– У тебя есть информация, я хочу купить ее. Цена – миллион. От кого и за что Аннинский получил эти деньги?
– Не твоего ума дело. У тебя мозгов – кот наплакал.
– Зато у меня есть деловое предложение: у тебя товар, у меня предложение.
– Товар? – насторожился Клим. – Какой товар?
– Информация.
– А-а, – протянул шкипер. – А я-то думал… Давай я послушаю тебя.
– С кем Аннинский здесь поддерживал отношения?
– С директором яхт-клуба.
– Вот бы встретиться с ним, – делано вздохнул я.
– Не получится.
– Закрытая личность?
Шкипер громко рассмеялся.
– В точку попал. Его закрыли в Бутырке.
– В Твери тоже есть Бутырка?
– В Москве, придурок. Директор – москвич. Выкупил эту станцию три года назад.
– Как фамилия москвича, можно узнать?
– Теперь тебе все можно. Даже послать куда подальше его, – шкипер кивком головы указал на вооруженного матроса у входа в эту натуральную кают-компанию.
Я по ходу решил вывести из равновесия и матроса и назвал его речным монстром. Тот заиграл желваками и уже ни о чем другом, как о моей группе крови, не думал.
– Так как его фамилия?
– Перевозчиков. Вадим Перевозчиков, – представил он его как агента 007. – У него лучший адвокат. И даже прокурор просил судью избрать ему меру пресечения – домашний арест. Но судья решила по-своему.
– Принципиальная баба… – я решил выяснить и фамилию судьи.
– Сошина. Александра Сошина, – все в том же шпионском ключе продолжил Клим. – Перовский районный суд.
Теперь я знал район, в котором директор лодочной станции совершил преступление. Осталось выяснить род преступления.
– За что Перевозчиков угодил за решетку?
– Есть такой цикл передач, «Дорожные войны» называется. «Семерка» подрезала его «Лексус», и он отправил ее водителя прямиков в реанимацию, оттуда – в морг.
– Стрелял из травматики?
– Нет, он возил с собой саперную лопатку. Теперь ему светит до восьми лет.
– Светит ему больше, – мимоходом заметил я. И призадумался – пока было время и возможность для этого.
В данных, которые я получил от Клима, не было ничего странного или настораживающего, за исключением манеры подачи: почему шкипер о директоре станции, о своем начальнике, отзывается в пренебрежительном тоне? Подобие половинчатого ответа лежало на виду: начальник станции вряд ли избежит приговора и проведет несколько лет в колонии. Так что, по сути, Климу он больше (или пока) не начальник. Второе: из какого источника Клим почерпнул опять же детализированную информацию о судье, упрятавшей Вадима Перевозчикова за решетку? И третье: его безразличный отклик о бешеных деньгах в дипломате. Так ответил бы непоколебимый коммунист, и добавил бы: «Деньги – зло».
– Наводишь о судье справки?
Клим отказался отвечать и спросил в свою очередь:
– Я ответил на все твои вопросы?
– Остался еще один…
Сам Клим Поляков не спросил про деньги – ему о них сказал я. Можно было предположить, что о тайнике в шкафу он ничего не знает. Если бы я заметил, что в моих вещах кто-то рылся, я бы тотчас кинулся к тайнику, к самому ценному. Тайник этот устроил Аннинский. Не самое надежное место для долговременного хранения, а вот оставить их там на время он мог. Я представил себе хрестоматийную сцену, в которой один человек принимает у другого дипломат с деньгами. Оставалось выяснить, за что – за проделанную работу или молчание? Был третий вариант – доля от общей прибыли. И если бы Клим знал о тайнике, он не сел бы Аннинскому на хвост (на какой хвост – об этом собрался сказать Климу чуть позже). Отсюда я сделал логический вывод: Клим – мелкая сошка в каком-то преступном бизнесе, развернутом на лодочной станции, и человек он недальновидный и завистливый. Не имея конкретного плана, он тем не менее кинулся в авантюру. Зависть. Я могу смаковать это слово, глядя на завистника, а Клим – только зеленеть от этого чувства досады, вызванного успехом другого. И та хрестоматийная сценка с передачей денег дополнилась мыслями этого человека. «Легкие деньги», – подумал он, передавая крупную сумму Аннинскому или же находясь в качестве свидетеля, может быть, даже случайного.
