– Что вы делаете на Тренге? – спросил Марк, едва гость приблизился.
– И вам доброго утра, – рассмеялся Белый Страус.
Якоб Ван дер Меер, маркиз этнодицеи, был одет по-походному. Дорожный костюм со множеством карманов, ботинки с высокими шнурованными голенищами. Голову маркиза защищал полотняный шлем с назатыльником. Казалось, Белый Страус минутой раньше вынырнул из джунглей.
– Как вы сюда проникли?
– С боем. Перестрелка, поножовщина, рукопашная. Гора трупов у ворот, – ларгитасец наслаждался ситуацией. – Велите, чтобы прибрали, а то протухнут. Жарища…
Марк шагнул вперед:
– Я вынужден вас задержать.
– Очень на это рассчитываю, – маркиз поклонился, сняв шлем. – Задержите меня на месяц, лучше – на два. Нам есть о чем поговорить. Вернее, вам есть о чем поговорить, а мне есть что послушать.
Он кивнул на ягуара:
– Тотем? Покровитель? Йе-кыла?
– Тиран, – вздохнул Марк. – Диктатор. Кто такой йе-кыла?
– Перевоплощение шамана в зверя.
– Вы верите в эту чушь?
Вместо ответа Белый Страус протянул руку и почесал Катилину за ухом. Ягуар мурлыкнул басом. Марк с изумлением взирал на идиллию, подозревая, что он здесь – третий лишний.
– Я доверчив, – кончиками пальцев Ван дер Меер щекотал рокочущего хищника под челюстью. – Я и вам поверю. Вы, главное, рассказывайте. Когда детенышам исполняется шесть месяцев, самка ягуара впервые выводит потомство на охоту. Вашему есть полгода?
– Не знаю, – честно ответил Марк. – Наверное, есть.
– Ему надо охотиться.
– Не надо. Он всю дичь распугает. Катилина – паникёр.
– Трус?
– Инфразвуковый биоизлучатель. Сеет панику вокруг себя. Захочет – будете бежать дальше, чем видите. Сталкивались с таким убоищем?
– Не доводилось. Расскажете?
– Государственная тайна.
– Да ладно вам! Вы ведь сразу поняли: я на Тренге с разрешения начальства. Будь я одержим идеей расового превосходства, я бы сказал: с разрешения моего и по нижайшей просьбе вашего начальства. Сорвать меня из экспедиции – это надо очень попросить… Вас выжали, как тряпку, офицер Тумидус. И не спорьте со мной! Вас опросили, допросили и расспросили. Человек? Личность?! Нет, вы теперь ходячий интерес – козырный, международный. Я вас намочу и выкручу по-новой. Помните, на Ломбеджи вы спрашивали у меня, что такое этнодицея? И я ответил: это наука о правах народов. Что вам показалось удивительней всего на Астлантиде?
– Конфликт устремлений, – не задумываясь, ответил Марк.
– Я читал отчёты тех, с кем вы беседовали на эту тему. Повторите для меня, вкратце. Астлане должны сопротивляться пленению? Бежать, драться?
– Кастовые астлане – нет. Дикари – да.
– Почему?
– Плен должен быть честным. Иначе у дикарей не стимулируется теменная чакра. Соответственно, не наступает эйфория, мощное желание «уйти в солнце». Падает энергетичность…
– У всех астлан яйцевидные черепа?
– Только у кастовых. В смысле, цивилизованных.
– Что происходит, если кастового астланина хочет пленить кастовый астланин, гражданин вражеского государства? Десант с корабля инопланетян?
– Не знаю.
– Кастовый обязан бежать, драться до последнего? В этом случае система работает, как с дикарем? Яйцом череп или нет, а вопрос, как я понимаю, упирается в статус «пленник-свободный»?
– Вы что, анализируете этот бред?
Белый Страус присел на топчан:
– Вы даже представить не можете, какой бред я способен подвергнуть анализу. Троюродный брат вашего конфликта: Мондонг, племена овакуруа. Речь даже не об энергопространственном феномене, имеющем место в обоих случаях. Целый народ, одержимый идеей-фикс: не позволить чужакам вторгнуться в мозги аборигенов; не уважающий предков, допустивших такое вторжение… Когда же запрет нарушается во второй раз, у всего населения летит крыша. Вы видели фильм «Мондонг»? Ричард Монтелье снял прекрасную картину. Не без художественного вымысла, и всё же…
– Не видел, – Марк взял полотенце. – Чем у них дело кончилось?
