– У меня все получится… Ты еще поймешь, Ларс, что я тоже чего-то стою…
От «Квартала жаворонков» до метро недалеко, но по пути Линн решила купить машину. Сама, без помощи и подсказок, только не красную, какая была у ее мучительницы Хильды. Хотя почему бы нет? Именно так – красную и почти спортивную! Это тоже вызов своей покладистости, как говорила Бритт, «амебности». Для подруги «амеба» или «овца» – худшая характеристика женщины.
Фрида не скрывала своего нежелания вмешиваться в это дело. Почему – и сама не могла объяснить. Но Бритт не обратила на ее сопротивление ни малейшего внимания. Уже на следующее утро Флинты были у них в офисе.
Петра Флинт оказалась обычной студенткой, флегматичной и даже слегка сонной. Иное дело Андреас Флинт, он был бодр, активен, явно заботился о своей внешности куда больше дочери, в прическе волосок к волоску, гладко выбрит и пах дорогим лосьоном после бритья.
Да, они сомневались в том, что Аника могла принять какое-то средство, не позаботившись о безопасности.
– Она всегда помнила о своей аллергии хотя бы потому, что сыпь на коже появлялась обычно в районе декольте и подолгу не исчезала, да и красный нос тоже не украшает даму…
– Это может быть случайностью, господин Флинт? – Фрида еще не забыла свой опыт следователя, она привычно обращалась к собеседнику, словно вела допрос, забывая, что это он должен заплатить деньги, чтобы агентство работало.
Флинт улыбнулся, показав отлично отбеленные зубы:
– Зовите меня просто Андреас, пожалуйста. Возможно, это была случайность, но…
– Что вызывает у вас сомнения?
– Только то, что исчезла помощница Аники Лора Трувассон, которая вела все дела в стокгольмской клинике.
– А есть другие?
– Конечно! – Флинт произнес это таким тоном, словно сам вопрос был оскорбителен. – У нас клиники в нескольких странах Европы – в Германии, Голландии и Дании.
– Чем конкретно занимается стокгольмская клиника?
– Здесь так… по мелочи… А вот в Германии у нас бизнес шире, там пластические операции на всем лице и теле.
– Мы не могли бы осмотреть рабочее место Аники и ее помощницы, а также личные вещи вашей супруги?
– Пожалуйста.
– Где живет помощница и есть ли у нее семья?
Флинт снова показал белоснежные зубы, разведя руками:
– Понятия не имею. Я не касался персонала клиники, Аника на этом настаивала. И уже тем более не интересовался семейными делами сотрудниц.
От Фриды не укрылся взгляд, который украдкой метнула на отца Петра. Ясно – Флинт врет, но в том, что у этого лиса рыльце в пушку, Фрида не сомневалась и без выразительного взгляда дочери. Достаточно обратить внимание на то, как Андреас Флинт ощупал взглядом фигуру Бритт, появившейся в комнате.
– Привет, Петра. Ну что, Фрида, вы договорились?
– Пока нет. Господин Флинт слегка обозначил проблему, а я спросила, в каких рамках мы можем действовать.
Действовать им разрешили почти без рамок.
– В клинике можете осматривать что угодно, кроме тех мест, куда вас не пустят из соображений стерильности. Беседовать можно только с теми пациентками, которые на это согласятся. Извините, это не мои ограничения, это следует из договора. Кстати, полицейские с ними беседовали.
– Следователи, – машинально поправила Фрида.
– Что?
Фрида обратила внимание на то, что при вопросе бровь Андреаса Флинта не приподнялась, как бывает обычно у людей. Отметила это тоже машинально, срабатывала привычка следователя, коим она работала раньше.
– Дело расследуют следователи. Извините.
– А… мне все равно, они сказали, что из полиции.
– Это чтобы возникало меньше вопросов. А доступ к финансам?
– К чему? – Бровь Флинта все же сделала попытку приподняться, но это ей плохо удалось.
– Всегда есть вероятность, что человека устранили из-за каких-то финансовых вопросов, особенно если этот человек не беден и ведет столь… столь своеобразный бизнес, как пластическая хирургия. Возможно, финансы помогут распутать этот клубок.
– Какие именно счета вас интересуют?
– Прежде всего, клиники.
