Каждый день как последний - Ольга Володарская 6 стр.


То, что Лида никогда не станет женой олигарха, ей дали понять сразу. Принцы только в сказках женятся на золушках, в реальной же жизни они, как правило (бывают, конечно, исключения, но редко), выбирают себе подобных. Чтоб деньги к деньгам. Связи к связям. У Лидиного милого уже и невеста имелась. Дочка нефтяного магната из Азербайджана. С ней свадьба была назначена на будущий год. Но Лиду уверили, что она никак не помешает их отношениям.

Находясь на волне успеха, Лида умудрилась дать несколько концертов в клубах отдаленных от столицы городов. Занесло ее и туда, где жил отец, мачеха, Глеб…

Нет, не так! Ее туда не занесло. Она сделала все, чтобы выступить в том городке. Согласилась на минимальный гонорар, лишь бы там очутиться.

Ее встретили на обычной «Тойоте», отвезли в отель. Из номера она вызвала лимузин, заказала цветы. Когда машина и букеты прибыли, накинула самую дорогую шубу, взяла корзину с фруктами, подаренную организаторами гастролей, и отправилась с визитом.

Она не надеялась застать Глеба в квартире. Была уверена, что он живет отдельно. Но, к огромному Лидиному удивлению, дверь открыл именно он.

– Здравствуйте, вы к кому? – спросил он.

Не узнал! А вот она его – мгновенно. Он не особенно изменился. Да, возмужал и немного поправился. Но остался по-прежнему симпатичным, улыбчивым. Он был такого же типа, что и Леонардо Ди Каприо. Худой, смазливый в ранней молодости, мясистый, заматеревший в зрелости.

– К вам, – просто ответила Лида.

– Ко мне?

– К тебе, твоей маме и отчиму.

– Отчима у меня нет, – нахмурился Глеб.

– Разве?

– Был у матери сожитель, но он умер год назад… А вы кто, собственно?

– Не узнаешь?

– Что-то знакомое… – Глеб отошел на шаг и внимательно посмотрел на Лиду. – На артистку похожи, которая Анжелику играет! И на эту… Как ее? Песенку еще заводную поет про ласточек?

– Маркиза.

– Точно!

– Это я.

– Да ну? И вы к нам?

Он по-прежнему ее не узнавал. Лида знала, что сильно изменилась. Глеб помнил ее девочкой со светлыми волосами и бледным личиком. Она не красилась и была очень худенькой. Сейчас рыжая, яркая, сексуальная, с грудью четвертого размера, презентованной ей одним из поклонников. Но ведь черты лица остались прежними. Их она не меняла. Те же глаза, нос, губы… Губы, которыми он восхищался! Говорил, что они словно лепестки роз. Этот избитый комплимент Лиду когда-то радовал до трепета…

– Неужто, я так изменилась, Глеб? – спросила она, откинув со лба рыжую челку.

– Лида? – воскликнул он пораженно. – Ты?

– Я, – просто ответила она.

– Да что ж ты на пороге-то?.. Заходи! – И Глеб наконец посторонился.

Она перешагнула порог.

Квартира была все такая же. Даже обои прежние – в ромбики. И вокруг выключателя засалено.

– Твоя мать дома? – спросила Лида.

– Нет, она на работе. Я один.

Он помог ей снять шубу. Под ней – облегающая кофточка с вырезом-капелькой на груди. Ложбинка сверкает, стоит немного повернуться. От Лиды не ускользнуло, какие взгляды Глеб кидает на ее декольте.

– Какие красивые у тебя цветы! – восхитился он. – И как их много.

– Поклонники на концерте надарили, – повела плечом Лида.

– А ты не знала разве, что твой отец умер?

Она не удостоила его ответом. Конечно, не знала. А сейчас, узнав, не испытала никакой горечи. Умер и умер. Кто он ей? Папа? Да бросьте…

– Почему ты все еще с матерью живешь? – спросила Лида, когда ее ввели в знакомую кухню и усадили за стол с новой клеенкой, та, что она помнила, была в клубничках, а эта в винограде. – Не нашел достойную?

– Я был женат, развелся. Дочь есть. А ты как?

– О-о-о… – Она закатила глаза. – У меня все супер. Вот сегодня в вашем клубе выступаю. Билеты вам привезла. Приходите… – Лида выложила на стол два пригласительных, оставив в сумке один, для отца. – Буду рада видеть тебя и твою мать.