Он видел другое: причину, по которой начальство, рискуя потерять лицо, пригласило на Тренг язвительного маркиза-ларгитасца. Имперские эксперты, кому Марк, едва восстановив силы, месяц напролет ездил по ушам, блестяще накапливали информацию. Складировали, вешали ярлычки. Но выводы – новые башенки из старых кирпичиков – у них получались не в пример хуже. Во всяком случае, никто из экспертов не усмотрел аналогий, какие провел Ван дер Меер. Для этого маркизу понадобилась минута разговора и пара ключевых слов: конфликт устремлений.
– Где?
– На Мондонге.
– Резнёй, молодой человек. Чем обычно заканчиваются фильмы? Большой резнёй…
* * *
О Марке Кае Тумидусе госпоже Зеро было известно больше, чем новоиспечённый обер-центурион знал о себе сам. Тем не менее, информация, полученная из третьих рук – это одно, а личный контакт – совсем иное. Контакт уже начался, хотя Марк и старуха не обменялись и парой слов. Имперская безопасность наблюдала за молодым офицером, ни во что не вмешиваясь.
Мимические реакции. Манера держаться. Походка. Пластика движений. Интонации. Смысл произнесенных слов имел значение в последнюю очередь. Отец. Дядя. Молодая вудуни. Реакции разные, в пределах ожидаемых. Всё укладывалось в составленный специалистами психопрофиль. Госпожа Зеро терпеть не могла сюрпризов. Возможно, потому, что по роду службы сталкивалась с ними чаще, чем хотелось бы. Если б еще хоть один из сотни сюрпризов оказывался приятным!
Ну да, как же…
Психопрофиль Марка являл собой серьезную аномалию: он больше подходил мужчине в возрасте тридцати пяти лет, плюс ряд оригинальных нюансов. Нуждаясь в Тумидусе-младшем, старуха желала знать, чего следует ожидать от особого консультанта по Астлантиде. Знать «до восьмого знака после запятой», как выражаются господа яйцеголовые, и речь идет не об астланах с их вытянутыми черепами.
В вопросах имперской безопасности любая мелочь – крупней слона.
Прогноз психоаналитиков был благоприятным: Марк станет сотрудничать и по долгу службы, и по личным мотивам. Оптимальное сочетание. Соответствуй психопрофиль биологическому возрасту обер-центуриона, стоило бы опасаться вспышек энтузиазма – непредсказуемых, зачастую вредящих делу. Но аналитики хором заверяли: психологически Марку под сорок, и пору юношеского задора он перерос.
Когда на сцене объявился новый персонаж – ягуар Катилина – госпожа Зеро удвоила внимание. Психофизиологическая связь парня с ягуаром подтверждалась трёхмесячными наблюдениями. Катилина для Марка значил больше, чем просто ручной зверь. Рычаг влияния? Если понадобится, давления? Старуха еле заметно усмехнулась, видя, как хищник убирает голову из-под руки вудуни. Чуть не цапнул, стервец. Вудуны умеют ладить с животными, да видать, нашла коса на камень.
Ключик. Зверь – ключик к парню. Интересно, передастся ли Марку часть неприязни Катилины к темнокожей красотке? Надо взять на контроль. Военнослужащий обязан выполнять приказы, но приказы можно выполнять по-разному. Ниточка эмоционального контакта не повредит. Такие «ниточки» крепче нанопластовых тросов.
Ну что, со всеми поздоровался?
На родственные посиделки в ближайшем кафе старуха отвела Тумидусам полтора часа. Выше крыши для встречи после долгой разлуки. Пусть знают: начальство уважает семейные чувства. Здесь, на Тишри, господа Тумидусы, вы ещё успеете друг другу надоесть…
Она засекла время.
* * *
– Достаточно. Отдыхайте.
