– Да и она еще та шалава, – возразила другая. – Андрей как уедет по командировкам, так она и давай мужиков в дом таскать. Ни стыда у бабы, ни совести.
– Знаем мы его командировки. За три дня до беды приехал, ага! В этом – как его?.. – микроавтобусе, с мужиками такими же беспутными, с десяток баб приволок. Я-то видела из окна!
Черников поерзал на лавке. За сексуальные подвиги мужа по ту сторону баррикады жена вырежет ему не глаза, а совсем другое. Пока он терял время.
– А может, это Надька его жизни лишила?
«Вот это уже версия, – подумал Сергей. – Только Надька вряд ли смогла бы справиться со своим стокилограммовым мужем».
– Нет, – возразила старушка, молчавшая до сих пор.
Она сидела, положив руки на костыль, и задумчиво глядела куда-то вдаль.
– Надежда здесь ни при чем. И дружки ее тоже. Это за Аллу ему смерть пришла.
Черников насторожился.
– Что за Алла? – довольно бесцеремонно, как и положено таким персонам, спросила одна представительница старушечьего «домового комитета». – И чего ж ты, Петровна, служивым ничего не сказала?
– Некогда мне, – вдруг заявила старушка с костылем и медленно поднялась. – Недосуг. Зять с дочкой должны скоро приехать. Пойду приберусь.
«Зять с дочкой, – отметил про себя Черников. – Не дочка с зятем, что было бы логичнее для матери, а именно зять с дочкой. Значит, уважает мужиков старая. Но, судя по виду, – только настоящих. Уж больно строга».
Он шагнул в подъезд за ней.
– Вам помочь? – скорее искренне, нежели из-за повода завязать разговор, предложил Сергей.
– Помоги, коли добрый человек.
– Помоги, коли добрый человек.
– Я добрый, – подтвердил Черников, помогая старушке преодолевать ступени. – Я… адвокат. Да, адвокат.
Опираясь на его руку, старушка прошла еще один пролет и тихо произнесла:
– Адвокат!.. Да от тебя дежурной частью за версту несет.
– Как это? – изумился Черников и даже потянул носом.
– Вот-вот! – подтвердила бабушка. – Даже нюхаешь как собака легавая. Мент ты.
Черников замер, остановилась и старушка.
– Ну, мент, – согласился Черников. – Это что, плохо? Хуже, чем бандит?
– А сейчас не поймешь, кто мент, кто бандит. Ты давай веди меня, коли вызвался! Что встал как вкопанный? И не тяни носом как пылесос. Одеколоном не от меня, а от тебя пахнет. По Вирту пришел? Пошли ко мне, поговорим.
– К вам же зять с дочкой должны приехать? – спросил Сергей, чувствуя, как впереди, на правильно выбранной им дороге, начинает мелькать огонек.
Старушка открыла дверь, забрала у Черникова костыль и проворчала:
– Месяц уже, окаянные, не едут. И один бог знает, когда соизволят.
Квартирка, несмотря на скромность обстановки, была чистой и ухоженной. В углу – непременная лампада с рушником и пара икон.
«Одна старая, вторая – из нынешних, церковных, по сто рублей, – мгновенно определил Сергей. – «Троеручица» середины девятнадцатого века и «Владимирская», купленная в местной церкви, не иначе».
– Ты кто у нас будешь, мил человек? – спросила старушка, занося в комнату из кухни чайный набор.
– В отделе по раскрытию убийств работаю, мать, – признался Черников.
– Вот так-то лучше. А то – адвокат!.. Ну а меня Клавдией Петровной Мыскиной зови. А позвала я тебя на улице вот зачем…
– Как это позвали? – не понял Черников.
– Я вас, ментов, за километр чувствую. Знала, что за мной попрешься. Поэтому и сказала про Аллу. А нет никакой Аллы… Не в том дело.
– Что-то больно обидные слова вы говорите, мамаша! – заявил Черников. – Мент, мент… Я – сотрудник полиции.
– Нет, ты – мент, – упрямо возразила бабка, наливая в чашки дымящийся чай. – Причем непременно поганый. Как и все вы. Моего мужа да сына по тюрьмам и лагерям замотали до гробовой доски.
