Прием противопоставления звериного мира взрослых игрушечному, иллюзорному, но доброму миру ребенка позволяет писательнице показать пропасть, разделяющую Катю и окружающих людей. Трагедия девочки в том, что она так же беззащитна, как баран, которого терзают крысы. Сопоставление звериного и человеческого, которое мы находим во многих рассказах Тэффи, часто оказывается не в пользу людей. Повествуя о жизни старого льва и львицы в цирке, где их безжалостно мучает злой и грубый дрессировщик, Тэффи называет зверей „стариком и старухой“, а человека – зверем.
В рассказе „Пар“ легкомысленной и пустой актрисе Арвидовой противопоставлена ее собачка Тяпка, преданное и любящее существо, способное на глубокие, поистине человеческие чувства. Та же мысль в рассказе „О вечной любви“. Герой, хвастающийся, что знал вечную любовь, в итоге убеждает читателя, что его история – лишь свидетельство эгоизма и легкомыслия человека, которому очень быстро надоела его возлюбленная. А вот голубь не смог жить после смерти своей голубки и вел себя так самоотверженно, что человеку можно было бы только поучиться.
В сборнике „Неживой зверь“ явственно проглядывает положительный идеал Тэффи, общий для большинства сатириконцев: дети – звери – природа – народ. Она рисует колоритные фигуры людей из народа: деревенские бабы, кухарки, прачки, няньки, кучера. Можно только удивляться, как могла писательница, утонченная светская дама, красавица и эстетка, так почувствовать психологию простого человека, вжиться в его образ, мастерски передать его склад ума, народный говор, бытовое просторечие.
Возьмем хотя бы рассказ „Потаповна“, героиня которого, пожилая кухарка, собирается замуж за человека старше себя. Их брак будет основан не на любви и взаимном уважении, а на простом расчете: кто первым умрет. Тогда второй сможет воспользоваться его имуществом. Писательница не осуждает Потаповну и ее жениха, никак не высказывает своего отношения к ним, она просто высвечивает их души и мысли с помощью доброго и одновременно грустного смеха. Она как бы говорит читателю: „Да, такова жизнь, таковы люди, и мы не вправе судить их“.
Тэффи не идеализирует своих героев. Они такие, как в жизни: озабоченные каждодневными проблемами, задавленные тяжелой работой, далекие от господ и по уровню культуры и по своим интересам. Но она чувствует кровное родство с ними и старается заметить ту искорку добра и красоты, которая есть в деревенской девке Ганке, в бабе Матрене, пожалевшей подстреленного зайца, или в стариках, живущих в тихой заводи и охраняющих барское добро. Потом, в эмиграции, ей будет так не хватать простого русского человека, что она вспомнит и о деревенских странниках, и о работницах в родном имении, и о няньках, кухарках, прачках, встречавшихся на ее пути. И напишет рассказ „Воля“, где свое, русское, противопоставлено чужому, европейскому, и даже французская „свобода“ не может заменить той воли, которая бывает только на родине и слышится в журавлиных криках. Природа, созвучная настроениям человека, врачующая душу и тело, станет постоянным мотивом ее позднего творчества.
В 1918 году вместе с Аверченко и группой актеров Тэффи уехала из революционного Петербурга на гастроли. Она не собиралась эмигрировать, но так и не смогла перешагнуть через струйку крови, которую увидела у ворот комиссариата. „Шарманка сатаны“ закрутила ее на юге. Мелькали, как в карусели, города: Гомель, Киев, Одесса, Екатеринодар, Ростов-на-Дону, Кисловодск… В аллегорическом рассказе „На скале Гергесинской“, написанном в Одессе в 1919 году, она призналась, что для нее, как и для многих россиян, невозможно было принять большевистский мир, где „нет религии, нет закона, нет обычая и определенного (хотя бы тюремного, каторжного уклада)“, а люди обращены в „рычаги, ремни, винты, колеса и приводы великой машины“.
