь в семье она была младшим и, естественно, избалованным ребенком, потом болезнь – мы с ног сбились, а в конце концов ее с головой затянул этот сумасшедший мир, где вокруг нее крутилось все: события, новые знакомые, папарацци. Это ненормальное существование.
– Согласен, – поддакнул Страйк.
– Так вот, я сказал Луле, что мама в тяжелом состоянии, и она пообещала заскочить к ней попозже. Я ушел. Заехал к себе в офис и взял у Элисон кое-какие документы – хотел поработать у матери дома, чтобы не оставлять ее одну. Лула приехала ближе к полудню. Посидела с мамой до приезда нашего дяди, заглянула в кабинет, где я работал, и попрощалась. Обняла меня перед тем, как…
У Бристоу дрогнул голос; взгляд уперся в колени.
– Еще кофе? – предложил Страйк.
Бристоу помотал склоненной головой. Чтобы дать ему время прийти в себя, Страйк забрал поднос и направился в приемную.
С его появлением спутница Бристоу оторвалась от газеты и нахмурилась.
– Закончили? – спросила она.
– Как видите, нет, – ответил Страйк, даже не делая попытки улыбнуться. Под ее гневным взглядом он обратился к Робин: – Организуйте нам, пожалуйста, еще кофе, э-э?..
Поднявшись со своего места, Робин молча приняла у него поднос.
– Джону к половине одиннадцатого на работу, – сообщила Элисон, слегка повысив голос. – Мы должны освободиться самое позднее через десять минут.
– Учту, – без выражения заверил ее Страйк и вернулся в кабинет; Бристоу сидел, опустив лоб на сцепленные руки, будто в молитве.
– Извините, – пробормотал он, когда Страйк сел за стол. – Мне все еще трудно об этом говорить.
– Не извиняйтесь. – Страйк подвинул к себе блокнот. – Стало быть, Лула приезжала к маме? В котором часу?
– Около одиннадцати. Следствие установило, чем она занималась после этого. Велела своему водителю отвезти ее в полюбившийся ей бутик, а потом домой. Там у нее была назначена встреча со знакомой визажисткой; к ним присоединилась еще одна подруга, Сиара Портер. Думаю, вы ее не раз видели, она тоже модель. Яркая блондинка. У них с Лулой была совместная фотосессия: их изобразили в обличье ангелов с крыльями – в обнаженном виде, но с сумочками. Сразу после смерти Лулы этот снимок растиражировали для рекламной кампании Сомэ. Многих возмутила такая пошлость. Так вот, Сиара просидела у нее до вечера, после чего они поехали ужинать с Даффилдом и его компанией. Затем все направились в ночной клуб «Узи» и допоздна тусовались там. Даффилд с Лулой поскандалили. У всех на виду. Даффилд пытался силком ее удержать, но она уехала из клуба одна. Из-за такой сцены все сочли его виновным, но оказалось, у него железное алиби.
– Его оправдали на основании показаний субъекта, поставлявшего ему наркотики, правильно я понимаю? – уточнил Страйк, непрерывно строча в блокноте.
– Совершенно верно. В общем… в общем, Лула вернулась домой примерно в двадцать минут второго ночи. Ее сфотографировали у подъезда. Вероятно, вы помните этот снимок. Он потом обошел все газеты.
Страйк прекрасно помнил: одна из самых фотографируемых женщин в мире, втянув голову в плечи и крепко обхватив себя руками, не в силах разлепить глаза, отворачивается от папарацци. Когда огласили вердикт «самоубийство», этот кадр приобрел зловещий оттенок: богатая, красивая, молодая женщина менее чем за полчаса до смерти прячет свое унижение от объективов, доселе желанных и благосклонных.
– Ее всегда караулили у входа папарацци?