– Ты убил Аннинского?
– Нет, – Клим покачал головой. – У меня есть алиби – если ты об этом. В тот час, когда убили Аннинского, я находился здесь, на лодочной станции, в двухстах километрах от Москвы.
– Правда?.. А вот мои агентурные данные говорят совсем другое.
Клим побледнел, как мне показалось.
– Я не был в тот день в Москве. У меня куча свидетелей.
Я отдал ему должное и в свою очередь пнул пакет с одеждой, и если бы в ней находился человек, я бы сломал ему ребра.
– Ты был там в этом костюме. Может, у меня идиотская рожа, но только не мозги. – Я пошел на блеф. – Аннинский тронулся в путь в половине десятого, ты поехал за ним. Он завернул на АЗС в Солнечногорске в 11.05, ты – минутой позже, залил в бак бензина на четыреста рублей. Чек, на котором проставлено время – 11:06 – положил в карман, он до сих пор там. Аннинский тоже сохранил чек, его нашли следователи в кармане пиджака. Аннинский носил 52-й размер, рост 5, а этот, – я снова пнул пакет с одеждой, – на пару размеров меньше. Я знаю вкусы Аннинского: он ни за что на свете не напялил бы на себя синий костюм, и уж тем более в полоску. И я знаю причину, по которой ты следил за ним: деньги. Аннинский вез с собой крупную сумму, а ты по ходу думал, как завладеть ими.
– И ты знаешь, где они?
Я усмехнулся: он ни черта не знает о тайнике в каюте… Я был игроком, имеющим плохие карты, но сделал так, чтобы мой соперник убедился в обратном. Говоря языком криминалистов, я создал преувеличенное представление о своей осведомленности, и у допрашиваемого сложилось впечатление, что следователь в курсе всех событий и даже деталей.
– Если бы я знал, где деньги, я бы сейчас садился на самолет Москва – Адлер, а не трепался с тобой.
– Значит, Аннинский никогда не надел бы синий костюм… А похоронили его в каком костюме?
Я резко поднялся с места, заставляя и своего визави оставить диван. То, что нужно. И я, шагнув ему за спину (насколько позволил диван), ушел с линии огня и прикрылся своим противником. Я рассчитывал на выстрел из дробовика, но матрос медлил или был осторожен. Находясь позади и чуть сбоку противника, я правой рукой приложился к его печени, а левой ударил в шею, прихватывая нижнюю челюсть. И провел еще одну двойку, и оба удара пришлись Климу в голову. Я отшагнул от него, но только затем, чтобы двумя руками толкнуть его в сторону стрелка. Бежать мне было некуда, только плыть. Но я не мог тягаться с матросами, которые плавали как рыбы, и решил дать бой на палубе.
Открытое наружу окно вывело меня на палубу, то есть на ту ее узкую часть, по которой проходил латунный леер. Мне пришлось попробовать себя в роли Тибула, и первый шаг по этому длинному прутку сказал мне о том, что канатоходец из меня никакой.
Все же я добрался до юта, где обрывалась эта застекленная носовая надстройка. И головой вперед прыгнул на стрелка, уже встречавшего меня с дробовиком. Он не рискнул выстрелить еще и потому, что баркас снесло течением и он сейчас был как на ладони у тех, кто разбил на берегу палаточный лагерь. Мой прыжок оказался результативным. Стрелок, падая, ударился головой о стальной кнехт и сполз вдоль фальшборта, оставляя на нем широкую кровавую полосу. Я схватил дробовик и нырнул в каюту. Как раз вовремя: Клим успех очухаться и схватился за нож. Я цокнул языком так выразительно, как будто передернул затвор дробовика, и этот звук отрезвил шкипера.
– Давай договоримся.
– Договаривайся, – тоном гаишника отозвался я.
– Чего ты хочешь?
– Ну, на вопрос, что происходит на лодочной станции, ты не ответишь.
– Ты прав – лучше схлопотать от тебя пулю, чем от своего босса. Мой тебе совет: брось это дело.