Расставание с родиной оказалось для Тэффи настоящей трагедией. Она писала в своих „Воспоминаниях“: „Дрожит пароход, стелет черный дым. Глазами, до холода в них раскрытыми, смотрю. И не отойду. Нарушила свой запрет и оглянулась. И вот, как жена Лота, застыла, остолбенела навеки и веки видеть буду, как тихо, тихо уходит от меня моя земля“. В Париже, где вскоре оказалась Тэффи, она проживет более тридцати лет, напишет много книг, станет всеобщей любимицей в эмиграции, но все время будет слышать тот „черный бесслезный плач“, который раздавался на набережной в день ее отъезда. На корабле по пути в Константинополь она напишет стихотворение, ставшее широко известным как „Песня о родине“ в исполнении А. Вертинского:
В эмиграции голос Тэффи зазвучал грустно и тревожно, а смех окрасился нотами тоски по родине. Герой рассказа „Ке фер?“ – русский генерал-беженец, в котором узнается Н. А. Лохвицкий, старший брат писательницы, командующий Экспедиционным корпусом во Франции во время Первой мировой войны. Несмотря на то что он давно и хорошо знаком с французской жизнью, эмиграция даже для него – трагедия. Оказавшись на площади Согласия и посмотрев на говорливую парижскую толпу, он произнес: „Все это, конечно, хорошо, господа! Очень даже все хорошо. А вот… ке фер? Фер-то ке?“
Извечный русский вопрос, мучивший не одно поколение интеллигенции, – „что делать?“, звучит комически во французском переводе, тем более в перевернутом виде: „Делать-то что?“ Оказавшись во Франции, так называемые лерюссы (русские) стали жить странной, ни на что не похожей жизнью. Боевые офицеры работали шоферами, генералы – швейцарами, светские дамы модистками и вышивальщицами. Иногда открывались русские рестораны и трактиры, где брюнеты исполняли цыганские песни и танцы, а блондины – украинские. Они не смешивались с французами, а жили обособленно, либо в квартале Пасси, либо на Ригвоше.
В своих рассказах Тэффи с блистательным остроумием описывает жизнь эмигрантского „городка“ внутри Парижа и странное племя лерюссов, населяющее его:
„Через городок протекала речка. В стародавние времена звали речку Секваной, потом Сеной, а когда основался на ней городишко, жители стали называть ее „ихняя Невка“. Но старое название все-таки помнили, на что указывает существовавшая поговорка: „Живем, как собаки на Сене, – худо!“ Горестная ирония сочетается в эмигрантских рассказах писательницы с трогательной жалостью и нежностью. Ей чужда характерная для Аверченко обида белогвардейца на историю. Более того, она порой очень зло высмеивает тех, кто и в Париже „спасает родину от большевиков“ и спекулирует на патриотических чувствах простых людей. Такие рассказы Тэффи, как „Ке фер?“ и „Городок“, понравились В. Ленину и были перепечатаны в 1920 году в газете „Правда“.
В эмиграции Тэффи написала более десяти книг: „Рысь“ (1923), „Городок“ (1927), „Книга июнь“ (1931), „Ведьма“ (1936), „О нежности“ (1938), „Все о любви“ (1946), „Земная радуга“ (1952) и др. В этих произведениях раскрывается трагедия русской эмиграции, воскресают забытые картины жизни на родине и „типы прошлого“, мир славянских мифов и поверий, нарисованы живые образы детей и животных, поэтические картины природы, но более всего в них откровенных авторских раздумий о жизни и мире, о собственной судьбе. Смех Тэффи окрашен светлой печалью, осложнен философскими размышлениями о коренных проблемах бытия. Из ужаса жизни, по мнению писательницы, ведут пять путей: религия, наука, искусство, любовь и смерть. Она верит в теорию „мировой души“, общей для всего живого, воспевает такие общечеловеческие ценности, как любовь, сострадание, нежность, чуткость к ближним, умение прощать.
В 1930-1940-х годах Тэффи все дальше уходит от светлого чеховского юмора, характерного для дореволюционных рассказов, и от гоголевского „смеха сквозь слезы“. Подтекст ее рассказов, как правило, грустен, а концовки трагичны: крах всех надежд, взрыв отчаяния, самоубийство, смерть. Раздумья о смерти, иллюзия счастья, жертвенная любовь – вот основные темы ее поздних книг. „Всю жизнь люди вертятся, как собака за хвостом, прежде чем улечься“, – горестно иронизирует она. И пишет в одном из писем другу: „Все мои сверстники умирают, а я все чего-то живу. Словно сижу на приеме у дантиста, а он вызывает пациентов, явно путая очередь, а мне неловко сказать, и сижу, усталая, злая…“ И еще ему же: „Анекдоты смешны, когда их рассказывают. А когда их переживают, это трагедия. И моя жизнь – это сплошной анекдот, т. е. трагедия“.