– Да, особенно если знали, что она будет возвращаться с Даффилдом, или надеялись подловить ее в нетрезвом виде. Но в ту ночь они собрались не только ради нее. Им стало известно, что в этом же доме остановится некий американский рэпер по имени Диби Макк. Фирма звукозаписи, на которой он выпускается, сняла для него квартиру этажом ниже. Но в конечном счете он там даже не появился: при таком скоплении полиции ему оказалось проще отправиться в отель. Тем не менее поначалу его ждала толпа репортеров, к которым добавились те, что ехали за Лулой от ночного клуба. Они запрудили все подходы к дому; правда, когда Лула скрылась в подъезде, они разошлись. Кто-то им шепнул, что Макк сильно задерживается. Той ночью был жуткий холод. Валил снег. Температура опустилась ниже нуля. Поэтому, когда Лула упала с балкона, на улице было безлюдно.
Бристоу поморгал и отпил кофе, а Страйк подумал о тех папарацци, которые разбрелись ни с чем. Он даже не представлял, какую цену они могли бы заломить за фото Лулы, летящей навстречу смерти, – вероятно, обеспечили бы себя до конца дней.
– Если я правильно понимаю, Джон, вам нужно куда-то спешить к половине одиннадцатого.
– Что? – Бристоу встрепенулся. Посмотрев на свои элитные часы, он ахнул. – Господи, я потерял счет времени. Так что же… что дальше? – недоуменно спросил он. – Вы ознакомитесь с моими записями?
– Непременно, – заверил его Страйк, – и позвоню вам через пару дней, когда проделаю подготовительную работу. Думаю, у меня возникнет еще много вопросов.
– Договорились, – сказал Бристоу, в некотором ошеломлении поднимаясь с кресла. – Вот… возьмите мою визитку. Какая форма оплаты вас устроит?
– За месяц вперед, – ответил Страйк.
Подавляя слабое шевеление стыда и памятуя, что Бристоу сам предложил ему двойной тариф, Страйк назвал запредельную сумму; к его радости, Бристоу и бровью не повел: не стал допытываться, можно ли заплатить кредитной картой или подвезти деньги в другой раз, а просто вынул чековую книжку и ручку.
– Если можно, четверть суммы – наличными, – добавил Страйк, решив попытать счастья, и вновь был поражен, когда Бристоу со словами: «Я и сам подумал, что вы, вероятно, предпочтете…» – отсчитал пачку пятидесятифунтовых купюр в дополнение к чеку.
В приемную они вышли как раз в тот момент, когда Робин собиралась подать Страйку свежеприготовленный кофе. Подруга Бристоу вскочила, как только открылась дверь, и со страдальческим видом сложила газету. Почти такого же роста, как Бристоу, широкоплечая, с большими, мужскими руками, она сохраняла мрачность.
– Неужели вы согласились? – обратилась она к Страйку.
У Страйка возникло такое ощущение, что она заподозрила, будто он хочет поживиться за счет ее богатого друга. Пожалуй, она была недалека от истины.
– Да, Джон решил прибегнуть к моим услугам, – ответил Страйк.
– Ну ясно, – бесцеремонно бросила она. – Теперь ты доволен, Джон?
Адвокат ответил ей улыбкой; девушка вздохнула и погладила его по руке, как слегка рассерженная мать. Джон Бристоу прощальным жестом вскинул ладонь и вышел из офиса, пропустив вперед свою спутницу; из-за входной двери донесся лязг металлических ступенек у них под ногами.
5
Страйк повернулся к Робин, которая опять села за компьютер. У нее на столе, рядом с аккуратными стопками разобранной корреспонденции, стояла приготовленная для него чашка кофе.
– Спасибо. – Он сделал небольшой глоток. – И за вашу записку тоже. Почему вы не работаете на постоянной основе?
– А что? – насторожилась Робин.
– У вас прекрасная грамотность. Все схватываете на лету. Проявляете находчивость – где вы только раздобыли чашки, поднос? Кофе, печенье?
– Одолжила у мистера Крауди. Пообещала, что до обеда мы все вернем.
– Кто такой мистер… как вы сказали?