«Ах, вон оно что, – догадался Черников. – Сейчас старая опоит меня зельем да шарахнет дореволюционным утюгом по башке. Таким будет итог моей оперативно-разыскной деятельности. В некрологе напишут, мол, геройски погиб при выполнении служебного долга. Тьфу!..»
– Ну, я-то, предположим, здесь ни при чем.
– Все вы при чем. Из одного помета.
– Мать, я очень занятой человек. – Черников устал от этого бессмысленного разговора. – Если вы хотели со мной поговорить, то начинайте.
Глава 3
Опер убойного отдела Игорь Стариков возвращался из центральной психиатрической лечебницы в подавленном состоянии духа. Когда Черников передал ему распоряжение Никитина отработать все психушки в городе на предмет выявления связи между Виртом и убийцей со сдвигом по фазе, Игорь сразу четко и бесповоротно понял, что все лучшее всегда достается ему. Таковы уж были традиции, сложившиеся в отделе.
Решив зря не бить лапы, он поехал туда, где хранится информация обо всех психах, поступивших, содержащихся и отпущенных, то есть в ЦПЛ. Там он представился, объяснил цель визита и был препровожден во временно пустующий кабинет психолога. Поиск необходимой информации у главврача должен был занять добрых полчаса, и Стариков по профессиональной привычке, лишь усиливающейся с годами, незаметно прошмонал все ящики стола на предмет обнаружения криминала – какого именно, он сам не знал – пошарил руками под столешницей и наконец успокоился.
В дверь вошел мужик лет сорока в пижаме и, ни слова не говоря, сел на стул по другую сторону стола. Стариков молча смотрел на него, не выпуская сигареты. Он понял, что перед ним стационарный пациент, и на всякий случай скользнул взглядом по столешнице на предмет обнаружения шила, ножниц или совдеповского килограммового дырокола. Опер убедился в том, что единственным оружием, которым псих мог нанести ему увечье, были две скрепки в канцелярском наборе. Больше ничего опасного видно не было.
Бросив на Старикова виноватый взгляд, мужик в пижаме плаксиво проскрипел:
– Она меня не любит.
– Кто?
– Я понимаю, доктор, что отрываю вас от дел, – быстро заговорил мужик, посмотрев на сигарету в руке Старикова. – Но от этого зависит моя судьба! Вы должны помочь мне повлиять на нее. Она загубит свою и без того разбитую жизнь.
Стариков молчал.
– Вы поможете мне?
– Понимаете, в чем дело. Я не тот, за кого вы меня…
– Ерунда! – решительно отрезал мужик. – Вы скромны, как и всякий специалист своего дела. Нам с вами приходится скрывать свое истинное лицо среди всей этой бездарности. Меня заставляют пить таблетки! А вы знаете, что я с ними делаю? Когда сестра уходит, я вытаскиваю их изо рта и отдаю соседу по палате! Он ест все! Я вам говорю это, потому что вы не похожи ни на одного из этих врачей. Так вы поможете мне?
– В чем?..
– Убедить Марианну.
– Какую Марианну?
– Из соседнего блока. Мы решили пожениться, но в последний момент она заявила, что желает венчаться в церкви.
– Ну, в общем-то, люди только там и венчаются, – промямлил Стариков.
– Бред. Батюшка сможет обвенчать нас здесь. Вы дадите нам благословение?
– Во имя отца и сына.
– Спасибо! – горячо проговорил пациент, внезапно подмигнул Старикову и бросил взгляд себе через плечо. – Вам воздастся! Ищущий да обрящет.
Он вышел из кабинета.
Внезапно просветлевший взгляд мужика и его последние слова будто прибили Игоря к стулу. Его попытку понять, что произошло, пресек главврач, занесший в кабинет несколько пухлых папок.
Он положил их на стол перед Стариковым и поинтересовался:
– Что здесь делал Русенков?
Секунду помедлив, Игорь объяснил:
– Странный тип. Зашел в кабинет и стал разговаривать со мной как с доктором.
– Просил обвенчать? – Главврач улыбнулся, доставая сигареты из кармана халата.
– Точно. А вы откуда знаете?
– Он здесь три месяца. Его жена погибла под поездом у него на глазах. Страшная вещь. Тут же нервный срыв – и к нам. Иногда появляются периоды просветления, но ненадолго. – Доктор выпустил струю дыма. – Жена все просила его обвенчаться в церкви, да так и не… Вот то, что вы искали. Здесь три дела бывших пациентов. Отпущены под присмотр родственников, соответственно, второго, семнадцатого и девятнадцатого мая. Вас, как я понимаю, интересует вероятный убийца?
