Но неудачи преследовали его во всем! Хозяйка лачуги, где он остановился, предложив за свое лечение значительную сумму, донесла на него людям Цезаря Борджиа, рыскавшим неподалеку. Мерсье был схвачен и доставлен к одному из жесточайших правителей Италии. При этом его совершенно ограбили, оставив лишь одежду и сумку… Цезарь, ненавидевший французов, вторгшихся, как он считал, в его личные владения, предложил Мерсье одну из тех сделок, которые на всех языках именуются предательством. Он предложил ему вернуться к де Обиньи и сообщить ложные сведения о настроениях рыбаков из Гаэты. Арно Мерсье возразил, что те из людей, которые были на переговорах с ним, могут легко опровергнуть эти сведения, и он погибнет. Хитроумный Борджиа убедил моего предка, что никто из них не уцелел и сообщению поверят! Видя, что Арно колеблется, Цезарь добавил к словам еще сто римских скудо: сумму по тем временам значительную. Мерсье пожаловался, что был ограблен; и Борджиа пообещал вернуть его состояние, если он выполнит поручение… И мой предок, увы, навсегда покрыл позором наш славный род.
Генрих замолчал. Казалось, он дошел до самой трудной части своего повествования. Княжна, не отрываясь, следила за тем, как менялся цвет лица барона. Утро уже заявляло о своих правах, но свеча продолжала гореть. Следовало торопиться, скоро мог появиться и слуга Джоб. Барон продолжал рассказ:
– Каким образом пересеклись два наших рода, княгиня, вы, вероятно, знаете не хуже меня. Предательство Арно сделало его своим человеком при дворе Борджиа, беспорядочное отступление французского гарнизона из Неаполя скрыло многие преступления. Насколько мне известно, Франсиско дель` Пьомбо, ваш отец, принадлежал к партии противников папы Александра Шестого и ненавидел Цезаря?
– Да, это так! – сверкнув глазами, сказала княжна. – Борджиа – проклятая семья, семья предателей и отравителей…
– Возможно, княгиня, Вам неизвестно, но сам Папа неожиданно умер от яда, а его сын Цезарь был убит в уличной драке, поскольку лишился всего своего состояния, – заметил с ухмылкой барон.
– Прекрасно! Божие Правосудие торжествует, – промолвила девочка и сжала пальцы правой руки. – Единственно о чем я жалею, что не могла видеть этого при жизни.
– Ваша смерть, возможно, и стала окончательным проклятием нашего рода.
– Это верно… – княжна задумалась, казалось, картины прошлого прошли перед ней своей чередою. – Когда люди Борджиа отравили моего деда, двух братьев отца и моего брата Патрицио, мой отец поклялся убить Цезаря! Эта семейка надеялась захватить наше богатство, но наш отец перевел все состояние в деньги и драгоценности и спрятал их. У нас остался только фамильный дворец да виноградники неподалеку от Рима… Захват французами Неаполя позволил врагам Борджиа объединиться вокруг герцога Монпансье, но герцог был нерешительным человеком и ничего не хотел делать без указания своего короля. Когда Неаполь пал, мой отец должен был скрыться. Мне было тогда столько же, сколько сейчас – тринадцать лет. Я жила со своей теткой да горсткой слуг в нашем дворце, когда люди Борджиа захватили нас. Я не стану вспоминать те унижения, которым они нас подвергли, счастье еще, что моя мать умерла за две недели до этого.