– Мама вряд ли пойдет…

– Возьми с собой свою девушку. Или друга. Или толпу приятелей. Сколько еще хочешь билетов?

– Не нужно мне, спасибо. Я не люблю клубы, как и мои друзья.

– А девушка?

– У меня нет ее. Я замшелый холостяк…

Лида не собиралась от него отставать. Ей хотелось, чтоб Глеб явился на концерт. И увидел ее во всем блеске. А чтобы блеск был стопроцентно, Лида постаралась. Бесплатные билеты раздавались студентам, чтоб присутствовала публика, а двум ее помощникам приказала вынести на сцену букеты. Будто от горячих поклонников.

Тут из прихожей раздался шум.

– Мама пришла! – воскликнул Глеб. – Что-то рано сегодня.

– Глебушка, это я! – послышался знакомый голос. – Представляешь, у нашего дома стоит огромная машина. Кажется, она называется лимузин. Свадьба, что ли, у кого?

В кухне через несколько секунд показалась она… Хозяюшка!

Ненавистная мачеха.

– У нас гости? – зажурчала она. – А что ж ты, сынок, девушку чаем не поишь?

И замолчала резко. Узнала!

– Добрый день, – поприветствовала ее Лида.

– Здравствуй.

– Вот решила проведать вас…

– Не знала, что твой отец умер? Мы пытались тебя найти, чтобы ты приехала на похороны, но у нас ничего не вышло.

– Я схожу на его могилу.

– Мам, Лида хочет пригласить нас на свой концерт, – встрял Глеб.

– И что она делает? Фокусы показывает? Пляшет?

– Поет. Помнишь хит про ласточек? Он Лидин.

– О…

– Вот билеты принесла. – Глеб показал их матери. – Пойдем?

– Я – пас! – И скривилась брезгливо, будто ее позвали чистить выгребную яму.

– Если передумаете, вэлком, – лучезарно улыбнулась ей Лида. – А мне пора. Нужно готовиться к выступлению. – Она указала на корзину с фруктами и цветы. – Это вам.

И покинула квартиру, задержавшись лишь на секунду, чтобы снять с вешалки свою шубу.

На концерт явился один Глеб. Сидел перед самой сценой, восхищенно таращился на Лиду-Маркизу. А она была ох как хороша в коротких кожаных шортах и водолазке в крупную сетку, с распущенными волосами и алыми губами. Поющая, танцующая, флиртующая с залом.

А после концерта она упорхнула, даже не помахав Глебу на прощание. У нее был совсем другой план. Соблазнить его, влюбить, а потом бросить. Плюнуть в душу, как он ей когда-то.

Но в какой-то момент Лида поняла, что ни к чему все это. Тратить время, силы, нервы… И ради чего? Чтоб сделать бяку тому, кого по наивности посчитала своим принцем? Пустое все это. Но она не жалела, что приехала. Себя показала, на Глеба посмотрела. Убедилась, что он ничем не примечательный мужчинка из глухой провинции. Позлорадствовала: плохо устроен, личного счастья нет. И решила идти дальше, не оглядываясь назад.

Глава 3

Он всегда был скверным ребенком, подростком, взрослым…

Мать его, грудничка, чуть не выкинула с балкона. Ее остановил муж, пришедший вовремя. Крохотный Егор орал так часто и громко, что у молодой мамочки сдали нервы.

Когда у мальчика начали резаться зубки, стало еще хуже. Он плакал непрерывно. И тогда даже его спокойный отец выходил из себя. Егор помнил, как он тряс его и кричал: «Да когда же ты заткнешься?»

Да, да, именно так! А кто сказал, что полугодовалые дети ничего не запоминают?

Родители не чаяли, когда отдадут сына в детский сад, потому что он перевернул вверх дном весь дом, попортил кучу вещей. Но и сам пострадал. Один раз утюг раскаленный себе на руку поставил, другой – выпил очиститель для унитазов.

В садике Егор бил всех, кто трогал его игрушки. Швырялся кашей в воспитателей. Подбрасывал в кроватки девочек гусениц или жуков, пойманных во время прогулок. Родителям приходилось щедро одаривать директора, чтоб Егорку не вышвырнули вон.

В школе он стал первым хулиганом и отъявленным двоечником. В пятом классе его поставили на учет в детскую комнату милиции. После девятого отправили в спецПТУ. В восемнадцать он получил условный срок. В двадцать был изгнан родителями из дома. Они так устали от своего сына, что не могли его больше терпеть.