Тэффи скончалась 6 октября 1952 года и похоронена в предместье Парижа на русском кладбище Сен Женевьев де Буа неподалеку от И. Бунина. В могилу она просила положить маленький кипарисовый крестик, который когда-то привезла из Соловецкого монастыря. Незадолго до смерти она сказала дочери: „Думаю, что в моих произведениях я правильно поняла детскую психологию и поняла также животных и их переживания“. Рассказы Тэффи о детях и для детей написаны большим мастером слова, поэтому они пережили свое время. Один из критиков писал: „Тэффи-юмористка – культурный, умный, хороший писатель. Серьезная Тэффи – неповторимое явление русской литературы, подлинное чудо, которому через сто лет будут удивляться“.
Выдержал испытание временем и смех Саши Черного. Под этим псевдонимом выступал в литературе талантливый поэт и прозаик Александр Михайлович Гликберг. Он родился 1 октября 1880 года в Одессе, в семье провизора, детство провел на Украине, учился в Житомире и там же начал печататься в газете „Волынский вестник“. Всероссийская известность пришла к нему после того, как в „Сатириконе“ он стал одним из поэтических лидеров. Из номера в номер в журнале появлялись его хлесткие остроумные сатиры из циклов „Всем нищим духом“ и „Быт“. Их герой – либеральный интеллигент, протрубивший „отбой“ революционным идеям и сменивший яркую одежду на засаленный домашний халат. Рисуя его портрет, Саша Черный предельно ироничен. Интеллигент, храпящий на диване, „страшно и тупо устал“ от того, что похоронил все надежды, он ни во что больше не верит и не хочет ничего читать. Вокруг него „на полу вороха неразрезанных книжек и разбитых скрижалей куски“. Сатирическое разоблачение ренегатствующей интеллигенции усиливается тем, что сатира звучит как лирическая исповедь, интимная жалоба, произносимая от первого лица. Саша Черный как будто и сам подчиняется обывательской стихии, засосавшей героя:
Разоблачая „всех нищих духом“, Саша Черный искренен и беспощаден. Обывательский быт, разросшийся до размеров бытия, предстает в его сатирах омерзительным и страшным:
В Петербурге, который описывает поэт, „по улицам шляется смерть“, выбирая все новые и новые жертвы, а рядом с ней еще более страшная „духовная смерть свирепеет и сослепу косит, пьяна и сильна“. Герой Саши Черного безмерно устал от бессмысленных разговоров о политике, от заседаний бездарной Думы, от скандалов и пустых споров, от поисков истины. Мир кажется ему огромным и грязным домом сумасшедших, а будущее беспросветно-темным.
Выступив как рыцарь духа в борьбе с безнравственностью, Саша Черный, как и другие сатириконцы, видит главного врага в Пошлости, портрет которой рисует в одноименном стихотворении:
В 1910 году вышла первая книга „Сатир“ Саши Черного, а в 1911-м вторая, которая называлась „Сатиры и лирика“. В ней наряду с разоблачением обывателя и резкой критикой пошлости были слышны лирические ноты в изображении природы и русской деревни. В предреволюционные годы писателя все больше занимает детская тема. Мир детских переживаний с его нравственной чистотой, наивностью, свежестью и яркостью восприятия воплощал для Саши Черного идеал прекрасного „естественного“ человека, свободного от пошлости взрослой жизни.