Не добившись от нас и наших слуг никаких признаний о месте пребывания князя, слуги Борджиа перебили наших людей, а меня с тетей привезли в Рим. Тогда я и увидела это гнусное животное Борджиа. Он, впрочем, держался с нами, как и подобает, но пригрозил, что, если я не стану приманкой для князя дель` Пьомбо, то он казнит нас позорной казнью. Тетка моя держалась мужественно и грозила Цезарю посмертными муками. Он только смеялся и говорил, что папа отпустил ему все грехи наперед… Наше заключение продолжалось полтора года. Со мной обращались сносно, хотя я предпочла бы тогда смерть плену и унижению. Тетка Мария была очень набожна и целые дни проводила в молитвах. Мне было почти пятнадцать, но я думала не о своих возникавших чувствах, а о своем отце. Я молила Бога, чтобы он явился и освободил нас. Иногда слуги Борджиа (некоторые из них даже благоволили нам) проговаривались о новых злодеяниях Цезаря: о смерти Бентиволио, об убийстве кардинала Капрара, о судьбе некоторых служанок, ставших на время наложницами Цезаря и таинственно исчезнувших после этого…
Я представляла, что мог сделать со мной Цезарь, но поклялась, что умру сразу же после того, как он попытается обесчестить меня. В апреле 1497 года я впервые услышала вести о своем отце. Князь Алессандро сумел объединить противников Борджиа и сколотил небольшое войско на юге Италии. Это были разбойники, которые, как могли, наносили вред Цезарю и его святейшему отцу… Несмотря на помощь испанцев, Борджиа не удавалось справиться с отрядом князя, так как он пользовался поддержкой у жителей Калабрии и Сицилии. Иногда нашим удавалось убить кого-нибудь из приближенных Цезаря, и они высылали его голову в подарок гнусному правителю. Борджиа несколько раз угрожал мне, что вышлет мою головку и еще кое-что в придачу князю, но почему-то не делал этого. Видимо, в его голове уже родился тот коварный план, который погубил наш род.
Однажды, когда мы с теткой возвращались из часовни во дворец, какой-то французский офицер остановил нас и быстро сунул записку мне в руку. Это была весточка от отца… Он рекомендовал нам этого офицера как преданного ему человека, готового похитить нас и привезти в Калабрию. Я не раз видела француза во дворце, и внешне он не нравился мне. Но тетка Мария убедила меня слушаться! Да у нас и не было другого выхода, честно сказать.
– Простите, княгиня, – прервал ее барон. – Этот француз и был, вероятно, мой предок… Но ведь вашего отца звали не Александром.
– Его звали Алессандро Франсиско дель` Пьомбо, князь Гроссето. Меня зовут Элиза Перуджина Алессандро дель` Пьомбо, княгиня Гроссето, я была последней наследницей нашего рода.
– Простите, княгиня, что прервал Вас! – барон подошел к Элизе и присел на краешек дивана, где она располагалась.
– Я продолжаю. План моего отца, который он передал через Мерсье, был очень прост. Меня должны были «похитить» во время прогулки и доставить в Кротоне, где князь взял бы меня на борт своей тартаны и отплыл на Сицилию. Тетушке тоже предлагалось спастись, но она не хотела ставить экспедицию на грань срыва, так как очень болела в то время. Она считала, что Борджиа не посмеет убить ее, так как она находилась в косвенном родстве с его братом герцогом Гандиа. О, кто мог знать, что вскоре и Жуан падет от руки этого мерзкого властителя! Итак, Мерсье просил у меня только согласия на побег, чтобы действовать наверняка. Я помолилась и дала таковое! Никто не мог знать, что этот план был во всех деталях известен Цезарю, что он хотел лишь использовать мое мнимое освобождение, чтоб свести счеты с князем Алессандро. Теперь я понимаю, почему мы так легко ушли от охранников Борджиа, покинули Рим! Все было рассчитано заранее.
Мне не хочется подробно описывать наше путешествие по объятой войной Италии. Должна заметить, сударь, что мсье Арно держался со мной подчеркнуто вежливо и исполнял мои приказания, но эта маска лживого человека и была отныне его истинным лицом! Мы миновали Казерту, Салерно и Паолу, до Кротоне оставалось не так уж далеко. И тут я, пожалуй, впервые почувствовала недоверие к французу… Слишком не похоже было, что он опасается чего-то, а ведь его измена Цезарю могла стоить жизни. Он часто говорил с двумя своими спутниками по-французски, но я почти не понимала этот язык. Однако все же разбирала, что речь часто идет о деньгах…
Княгиня вновь замолчала, ее живые глаза увлажнились слезами, а рука, протянувшаяся, чтобы вытереть их, задрожала. Генрих Мерсье так остро ощутил желание покончить с этими воспоминаниями, что готов был отдать за это всю остававшуюся у него жизнь. Но девочка, махнув рукой, быстро успокоилась и продолжала.