Егор их понимал. Его от самого себя тошнило. Но он ничего не мог поделать с собой. В него как будто вселялся бес. Причем, когда это происходило, он наблюдал за действиями этого беса со стороны. И мысленно качал головой, вздыхал и охал. Мол, что ж ты творишь-то, ирод?

Егор любил своих родителей. В глубине своей поганой души. Но постоянно их огорчал. Как будто не мог простить за то, что мать чуть не скинула его с балкона, а отец тряс и орал: «Да когда же ты заткнешься?» Причем помнил он именно его ор. И его глаза, совершенно бешеные. Поэтому, наверное, именно отцу он досаждал больше, чем матери. А однажды, пьяный, руку на него поднял, ткнул кулаком в живот. А когда тот упал, хотел еще ногой пнуть. Но тут вмешалась мать. Влепила сыну оплеуху и сказала ледяным тоном: «Пошел вон из моего дома!»

– Иди ты на х!.. – заорал Егор, схватившись за щеку. – Это и мой дом тоже!

– Не уйдешь, вызову милицию и посажу тебя, гаденыш!

– Мать называется…

– Нет у меня сына. Есть злобное животное, проживающее со мной под одной крышей. Больше я тебя видеть у себя в доме не намерена! Катись!

– И уйду!

Он показал матери неприличный жест и вышел, громыхнув дверью так, что со стены свалилась полочка для одежды.

В тот день он впервые укололся. Алкоголь не помогал, и когда ему приятель-торчок предложил вмазать, Егор не отказался.

И понеслось…

Прочно на иглу Егор сел уже через месяц. Через три стал нападать на прохожих на улице, чтобы раздобыть денег на очередную дозу. Через полгода сел в тюрьму.

Мать с отцом на суде не присутствовали, но передачки посылали. Без писем.

Егору дали семь лет (одна из жертв нападения едва не скончалась от потери крови после ножевого ранения – если б скончалась, впаяли бы пятнашку). Первые месяцы были адом. Кромешным! Его ломало так, что хотелось разбежаться и удариться головой о стену. Но он перетерпел, и жизнь как-то наладилась. Он даже почувствовал себя счастливым. В тюрьме ему было спокойнее, чем на воле. С корешами отношения сложились отличные. Егора уважали. Но главное не это. А то, что он нашел себе занятие по душе – начал вырезать из дерева фигурки. У них умелец на зоне был. Его творения за приличные деньги продавались. Егор мог бесконечно смотреть на то, как Мастер (погоняло у него такое было) из простой деревяшки создает настоящее произведение искусства. И попросился к нему в подмастерья.

Мастер был пожилым человеком, вором-рецидивистом. Полжизни провел за решеткой. Здоровье уже было не то, глаза плохо видели, спина болела. Поэтому он взял Егора в помощники.

Сначала ничего у него не получалось. Совсем. Только руки стирал в кровь. Но Егор не бросал – упорства ему было не занимать. И дело пошло. Вот только создавал Егор не хлебницы, шахматы, полочки, тем более не чертей, выскакивающих из бочки с членом наперевес, душа требовала другого. Только он не мог понять, чего именно. В голове крутились какие-то размытые образы, но они, даже если Егор очень сосредотачивался, не становились четкими. Он вырезал что-то, отдаленно напоминающее эти образы, но получалось нечто невнятное. И Егор брался за шахматы и чертиков. Это у него выходило.

После освобождения он домой возвращаться не собирался, что естественно – его там не ждали. Прописали бы снова – и на том спасибо. Но жить где-то нужно. И решил он по примеру многих своих корешей познакомиться с женщиной на сайте знакомств. Писал тем, кто нравился, но они, узнав, что он в заключении, переставали с ним общаться. Правда, сначала шли на контакт охотно. Егор был парнем красивым. И писал без ошибок – хоть и был двоечником, а грамотностью мог похвастаться. Когда он пожаловался Мастеру, тот фыркнул:

– Красоток выбираешь?

– Ну… таких. Зачетных телочек.

– Дурак. Пиши тем, кто пострашнее. И постарше. Неухоженных выбирай, простоватых. Серых мышек. Лучше толстых. Я бабцов мясистых люблю, вот с такой кормой… – Мастер развел руки так широко, как бывалый рыбак, показывающий невероятную добычу. – Но я старый. А молодежи подавай костлявых, вот толстухи и комплексуют.