С 1914 года Саша Черный стал выступать в литературе как детский писатель: писал сказки и рассказы для детских альманахов „Жар-птица“ и „Елка“, стихотворения, впоследствии собранные в книге „Детский остров“ (1921), выпустил художественное пособие для обучения детей грамоте „Детская азбука“. Он как бы спрятался на „детский остров“ от тревог и забот действительности, которая становилась все более суровой. Писатель прекрасно понимал интересы детей, сам жил их маленькими печалями и радостями и всегда ощущал свою принадлежность к иному, не взрослому миру. В стихотворении „Настроение“ он писал:
После октября 1917 года Саша Черный с женой уехал в Литву, а в марте 1920 года в Германию. Так начались горестные эмигрантские странствия, в которых его могли утешить лишь три радости: „дети, звери и народ“. Первая книга, вышедшая за рубежом, была сборником „Детский остров“. Задорные и озорные, нежные и лирические стихи повествовали о детях, с которыми дружески беседует автор. Он описывает их игры и заботы: катание на коньках, игру в цирк, суету вокруг замерзшей во дворе снежной бабы. Живые детские голоса звучат в книге, перебивая друг друга. Образы детей раскрываются с помощью монолога, диалога и даже вопросов мальчика-„приставалки“:
Автор прекрасно знает детскую психологию, бережно и любовно относится к внутреннему миру детей. В общении с ними наиболее полно раскрывается его душа – душа большого и доброго ребенка. Во втором разделе „Детского острова“ Саша Черный с не меньшей любовью и талантом описал четвероногих друзей ребят: хрюшку и жеребенка, преданного пса Арапку, хитрого лакомку кота и умную грустную мартышку. Детский мирок отразился в этой книге во всем разнообразии и полноте.
Поселившись в Берлине, потом в Риме и, наконец, в Париже, А. Черный (так теперь стал подписываться автор) не потерял присущей ему детскости. Более того, именно в эмиграции он раскрылся как замечательный детский писатель. Достаточно перечислить книги, которые он написал для русских детей: „Сон профессора Патрашкина“ (1924), „Дневник фокса Микки“ (1927), „Кошачья санатория“ (1928), „Чудесное лето“ (1929), „Серебряная елка“ (1929), „Белка-мореплавательница“ (1933) и др. Воспоминания о собственном детстве, о „самом страшном“, что случилось с ним в гимназии, об учебнике физики, который помог выпутаться из затруднительного положения, соседствовали в этих рассказах с описаниями жизни эмигрантских детей („Патентованная краска“, „Тихая девочка“, „Буйабес“). Тут же рассказы о животных: белке, которая нечаянно оказалась в лодке и уплыла в море от родного дупла, „гениальном осле“, освоившем вместе с детьми катание на гигантских шагах, и др.
А. Черный всеми силами пытается напомнить детям, растущим в чужой стране, о России, рассказать об ее истории и культуре, о великих людях прошлого. Учась во французских школах, общаясь со сверстниками на другом языке, они неминуемо забывали родную речь. Поэтому А. Черный издает антологию „Радуга“, где собраны лучшие стихи русских поэтов, сборник „Молодая Россия“, альманах „Русская земля“, задумывает детский сборник „Цветень“. Он писал А. Куприну: „Хотелось бы все-таки для русских детей еще что-нибудь состряпать, они тут совсем отвыкают от русского языка, детских книг мало, а для них писать еще можно и нужно…“
„Состряпал“ он замечательную книгу „Дневник фокса Микки“, в которой рассказал о своей любимой собаке. Он уверяет, что собаки так умны, что могут сами вести дневник.
Умение вжиться в образ своих героев, будь то дети, звери или простой человек, А. Черный продемонстрировал в последней книге, вышедшей уже после его смерти, – „Солдатские сказки“. Ее герой – человек из народа, русский солдат, которого писатель близко узнал в годы Первой мировой войны. Рядовой из вольноопределяющихся, он служил в санитарной части Пятой армии под Варшавой. В госпиталь, расположенный в здании Варшавского университета, доставляли тяжелораненых, обмороженных, отравленных немецкими газами солдат. В лазарете или в солдатской казарме, часто беседуя с простыми солдатами, писатель оценил их выдержку и находчивость, спокойное мужество и завидную выносливость.
Через много лет во Франции он вспомнил эти беседы и написал цикл сказок, воскресив реальный мир солдатской жизни в годы Первой мировой войны. Остросюжетные, увлекательные, блистательно остроумные, они написаны в форме сказа и напоминают произведения Н. Лескова, в том числе знаменитый сказ о Левше, подковавшем блоху. Герои А. Черного похожи на бравого солдата из русских народных сказок, который в огне не горит и в воде не тонет. Он находчив и смел, умен и добродушен, легко справляется со всякой нечистью и одолевает любого врага.