Осторожный Стариков промолчал, и врач расценил это как норму.
– Если так, то одного из троих придется исключить. Ему семьдесят лет. Дочь с мужем увезли его на кресле-каталке. Крученков и Марин, впрочем, тихие больные с вяло текущей шизофренией. Им лень муху от лица прогнать. Это то, что я могу сказать без малопонятной вам медицинской терминологии. Мое мнение как врача – ваши поиски в этом направлении безрезультатны. Чем могу еще помочь?
Больше помочь было нечем. Стариков отксерокопировал на всякий случай все три карточки с установочными данными пациентов, вернул дела главврачу, попрощался, попросил не провожать его и вышел из кабинета. Не пройдя и десятка шагов, он вернулся.
Врач удивленно вскинул брови и осведомился:
– Что-нибудь забыли?
– Я хотел спросить. Скажите, доктор, где работал Русенков, перед тем как случилось… в общем, прежде чем попал к вам?
Главврач раздавил в пепельнице сигарету, прищурился, усмехнулся и заявил:
– Не все в полиции пьют водку, оказывается. Это ваш бывший коллега, Игорь Алексеевич. Русенков работал в уголовном розыске Мурманска.
– Почему вы сразу не сказали?
– А вы спрашивали? Могу вас заверить, общих тем вам уже не найти.
Уже выходя из ворот лечебницы, Стариков почувствовал на спине чей-то взгляд. Он резко обернулся и успел рассмотреть за упавшей занавеской лицо больного по фамилии Русенков.
– Ну так что? – вопрошал Никитин, усаживаясь в свое кресло. – Что мы имеем?
Данный вопрос уже вошел в повседневную обиходную речь в отделе. Это означало, что ничего в этом мире не меняется. Убийства совершались вчера и будут происходить завтра. Их станут ежедневно раскрывать люди, призванные для этого. Жизнь продолжается. Чтобы она тянулась как можно дольше, в кабинете Никитина звучал и будет звучать этот вопрос.
«Что мы имеем?» – спрашивал капитан, стоя над трупом, да и потом еще в течение длительного времени. До того момента, пока убийца не будет найден и не поступит сигнал о том, что опять кто-то отошел от трупа, унося с собой запах крови.
– Сергей, что у тебя? – спросил Никитин, дождавшись, пока будут прикурены все сигареты и раскрыты блокноты присутствующих.
Черников поерзал на стуле, обдумывая, с чего начать. Он прикуривал дольше и старательнее всех.
– Интересная складывается ситуация.
– Это я понял, увидев Вирта, – мягко перебил его Александр. – Жена опознала камень?
– Жена – нет.
– Ты не тяни кота за хвост, – вклинился Саморуков, самый молодой и энергичный опер в отделе Никитина. – Давай быстрее, есть хочется. Обед через полчаса.
– Услышал я тут одну очень интересную историю, – начал Черников. – Дело было как раз в день убийства нашего незабвенного Вирта. Только случилось это не между семнадцатью и восемнадцатью часами, как утверждают эксперты, а часом раньше…
– Сергей!.. – перебил Черникова Никитин, глянув на часы. – Что я в тебе ценю, так это умение выделять главное из моря подробностей.
– Тут главное понять все с самого начала! – воскликнул Черников.
– Есть охота, – напомнил Саморуков.
– Так вот, значит, старуха, с которой я познакомился сегодня, в день убийства Вирта сидела дома…
Клавдия Петровна бросила взгляд на настенные часы. Странно, но когда был жив муж, они ломались чуть ли не каждый месяц, тогда он садился за стол и долго их чинил. Это было своеобразной неотъемлемой частью их медленной, спокойной жизни. Но лишь костлявая забрала мужа к себе, и часы словно ожили. Они тикали, и ничто не нарушало их ход, словно сам металлический механизм понимал, что ремонтировать его больше некому. Часы да она – вот все, что осталось от семьи, которая распалась в далеком пятьдесят четвертом году, когда они с дедом, тогда еще молодым и крепким мужиком, уехали на Север, оставив новорожденного сына в приюте.