– Мистер Крауди, со второго этажа. Дизайнер.
– И он вам не отказал?
– Представьте, нет, – с легким вызовом сказала она. – Я подумала, что мы, предложив клиенту кофе, не можем пойти на попятную.
Местоимение множественного числа, как легкое похлопывание по плечу, укрепило душевный подъем Страйка.
– Надо же, те, кого раньше присылали мне «Временные решения», не обладали такими деловыми качествами, уж поверьте. Извините, что все время говорил вам «Сандра» – так звали вашу предшественницу. А на самом деле вас как зовут?
– Робин.
– Робин, – повторил он. – Несложно запомнить.
Он намеревался шутливо намекнуть на Бэтмена и его верного спутника, но эта плоская шутка так и не слетела у него с языка, потому что лицо Робин стало пунцовым. Страйк слишком поздно сообразил, что его невинная реплика может вызвать самые нежелательные умозаключения. На своем вертящемся стуле Робин вновь повернулась к монитору, и Страйку оставалось только созерцать полоску ее пунцовой щеки. За один леденящий миг взаимной неловкости приемная сжалась до размеров телефонной будки.
– Пойду освежусь, – изрек Страйк, оставил на столе почти нетронутую чашку кофе и, боком протискиваясь к выходу, снял с вешалки пальто. – Если будут звонки…
– Мистер Страйк, пока вы не ушли, думаю, вам стоит взглянуть вот на это.
Все еще заливаясь краской, Робин взяла из стопки листок ярко-розовой почтовой бумаги, помещенный вместе с таким же конвертом в прозрачную папку. От взгляда Страйка не укрылось новенькое кольцо.
– Вам грозят убийством, – проговорила она.
– Ну что ж поделаешь, – бросил Страйк. – Да вы не волнуйтесь. Мне такие угрозы приходят по меньшей мере раз в неделю.
– Но…
– Это недовольный клиент, уже бывший. Малость не в себе. Думает пустить меня по ложному следу этой розовой бумажкой.
– Понимаю, но… может, стоит заявить в полицию?
– Чтобы меня подняли на смех? Это вы хотите сказать?
– Не вижу ничего смешного, здесь угроза вашей жизни! – сказала она, и до Страйка дошло, почему она убрала это письмо вместе с конвертом в отдельную папку; он даже немного смягчился.
– Пусть лежит в общей стопке, – распорядился он и указал на конторский шкаф. – Если у человека было намерение меня убить, он сделал бы это давным-давно. Мне уже полгода приходят такие письма – где-то валяются. Итак, вы сможете удерживать рубежи, пока меня не будет?
– Как-нибудь справлюсь, – ответила она, и Страйка позабавили кислые нотки в ее голосе и явное разочарование оттого, что никто не собирается снимать отпечатки пальцев с угрожающих письменных принадлежностей с изображением котенка.
– Если что, номер моего мобильного на визитках в верхнем ящике стола.
– Хорошо, – сказала она, не глядя ни на него, ни на ящик.
– Захотите выйти на обед – пожалуйста. В столе есть запасной ключ.
– Понятно.
– Тогда до скорого.
Он остановился сразу за стеклянной дверью, у тесного, сырого туалета. Ему приспичило, но из уважения к деловой сметке, к бескорыстной заботе секретарши о его безопасности Страйк решил потерпеть до паба и двинулся вниз по лестнице.
На улице он закурил, свернул налево, миновал закрытый бар «12 тактов» и устремился по узкой Денмарк-плейс, мимо витрины с разноцветными гитарами, мимо синих пластмассовых загородок с хлопающими на ветру листовками, подальше от беспощадного грохота отбойного молотка. Обогнув кучи мусора и обломков у «Сентр-пойнта», он оставил позади гигантскую золотую статую Фредди Меркьюри над входом в театр «Доминион» на другой стороне улицы: склоненная голова, вскинутый кулак – ни дать ни взять языческий бог хаоса.