– За какое время?
– Скажем, за последние месяц-два.
– Хорошо, я попрошу подготовить выписки со счетов за два месяца перед гибелью Аники. Еще что-то?
Фрида хотела сказать, что предпочла бы иметь выписки и с их личных счетов, но промолчала, понимая, что это будет перебор. Ладно, позже можно будет попросить.
– Еще, если возможно, список ваших друзей и тех, с кем в Стокгольме общалась, особенно в последнее время, Аника.
– Всех не смогу, у нее слишком много знакомых, к тому же я не знаю, с кем она могла общаться, мы не контролируем друг друга, но кого вспомню – напишу. И Петра тоже, – Флинт обернулся к дочери, словно ища поддержки. Та кивнула, от Фриды не укрылась чуть ехидная усмешка девушки.
Ясно, скелет в шкафу у папочки метра два ростом.
– Договорились. А кто нас познакомит с сотрудниками клиники?
– Ханне, есть такая администратор, у нее данные на всех, кто работает… работал с Аникой. Я предупрежу. Список знакомых Петра пришлет вам по электронной почте.
– Господин Флинт, лучше лично.
– Почему, вы не доверяете Интернету? – Флинт смотрел на Фриду пристально, словно девушка говорила о том, что ему самому неведомо.
– Нет, нам нужен не только список, но и краткие пояснения. Понимаете, прочитать в нем, например, Фрида Волер, вовсе не значит понять, кто это и какое отношение имеет к Анике.
– Да, конечно, но тогда придется заехать завтра ко мне, я расскажу.
– Когда и куда? – Ручка в руке Фриды зависла над страницей ежедневника.
– Я позвоню.
– И еще вопрос: вы сказали, что исчезла помощница Аники Лора Трувассон? Кого можно расспросить о ней?
– Ханне. Я с этой Лорой знаком не был, сказать ничего не могу. А ты? – Флинт повернулся к дочери, та равнодушно пожала плечами.
Подписав договор и документы на задаток для начала дела, Флинт поспешил удалиться. Фриде показалось, что его лицо устало… Что за странный субъект?
– Свобода закончилась? – рассмеялась Фрида.
– Ты о чем?
– Я о Линн, Ларс больше не отпустит ее от себя дальше двух шагов? – усмехнулась Фрида, наблюдая через окно, как Флинты садятся в машину.
– Она звонила, сказала, что приедет позже. У нее семья и ребенок, – пожала плечами Бритт, словно Фрида о такой «мелочи», как семья Линн, могла забыть.
– Ну, пойдем разыскивать помощницу Аники Флинт сами. Не может быть, чтобы ее данных не было в клинике, людей не принимают на работу без документов, тем более в такое место.
Клиника невелика, но очень уютна. Очаровательный особнячок, перед которым парковка на пять машин. Но стояла всего одна. Клиника закрыта? Потом оказалось, что это парковка для машин клиентов, работники подъезжали с другой стороны.
Внутри также ничто не напоминало госпиталь, много цветов, Фрида обратила внимание, что цветущие – все искусственные, хотя и очень качественно выполненные. Видно, здесь учитывали возможность аллергических реакций не только своей владелицы. Мягкая мебель светло-зеленой кожи, на стенах хорошие постеры абстрактного содержания, больше похожие на ненавязчивые цветовые пятна, и ни одного зеркала или просто отражающей поверхности. Наверное, чтобы пациенты не видели себя ни до, ни после процедур. Отсутствие отражающих поверхностей и белого цвета в отделке требовало дополнительного освещения, потому светильников много, но освещение все равно приглушенное…
– На Лонгхольменскую тюрьму не очень похоже, – заметила Бритт.
– Ты была в Лонгхольменской тюрьме?
– Да, два дня жила в тюремной гостинице – в двухместном номере и в комнате инспектора.
– Зачем?!
– Интересно же.
Фриде оставалось только покачать головой… О том, что в Лонгхольменской тюрьме прямо в музее существует своя гостиница, она знала, но ей и в голову не пришло ночевать там ради экзотики. А Бритт пришло.
– Ты с Линн была или одна?
– Одна. Линн уезжала к бабушке.
Фрида оглянулась, обстановка клиники явно не напоминала тюремный коридор, с Бритт не поспоришь.