– У меня ж не встанет на такую, Мастер?

– После семи лет зоны? Ха! У тебя встанет и на медведицу. Тебе зацепиться надо. А там разберешься. Главное, побольше в уши ей дуй. Чтоб встречала водкой, пирогами и нагретой постелью.

Егор прислушался к советам старшего товарища и уже через месяц обзавелся «невестой». Танечкой. Ей было тридцать пять. Невзрачная, если не сказать блеклая, истинная серая мышь, но не полная, а очень худая. Бездетная разведенка, живущая в крохотной квартирке. Зато отдельной! И одна, без родителей или детей. Не женщина – находка.

В жизни «находка» оказалась даже хуже, чем на фото. Но Егор сдержал разочарование. Мило улыбнулся «невесте», сделал комплимент, а главное – подарил цветы. У него после освобождения были деньги, и он решил потратить часть их на «невесту». Заработать баллы, что называется.

Пирогов и водки не было. Имелось сухое красное вино и суши. А также тахта в кухне.

Егор сказал, что у него на сырую рыбу аллергия. А из-за проблем с поджелудочной вино он не употребляет. Пошел в магазин, купил курицу-гриль и бутылку водки. Поел и выпил. А потом завалил хозяйку квартиры на кровать и до утра так «любил», что соседи возмущенно стучали в стену.

Завидовали!

Егор много врал женщине в письмах. Начиная от статьи, по которой был осужден, заканчивая своими планами на будущее. Говорил, что работал краснодеревщиком и собирается вернуться к профессии. К ней, Танечке, приехал на несколько дней, чтобы познакомиться. А потом, если все у них сладится, он заберет ее к себе в город (который находился всего в двухстах километрах), и будут они жить-поживать и добра наживать.

Прожив у Тани неделю, он стал собираться домой. А точнее, делать вид. За эти дни он подарил ей столько чувственного наслаждения (прав был Мастер – после семи лет заключения даже на медведицу залезешь, особенно после водки), что женщина даже похорошела. Щечки розовые, глазки горят. Да Егор еще в доме ее кое-что поделал. Ящики отремонтировал, что болтались на одном шурупе, унитаз подтекающий починил. И красивое блюдо вырезал из фанеры. Для хлеба или печенья.

И Таня его не отпустила! Побоялась, что он ее забудет. Такой молодой, красивый, горячий, умелый… Да его на части разорвут женщины. И что, что сидел? По глупости же попал. Но зона его не испортила. Вон какой интеллигентный, добрый. Только выпивает часто. Но не дуреет же. Лишь ласковее становится!

И остался Егор у Тани. Она устроила его в мебельную мастерскую. Там он сначала очень ценился как работник. Руки золотые! Но потом характер сказался. Полезло из Егора привычное дерьмо. Стал конфликтовать с начальником. Пока не набил ему морду и не был изгнан с работы.

Тане тоже доставалось. Егор перестал с ней церемониться очень скоро. Видел, что она влюблена по уши и будет терпеть его. А еще она хочет ребенка. И все удивляется, почему не может забеременеть. А Егор после своих наркоманских угаров стерильным стал, но об этом он Тане, конечно, не говорил. Пока он в ней нуждался.

К героину Егор не вернулся. Да и водку хоть и пил, но не допьяна. Не как раньше. В другом кайф нашел. В творчестве. Таня учителем рисования была по образованию. Когда-то в школе работала (потом на фабрику мебельную ушла декоратором), и в ее доме было много книг по искусству. Егор их листал. И наткнулся как-то на статью, посвященную архитектору Гауди. Едва глянув на фотографии его работ, он понял, какие именно образы вертелись в его голове. Строения Гауди напоминали природные творения. То ли колонна, то ли тропическое дерево, обвитое лианой. То ли окно, то ли пролом в скале. То ли купол, то ли гигантский гриб. Вот и Егору хотелось создавать деревянные скульптуры, которые… сразу и не поймешь, человеком ли сделаны или над ними сама матушка-природа поработала.

И он начал творить! Таскал из леса пеньки да сучья и отсекал, отсекал все лишнее…

Первой родилась фигурка олененка. Когда Таня взглянула на нее, она воскликнула:

– Какое дивное деревце! – И только потом рассмотрела, что, кроме растения, есть еще и животное. Стройный олененок притаился за стволом, положив мордочку на одну из веток.

Назад Дальше