Лингвистка, сухонькая женщина в звании манипулярия, вышла из комнаты. Глядя ей вслед, Марк вспоминал болото, увязший бот – и ультиматум, который он выдвигал Змею в присутствии Тизитля. Когда языковеды Помпилии узнали, что обер-центурион Тумидус владеет астланским, как родным, их охватила эйфория, едва ли не более сильная, чем эйфория тузиков, «уходящих в солнце». Тем ужасней было разочарование: очень скоро выяснилось, что по своей воле Марк не в состоянии произнести по-астлански ни слова. Если к нему обращались на языке Острова Цапель, он отвечал соответственно, но если вопрос ставился на помпилианском или на унилингве…
Надежды рухнули. Мучаясь от разочарования, Марковы собеседники предполагали, что их жертва врет, прикидываясь, будто не различает языков, подозревали заговор, злой умысел, шизофрению. Они бы разорвали Марка в клочья, сумей каждый клочок обратиться в глагол, местоимение или имя существительное. Понадобилось время и приказ свыше, чтобы эта братия угомонилась.
Теперь практиковалась иная метода. Раз в день к Марку являлась дама-полиглот, изучавшая астланский по аудиозаписям, накопленным в компьютере бота и подвергнутым программному анализу. Она говорила с Марком только по-астлански, провоцируя ответную реакцию. Спрашивала одно и то же по триста раз, прыгала с темы на тему. С каждым новым уроком лингвистка разговаривала всё чище, усложняя предложения, увеличивая словарный запас. Марк восхищался талантом гостьи и мучился собственной неполноценностью, мешавшей ускорить процесс.
– Марк?
– Да?
– Тебе надо прилечь. Днем ты должен спать минимум час.
В дверях стояла мама. Она прилетела вчера, на рассвете, и с порога развернула бурную деятельность. Перед маминым напором спасоперация, осуществленная силами эскадры «Гладиус», выглядела жалкой клоунадой. Лингвистке крепко досталось на крыльце: та затянула урок на целых две минуты.
– Я была на вашей кухне, – сурово сказала Валерия. – Говорила с шеф-поваром. Он разрешил мне готовить для тебя.
Марк представил повара, распятого на разделочной доске. Ножи в нервных узлах, зубочистки, загнанные под ногти. Кухонный комбайн, урча, дожёвывает причинное место.
Картина отдавала жутковатым натурализмом.
– Меня нормально кормят, – он боролся с желанием встать по стойке «смирно». – Вкусно и полезно. Ты зря беспокоишься.
– Ты будешь есть домашнее, – отрезала Валерия. – Это не обсуждается.
В голосе мамы звенел металл.
* * *
– Здравия желаю!
– Добрый день, – кивнула старуха.
Посиделки отменялись. Их, ни минуты не колеблясь, отменил этот парень, чей психопрофиль госпожа Зеро выучила, как таблицу умножения. Вместо того, чтобы идти с отцом и дядей в ближайшее кафе, он быстрым шагом приблизился к имперской безопасности и вскинул ладонь к козырьку. Светлые глаза внимательно изучали лицо старухи: так подтверждают самому себе, что видишь человека, знакомого по рассказам других людей. Ему показывали мою голограмму, уверилась госпожа Зеро. Он запомнил.
– Прибыл в ваше распоряжение!
– Хотите отдохнуть с дороги?
– Никак нет!
– Хорошо. Моя машина ждет снаружи.
– Разрешите вопрос?
– Спрашивайте.
– Куда мы летим?
– Куда? – старуха улыбнулась. – Разумеется, к астланам.
Отличная реакция, отметила она. Решил, что я тащу его в космос, но проглотил изумление. Готов подчиняться, значит, готов приказывать.
– К астланам, – повторила госпожа Зеро. И уточнила: – К пленникам. Вы в курсе, что десант, спасая вас, прихватил в суматохе теплую компанию туземцев?
– Никак нет!
Старуха прекрасно знала, что о пленных Марку ничего не известно. Это она личным распоряжением запретила говорить ему об астланах, захваченных десантом. Сейчас госпожу Зеро интересовало другое: как Марк воспримет известие о пленниках. Имперская безопасность держала паузу – мощную, театральную – приглашая Марка заговорить первым. Старуха хотела слышать, что скажет обер-центурион Тумидус.
– У нас проблемы? – вполголоса спросил Марк.
– У них проблемы, – уточнила госпожа Зеро. Голос старухи потеплел: вопрос ей понравился. – И, замечу, дело не терпит отлагательств. Это вы, мой герой, дома. А астлане, мягко говоря, в гостях…
Я дома, подумал Марк. Тренг, Тишри; да хоть Ломбеджи! Какая разница? Я дома, в Ойкумене. Я видел маму; вот – отец, дядя… «Дом? – насмешливо спросил кто-то из недр пирамиды. – Уверен?» Астлантида отпускала с неохотой. Безумный Остров Цапель маячил на горизонте: в тени его Марк отвечал на вопросы, ел, пил, купался в море. Ночью, когда тело и мозг требовали отдыха, над ним распахивалась чернота чужого космоса. Во тьме полыхало бьющееся сердце. Из протуберанцев живой звезды рождались пятеро: чикчан, кими, киб, иик, кан.