Всего восемь палат по одному пациенту и два десятка обслуживающих, из них всего два врача.
На что они живут? Сколько же должны платить эти восемь пациентов, чтобы содержать всю клинику и покрывать налоги?
Ответ оказался прост: постоянные клиенты только в двух палатах, в остальных те, кто отлеживается после операции или каких-то процедур от нескольких часов до суток.
Отвечающая за персонал, а по совместительству и все хозяйство администратор Ханне Ольсен удивилась:
– Странно, Андреас Флинт позвонил и распорядился рассказать вам все, что я знаю об Анике и Лоре.
– Что в этом странного?
– Я уже все рассказала другим.
Удивление в голосе наигранное, а вот проскальзывающее беспокойство настоящее. Рыльце в пушку, оставалось только выяснить, не пух ли это погибшей Флинт.
– Другие – это полиция. – Фрида постаралась улыбнуться ободряюще, нужно, чтобы женщина успокоилась, иначе разговора просто не получится.
– А вы?
– Мы частные детективы. Просто нам нужно понять, как могла врач принять смертельно опасное для себя лекарство. Аника помнила о своей аллергии?
– Да, конечно! – горячо согласилась Ханне. – Об этом помнили мы все. Никаких антибиотиков!
Она заметно успокоилась, но внутреннее напряжение пока оставалось. Что-то здесь не так…
– Расскажите нам о сотрудниках клиники.
– Вы нас подозреваете, что ли? Аника была для нас работодателем, ее смерть и для нас катастрофа.
– Пока мы никого не подозреваем, просто нужно знать обо всех, например, о Лоре Трувассон. Андреас Флинт сказал, что она пропала.
Фрида сразу прояснила ситуацию, чтобы не терять время, пока Ханне будет юлить, из какого-то опасения увиливая от прямого ответа.
Та развела руками:
– Лора Трувассон вчера не вышла на работу, на звонки не отвечает, дома никого нет.
– Откуда вы знаете о доме?
– Утром я отправляла туда… свою помощницу, она звонила в дверь полчаса, к тому же соседи сказали, что два дня не видели Лору.
Администратор говорила уверенно, но что-то во взглядах, которые она бросала то на визитеров, то на свой компьютер, насторожило Фриду.
– Аника погибла позавчера… Когда в последний раз Лора была на работе?
– Позавчера, а вчера не пришла, вот мы и забеспокоились.
– Есть причины? – теперь уже Фрида смотрела подозрительно.
По тому, как вдруг заелозила администратор, поняла, что были.
– Рассказывайте.
Та, видно, мысленно махнула рукой: все равно не скроешь… Вздохнула.
– Понимаете, нужно было подготовить кое-какие документы… Я оставила Лоре ключ от своего кабинета, чтобы она все сделала сама… У меня дочь болеет, ребенок дома один, няня может сидеть только полдня, я не могла остаться на вечер, Лора сказала, что все сделает сама, чтобы я не беспокоилась. А ключ обещала оставить в… в определенном месте.
– Лора Трувассон часто работала на вашем компьютере?
– Нет, никогда! Но я отправила ей СМС с сообщением, где будет лежать ключ и когда можно прийти.
– У вас один ключ от кабинета?
– Нет, но я не хотела, чтобы он попал к кому-то в руки.
– Оставила?
– Да, да! Вот он, – администратор достала из кармана ключ, выронив при этом какую-то бумажку, быстро подхватила ее и затолкала обратно в карман, а ключ протянула Фриде. Та покрутила в руках и вернула:
– Он мне не нужен, я не намерена сидеть в вашем кабинете по вечерам.
Ответная улыбка администратора вышла кривоватой и неуверенной.
– Так в чем проблемы?
– Не знаю, Лора, наверное, что-то нарушила в компьютере, я не могу войти…
– Что именно?
– Мой пароль не срабатывает… И я не знаю, как войти, а мне нужно работать…
– Вы кому-то говорили об этом?
– Только Андреасу Флинту.
Судя по всему, Флинт не справился, потому что пароль все еще требовался.
– Успокойтесь, возможно, Лора по ошибке просто установила свой, а не ваш. Сейчас мы позвоним своему другу, вернее, сотруднику, который способен восстановить любой пароль.