– Я подумаю. А теперь скажи рулевому, чтобы он шел к берегу.
– Ты слышал? – повысил голос Клим.
– Да, – отозвался сверху рулевой.
Я выбросил дробовик в воду, когда баркас ткнулся в берег. Спрыгнул на мокрую траву и едва не потерял равновесие. Через несколько секунд я уже был на грунтовке рядом с домом 45. Он был облицован белым сайдингом. За дощатым забором – уютный двор с красивыми клумбами, скамейкой, побеленными стволами яблонь и крашенным в зеленым цвет гаражом. Я припомнил слова Аннинского: «Волга – это не Яуза». И позавидовал обитателям хотя бы этого дома: нет ничего лучше, чем жить на берегу Волги. Но пока что этот берег был для меня безымянным.
– Где это я? – спросил я проходящую мимо девчонку лет десяти.
– В Новой Константиновке, – ответила она.
– Деревня, что ли?
Она рассмеялась и пошла дальше.
Я обернулся. Нельзя было разглядеть выражение лица Клима, но до меня докатилось его желание порвать меня на куски. Впрочем, я показал ему, на что способен в драке даже против трех противников, и оставил ему только один шанс: отпустить меня. В то же время давал ему другой: снова поймать меня. Ну что же – «поймай меня, если сможешь».
Я прошел до конца улицы. Владелец «копейки», мужчина лет семидесяти, согласился отвезти меня в город за пятьсот рублей. Я бы дал ему и миллион – в Москве, если бы от этого зависела моя жизнь и если бы он согласился отвезти меня в столицу.
Я снова в пути. Впереди – те самые 170 километров, к которым я мысленно обращался не раз. Усталый, нервный, я действительно чуть не уснул за рулем, и случилось это за Клином. Мне пришлось остановиться около придорожного кафе, выпить чашку кофе и с полчаса подремать в машине. Еще одна чашка – и я возобновил движение. За время пути я ни разу не пересек сплошную, не превысил скорость. Говорят, излишняя осторожность бросается в глаза. Может, и так. Но только не в моем случае. Я вернулся в Москву без происшествий.
Глава 4
Перекресток Краулера
Если бы у меня спросили – кто такой Проныра и как его охарактеризовать одним словом, меня поставили бы в тупик. Другой вопрос – является ли он моим информатором? Да, но не только моим. Он работал исключительно по заказу и рассылал добытую информацию своим клиентам; как правило, с ним они рассчитывались через интернет-кошелек. Свои источники информации он, как правило, не раскрывал.
Пожалуй, ему подошло бы прозвище Краулер. Я не знал другого такого человека, который знал бы, как и где найти в Сети необходимую информацию. Поиск – это далеко не то, чем занимается подавляющее большинство пользователей, вводя текст в поисковую строку. Чтобы быстро и качественно найти нужную информацию, необходимо знать, как реализован поиск. Поисковик – большая локальная сеть, состоящая из мощных компьютеров с огромным объемом дисковой памяти. Эти машины разделены на кластеры, между которыми распределяется информация, собранная специальными программами – краулерами или спайдерами. Когда поисковая система получает запрос, она ищет ответ в своей таблице, а не в Интернете.
Кроме того, и это очень важно, существуют два Интернета: видимый и невидимый. Невидимый – значит, неиндексированный простыми поисковиками: базы данных, неформаты, страницы глубокой вложенности, просрочка индексирования, соотношения между сайтами и так далее. Если чего-то нет в Интернете, это не означает, что этого не было.
Я бы и сам занялся сетевым поиском, однако решил довериться профессионалу в этой области. И подход мой базировался на высказывании шефа израильской разведки «Моссад»: «Сбор информации – не самая сложная задача. Что действительно сложно – так это ее правильная интерпретация. Анализ информации – самая главная часть работы разведки».
Что такое Интернет для разведки? Это ее инструмент. Всемирная сеть позволяет быстро и недорого сориентироваться в ситуации в целом, наметить объекты, располагающие нужной информацией, а также источники, которые позволят эту информацию получить. Но часто бывает и так, что Интернет позволяет получить ответы на все вопросы, которые стоят перед специалистом разведки. А иногда – можно получить информацию от первого источника (например, на интернет-форуме и от человека, личность которого вам достоверна известна).