Сейчас часы показывали без четверти четыре. Клавдия Петровна глянула в окно. Соседки уже около двух часов сидели на лавочке и не собирались расходиться. Вздохнув еще раз, старушка взяла с кухонного стола ключи и направилась к выходу. Может, зять с дочкой приедут и она встретит их на улице?
Заперев дверь на один замок – кому нужно ветхое барахло увядающей старухи! – Клавдия Петровна стала спускаться вниз. Это всегда доставляло ей кучу хлопот. Лифт капризничал как пьяный слесарь. Хочу – работаю, не хочу – не работаю. Находясь в квартире, она за четыре часа ни разу не услышала, как натянулись, громыхнув, тросы. Значит, можно не утруждать себя, не нажимать кнопку. Потеря времени.
Ковыляя между вторым и третьим этажом, она услышала, как хлопнула входная дверь. Кто-то вошел в подъезд, но шагов не было слышно. Удивленная старушка даже остановилась, потом чуть прошла вперед, уже почти добралась до почтовых ящиков и с замиранием сердца услышала шорох за трубой мусоропровода.
Медленно ступая по ступеням, Клавдия Петровна скосила взгляд в сторону шахты. Из-за трубы торчала пола куртки. Она подрагивала, словно хозяин ее находился в треморе. Так дрожит кошка, перед тем как кинуться на воробья.
«Бомжи проклятые!.. – стараясь отогнать от себя страх, подумала Клавдия Петровна. – Что здесь-то ему нужно?»
Она уже проходила мимо шахты, и ее слух, не слабеющий с годами, уловил дыхание, едва различимое в тишине подъезда. В нем было что-то настолько отталкивающее, что старушка собралась с силами и постаралась побыстрее спуститься вниз. Лишь вдохнув полной грудью уличный воздуха, она успокоилась и почти сразу забыла о своем не очень приятном спуске с лестницы.
Клавдия Петровна вспомнила об этом через десять минут, когда удачно вклинилась в разговор со старушками, сидевшими у подъезда, и вновь увидела эту куртку.
Распахнулась дверь подъезда, и из нее вышел человек. Воротник его куртки был поднят.
Клавдия Петровна, повидавшая на своем длинном веку всякое, почувствовала, как ее обдало морозом. Не поднимая с колена руки, она перекрестилась на уровне живота.
На нее глянули мутные глаза. Их цвет определить было невозможно – лишь желтый ядовитый белок и черный зрачок, расширенный до предела. Человек лишь провел взглядом по Клавдии Петровне, но она мгновенно почувствовала тяжесть внизу живота и холод на сердце.
– Клава, что с тобой? – озабоченно закудахтала старушка, сидящая напротив. – Маша, ну-ка, достань немедля нитроглицерину!
Клавдия Петровна отмахнулась, встала и сказала:
– Должно, давление. Пойду до дому.
Подъем занял в два раза больше времени, чем спуск. Уже подходя к своей квартире, она различила то, чего не слышала, когда спускалась. На лестничной площадке едва слышно звучала музыка. Это означало, что дверь какой-то квартиры не прикрыта.
Любопытство перебороло страх.
Любопытство перебороло страх. Клавдия Петровна поднялась на этаж выше своей квартиры и с удивлением обнаружила, что приоткрыта дверь, за которой жил ее бесшабашный сосед Андрей Вирт. Гости в его квартире не переводились так же, как тараканы в хрущевке. Было удивительно другое. Дверь не заперта, а внутри, не считая музыки, которая, кстати, смолкла к моменту подъема старушки на этаж, стояла тишина.
И она вошла…
Клавдия Петровна не помнила, как добралась до своей квартиры, легла на диван и взяла в руку телефонную трубку. Очнувшись, она так и не смогла восстановить хронологию событий. Перед ее глазами, смешиваясь одна с другой, стояли две картины: истерзанный труп соседа и грязная куртка, исчезающая за углом дома. Посредине этого страшного импрессионистского наброска горели глаза, отливающие тухлым яичным желтком.
– Выходит, старая видела убийцу, не так ли? – подытожил рассказ Черникова Стариков.
– Этого никто не говорил, – возразил Никитин. – Она заметила лишь мужика, облик которого пошатнул ее нервную систему. Из этого не следует, что он – убийца, и нам надо главным принципом розыска избрать желтые глаза и серый плащ.