Бритт уже набирала номер Магнуса:
– Эй, компьютерный гений, требуется твоя помощь.
– Немедленно? Уже иду.
– Мы не дома, запиши адрес…
Пока ждали Магнуса, расспрашивали Ханне о работе клиники и о Лоре Трувассон. О клинике Ханне рассказывала охотно и подробно, мол, наводят красоту женщинам… ну и мужчинам иногда… Нет, сложные операции нечасты, это проблема, потому что нужен серьезный анестезиолог, еще персонал, а приглашать их дорого.
– Своего нет?
– Есть, но он не имеет квалификации для многочасовых операций. Потому только те, которые не требуют много времени.
– Сколько было таких за последний год? – Фрида спросила скорее по привычке уточнять все до точки, чем действительно придавая вопросу какое-то значение.
– За последний год? Дайте вспомнить… две или три…
– Почему так неуверенно?
– Я стала работать в этой клинике не так давно. При мне серьезная только одна – после аварии исправляли женщине кое-что.
– Вы храните документы о пациентах?
– Мы не имеем права ничего сообщать кому бы то ни было! – тут же принялась защищаться Ханне.
– Успокойтесь, мы и шагу не сделаем из того, на что не имеем права. Полиция вас не расспрашивала о работе клиники и о пропавшей сотруднице?
– Конечно, расспрашивали. Спрашивали об операциях, мы показали им всех пациенток. Полиция на это имеет право, – подчеркнула администратор, вызвав у Фриды невольную улыбку. По своему опыту работы в полиции она прекрасно знала, что именно в таких клиниках последнее, в чем идут навстречу, – данные о клиентках, обычно даже самые законопослушные подчиняются только после соответствующих бумаг. Неужели здесь дали все добровольно?
– Полицейские предъявляли вам ордер на обыск или вы дали данные сами?
Кажется, Ханне испугалась вопроса, ощутимо заюлила:
– Нет, что вы!
– Что я?
– Они не смотрели, мы просто показали список операций и процедур за последние месяцы. Я понимаю, что у полиции тоже были подозрения, что Анику отравили из-за какой-то неудачи, но это не так! Разве у Аники мало клиник?
– То есть, – Фрида буквально впилась взглядом в лицо женщины, – вы допускаете, что отравление могло быть, но не допускаете, что из-за вашей клиники?
– Да… нет! Я не знаю…
– Хорошо, Ханне, не волнуйтесь вы так, тем более мы не из полиции. У Аники ведь была сильная аллергия?
– Да, она не переносила пенициллин и его производные, так бывает. – В голосе почти слезы.
Фрида с улыбкой сжала пальцами ее руку, нервно комкающую платочек:
– Да что вы так волнуетесь? Мы правда всего лишь хотим понять, как осторожная Аника могла принять лекарство, которое ей категорически запрещено. Она ничего не говорила по поводу какой-нибудь инфекции?
– Чьей?
– Своей, конечно. Аника в последние дни делала какие-то операции? Несложные, простые?
– Делала. Блефаропластику.
– Подтяжку нижнего века?
– Да.
– Когда в последний раз?
– В день своей… гибели. С утра, а во второй половине дня отправилась на машине в Данию.
– Значит, у нее не могло быть, например, больного горла?
– Нет, что вы! Аника ответственно относилась к своему здоровью.
– А как пациентка, которой она делала операцию?
– Хорошо, все идет прекрасно, у Аники золотые руки, она способна не только подтянуть веки, но и перекроить все лицо минимальными средствами так, что собственные мужья не узнают жен после операции. Поверьте.
– Многим перекраивала?
– Здесь нет, условия не те, но я видела снимки тех, кого оперировали в Германии, например, о… это волшебство! Приходит в клинику корявая дурнушка, после того как отек спадет, выходит красавица.
– Разве эти фотографии не являются закрытой информацией?
– Да, конечно, – снова смутилась Ханне, – но мы иногда смотрели. Понимаете, это помогает сотрудникам клиники чувствовать себя причастными к волшебству. Мы никогда не знаем имен, часто пациентки даже приезжают в клинику в масках, и их видят только сама Аника и медсестры, которые делают процедуры, и уезжают тоже в масках…