– Деньги были тем кумиром, служа которому ваш предок надеялся обрести свое счастье… Одним словом, когда возле Кротоне мы встретили посланца моего отца, я уже чувствовала, что все кончится плохо. Надо сказать, что еще раньше я вытребовала для себя острый кинжал, который Мерсье дал мне весьма неохотно, и думала, что в нужный момент сумею пустить его в ход. Мой брат Патрицио учил меня этому, когда мы были все вместе. Он говорил: «Знай, сестра, что иногда лучше умереть, чем влачить позор бесчестья!» Мерсье согласился с посланцем, что, как только тартана князя приблизится к Кротоне, он передаст меня и получит свое вознаграждение. Теперь он был очень испуган и не решался идти до конца. Посланец пообещал ему содействие князя в возвращении на родину, но Мерсье холодно встретил это предложение. Он чего-то ждал… Я никогда не забуду ту ночь, последнюю ночь моей дневной жизни. Мерсье оказался гнусным предателем, он до конца выполнил план мерзавца Борджиа.
Как только он получил деньги, он передал меня Джузеппе, бывшему нашему слуге, теперь сподвижнику отца, и попрощался со мной, но как-то необычно, с ухмылкой. На лодке, кроме меня и Джузеппе, было двое людей князя, и мы торопились к тартане, стоявшей неподалеку. Однако гроза и сильный ветер все время относили нашу лодку в сторону… Неожиданно мы услышали пушечные выстрелы: два корабля испанцев блокировали тартану и расстреливали ее теперь, не давая уйти в море. Конечно, отец мог спастись, бросив меня и своих товарищей. Но он был настоящим правителем и не мог так подло поступить. Они, наверное, все погибли… Три или четыре лодки, спущенные испанцами, чтобы добить утопающих, грозили теперь и нам. Джузеппе приказал приставать к берегу, он надеялся уйти от преследователей по суше. Но там нас ждал отряд из людей Борджиа, которым командовал… Арно Мерсье! Бой не был равным: еще до того, как мы пристали к берегу, двое из нас были ранены.
Джузеппе крикнул мне, чтобы я не сдавалась живой, но в это время пуля сразила и его. Я спрятала кинжал в рукаве платья и надеялась увидеть Мерсье в последнюю минуту. Однако, он был слишком осторожен, чтобы самому хватать меня. Понимая, что от солдат Борджиа не уйти, а мой кинжал будет ими, несомненно, замечен, я крикнула предателю, что проклинаю его самого и весь его род до седьмого колена! Когда же солдаты Цезаря были в нескольких шагах от меня, я метким ударом поразила себя в сердце. Так я умерла – для людей, но не для рода Мерсье!
Княжна при этих словах резко встала и оправила платье. Мысль о месте вернула ее лицу живой румянец, губы ее были плотно сжаты, а во взоре вновь проступила твердость. Генрих, потупив голову, остался на месте.
– Я понимаю Ваши чувства, Ваше высочество. Я презираю Арно теперь не меньше вас, но без него не было бы меня, – устало сказал барон. – Впрочем, Вы пришли для своей мести… Что ж, я готов!
– Нет, барон… – покачала головой Элиза. – Я сама давно устала от своей второй жизни. Мое проклятие было исполнено, я хочу теперь успокоиться… А к Вам я не испытываю ничего дурного.
– Однако именно Вы поразили почти всех Мерсье после Арно! Вы или Ваше проклятие, не знаю… Все мои родственники, умиравшие по самым разным причинам, так или иначе видели Ваш образ перед смертью. Я прочел это в завещании, я слышал… В завещании было написано, будто я – последний Мерсье, кто может спасти наш род, кто может остановить… Спасти будущих потомков, вымолив у Вас прощение! Впрочем, я не чувствую больше, что способен просить вас об этом.