Звали к себе.
Он просыпался в холодном поту. Долго лежал с открытыми глазами, глядя в потолок. Пытался заснуть; рано или поздно проваливался в забытье. К счастью, сердце являлось не каждую ночь.
Глава вторая
Сезон охоты на цапель
I
Рыжий коротышка с нескрываемым скепсисом оглядел Марка с головы до ног. «Особый консультант? – читалось в его взгляде. – Прислали вояку-десятинщика, он мне тут наконсультирует!» На маркиза Ван дер Меера руководитель группы контактёров отреагировал ещё хуже. Инорасцам доктор Тиберий Фабиус Лепид не доверял с детства. Увы, приходилось терпеть: по факту контактами с пленниками занимались помпилианцы, но проект находился в юрисдикции Совета Лиги.
– Доктор Лепид, будьте добры, опишите нам ситуацию.
Госпожа Зеро была сама вежливость, но коротышку тон старухи ничуть не смягчил. Что это за консультанты, которых надо за ручку водить?!
– Объекты номер один и два: Мекатль Куолли и Яотль Чикахуа. Рядовые спецподразделения. Имена и звания – всё, чего мы смогли от них добиться. Любуйтесь…
В обзорной сфере развернулась просторная комната с широченным окном в полстены. Жильё походило на апартаменты комфортабельного отеля. Две кровати, мягкие кресла, стол; встроенные шкафы, сервисная автоматика. Двери в душевую и санузел – раздвижные, как принято у астлан. Интерьер и мебель – в охристо-золотистых тонах.
Ну и, конечно, скрытые камеры наблюдения.
Картину портило одно: рядовые спецподразделения нисколько не напоминали постояльцев отеля. Скорее уж пациенты психиатрической клиники: стандартные, цвета толченого кирпича, штаны и робы, кожаные сандалии на босу ногу. Мекатль, если верить нашивке на рукаве, сидел на кровати, уставясь в окно. Он едва заметно покачивался, словно в такт неслышимой музыке. Яотль бродил из угла в угол. Останавливался, утыкался взглядом в стену, пялился на неё в недоумении. Казалось, астланин силился понять: откуда на его пути возникла преграда? Затем Яотль разворачивался и нога за ногу брёл обратно.
Лица обоих коверкала одинаковая гримаса: ожидание счастья, сладостная пауза. Было жутковато видеть преддверие оргазма, застывшее на минуты, часы, дни.
– …экстремально высокий уровень нейромедиаторов: дофамина, серотонина, эндорфинов, – вещал доктор Лепид. – Объекты пребывают в состоянии постоянной эйфории. Попытки медикаментозной и волновой нейтрализации эффекта дали слабовыраженный и кратковременный результат. При попытках вербального контакта наблюдались приступы гиперактивности объектов. Просьбы, требования… Я бы сказал, мольбы. С переходом в истерические припадки, которые с трудом удавалось купировать. Постепенно приступы становились реже. Около недели назад они прекратились полностью. Объекты замкнулись в себе, на контакт не идут.
– Чего они требовали?
– Боюсь, хромает программа перевода. Они настаивали, чтобы их немедленно «отправили в солнце». Возможно, какая-то метафора. Идиома? Я склоняюсь к эйфорическому бреду. При такой концентрации нейромедиаторов в крови…
– Это не бред, – вздохнул Марк. – И не метафора.
– У вас есть предположения, господин консультант?
Вопрос доктора сочился ядом сарказма.
– Предположения? У меня есть ответ.
– Не поделитесь ли со мной своими знаниями?
– Сперва вы ответите на мои вопросы. Как долго объекты пребывают в состоянии эйфории?
– Около трёх месяцев. Всё время, что находятся под нашим наблюдением. Их сюда такими доставили.
– А до того, как попасть к вам?
– Нам сообщили, что объекты впали в эйфорическое состояние с момента… – Лепид покосился на ларгитасца и закончил, тщательно подбирая слова: – С момента изъятия их из привычной среды.