Я договорился о встрече с Пронырой у него дома, чего раньше никогда не делал. Он жил в доме, зажатом между короткими улицами Крупской и Марии Ульяновой, и от его дома до ближайших станций метро «Проспект Вернадского» и «Университет» было равное расстояние.
Эту «двушку» Проныра делил с подругой – лет двадцати семи. На подруге было столько украшений, что она могла бы стать первой женой вождя какого-нибудь африканского племени. В проколах в ушах, носу, губах, языке было вдето столько металла, что, если бы она попала в магнитное поле, не смогла бы освободиться самостоятельно.
– Сколько времени у тебя уходит на разборку металлолома?
– Я его вообще не снимаю, – ответила она шепелявя. – Пиво будешь?
– Нет. Мне еще работать сегодня. А с пива меня тянет в кровать. Апельсинового сока нет?
– Могу сходить в магазин. – Она выставила ладонь. Но не для того, чтобы я хлопнул по ней своей.
Я дал ей сотню. Девушка сунула ее в карман узких джинсов. Эти «дудочки» подчеркивали ее стройные ноги и делали сексуальной. Ее покладистый характер не вязался с агрессивной, вызывающей внешностью; я не заметил конфликта. Ее облик скорее – это протест. Молодежь любит протестовать, охотно собирается в стайки, а потом сбивается в косяки. Я к этому относился спокойно.
Прежде чем выйти из квартиры, она включила плеер, и довольно-таки плавная музыка полилась из колонок, закрепленных у нее на ремне. Я видел такие на витрине, когда заходил в салон пополнить счет на мобильнике, и каждый раз забывал спросить: «А что, берут?» И вот впервые столкнулся с ходячей магнитолой.
Проныра поторопил меня из глубины комнаты:
– Паша, ты чего там застрял?
– Иду, – отозвался я.
Кресло, на котором сидел поисковик, походило на инвалидное: вместо роликов небольшие колеса на резиновом ходу, и на нем он почти бесшумно передвигался от стола до подоконника в частности. Глянув в окно, он сказал:
– Вон – Светка куда-то пошла.
– За соком в магазин, – пояснил я.
– Она не пьет сок.
– Сок для меня.
Мы как будто обменялись частями пароля и наконец-то поздоровались. Я заметил синяк под глазом у Проныры, но не стал спрашивать, где он его заработал. Он мог запросто свалиться с этого кресла или наткнуться впотьмах на свою «металлистку».
– Выкладывай, – поторопил он меня.
Вначале я огляделся в этой угловой квартирке – с парой окон, между которыми нашел себе место рабочий стол, уставленный оргтехникой, и узкий стеллаж с оптическими дисками. У другой стены стоял диван-кровать и столик со стеклянной крышкой. Я не любил стеклянные столешницы. Принимать пищу или просто пить кофе, глядя на свои ноги, – удовольствие малоприятное. Никакой романтики – в смысле мечтательной созерцательности и чувствительности.
Плюс в комнате было душно, как в больничной палате. Я рискнул дать Проныре совет:
– Ты хотя бы форточку открыл.
– Боюсь, мухи налетят.
– Мухи налетят, если ты рот откроешь.
– Ну ладно-ладно, это у тебя шутки такие, я знаю, – малость обиделся хозяин квартиры.
Наконец я приступил к делу. Последний раз Проныра принял от меня заказ следующего содержания. Я копал в прошлом и искал убийц «одной проститутки». Парочка подонков хорошо поработала над ней, труп они закопали в лесополосе, район – Восточное Измайлово. Собственно, обращаясь к Проныре, я рассчитывал на его оперативность и оперативное же оповещение, и Проныра, как всегда, не подвел, сбросив мне ссылку на оперативную ленту, в ней, в частности, говорилось: на место захоронения женщины, без вести пропавшей летом 2009 года, выехала оперативно-следственная группа. Так что я, по сути, «ненавязчиво» и вовремя влился в следственный процесс; я достиг цели, которую поставил перед собой.