Казалось, Элиза несколько растерялась. Ее чувства говорили, что перед ней достойный человек, но… Может ли она простить род, по вине которого погибли ее родные? Или месть прекратится после… после смерти этого последнего Мерсье, лицо которого чем-то напоминало ей лицо предателя. Княжна тихо подошла к барону и заглянула в его глаза. Генрих также внимательно и будто по-новому посмотрел на Элизу.
Послышался громкий стук в дверь, это был Морелли, торопившийся приступить к своим обязанностям. Барон сделал знак княгине, что ей нечего опасаться. Но было уже поздно: Элиза, не раздумывая, бросилась к рамам картины…
Через секунду барон вновь остался один. Проклиная слугу, он медленно пошел открывать входную дверь. Под ноги ему попалась кошка, на сей раз его собственная… Он отпихнул ногой ее в сторону и снял засов. Входивший Джоб вынужден был выслушать от барона немало неприятных и обидных вещей в свой адрес.
6. Искупление
Генрих неторопливо прохаживался по своей комнате, служившей ему гостиной и кабинетом. Прошло больше двух недель с того времени, как он разговаривал с княжной из портрета, Все это время он почти не выходил из дому, надеясь вновь услышать Элизу. Но портрет молчал, он не оживал… Последние дни Мерсье уже точно не мог сказать себе, было ли явление княжны в реальности или оно было плодом его расстроенного воображения? Было почти восемь вечера. Внизу слышались переговоры раздраженного Джоба с кошкой на предмет покражи сала, свеча понемногу оплывала в светильнике. Стряпуха, нанимаемая бароном, только что ушла, приготовив изысканные блюда на завтрак.
Мерсье перенес картину к себе в комнату. Последнее время он изучил картину всю целиком, до последнего мазка. Он надеялся, что сумеет еще раз увидеть живую Элизу и услышать ее решение. Решение его судьбы! Но все было напрасно. Твердый взгляд девочки с портрета, казалось, замер с того времени, как рука художника четко отразила его. Черный кот из картины тоже ни малейшим движением не напоминал о своем недавнем земном воплощении. Генрих последний раз оглядел полотно и закрыл его тканью. Он потушил свечу и замер, прислушиваясь к движению внизу. Джоб внизу угомонился и, видимо, готовился ко сну.
Прошло еще несколько часов… Внезапно Мерсье почувствовал, что в его комнате что-то изменилось. Он с трудом открыл глаза, понимая, что княгиня Элиза где-то рядом. Барон быстро зажег свечу и заметил княжну всего в нескольких шагах от кресла. Она сделала ему знак молчать, и он сразу же подчинился ей. Спустя полчаса барон вновь попробовал привлечь внимание Элизы, но она, очевидно, пребывала в каком-то сомнамбулическом состоянии и не реагировала на его слова. Мерсье подошел ближе, взял княжну за руку и поцеловал ее. Элиза повернула к нему лицо, и Генрих с изумлением обнаружил, что она за это время постарела на несколько лет. Нельзя сказать, чтобы Мерсье испугался, но он сразу почувствовал себя как-то неуверенно. Отпустив руку княжны, он вернулся к креслу. Молчание продолжилось.
Наконец княжна привстала и нарушила странное молчание. Взглянув на барона, она спокойно произнесла: «Мне кажется, что это наша последняя встреча… Мне надо возвращаться. Хотя… Еще никогда я не чувствовала себя так, как чувствую сейчас».
– Если это касается меня, то я готов уйти! – промолвил Мерсье.
– Не могу сказать вам наверняка, Генрих, но я чувствую, что моя вторая жизнь закончится… – княгиня за все время впервые назвала барона просто по имени. – И это произойдет сегодня.
– Почему же Вы не возвращались раньше, – спросил Мерсье. – Я звал Вас, я хотел объясниться…
– Вы все сказали своей жизнью, – улыбнулась княжна. – Для Вас еще многое впереди, а для меня все сегодня заканчивается…
– Что же с Вами будет? – Мерсье волновался и подошел к ней ближе.
– Я вновь обращусь в фигуру на полотне! Без чувств и без мыслей… Моя месть окончена, значит, окончена и моя вторая жизнь.