Кракюс помотал головой. Многие уже упоминали это имя. Она, должно быть, играла важную роль, но ему пока не удалось узнать какую.
Рассказчик оглядел собравшихся, но не увидел ее.
– Это та, кто заслуживает, чтобы ее знали, – сказал он, ничего более не уточняя.
Кракюс находил жизнь туземцев совершенно неинтересной. Ничего не происходит, говорил он себе, в этой деревне можно умереть со скуки.
Индейцы ходили полуголыми: на них не было ничего, кроме подобия набедренной повязки, едва прикрывавшей интимные места. Женщины ходили с открытой грудью, всякий день тратя по многу часов, чтобы нанести узоры на свои тела и тела своих детей. У них почти ничего не было, только немногочисленная глиняная утварь, нескольких грубых одеял, цветные перья, корзинки, плетеные подносы и духовые трубки, луки для охоты и нескольких голов скота, да еще маленькая делянка, где росла маниока. Они охотились по нескольку часов то тут, то там, собирали плоды, но бо́льшую часть времени этим беднягам было совсем нечего делать. Они просто проживали проходящее время.
«Они, должно быть, умирают со скуки!» – сказал себе Кракюс.
Он решительно не понимал увлечения журналистов и ученых этими «примитивными народами», как они их называли. Еще порция сахарной глазури, чтобы подсластить реальность. Примитивны, да. И если эти дикари счастливы, то, совершенно очевидно, только потому, что наивны.
Умственно отсталые, вот и все. Впрочем, разве не говорят «счастливый дурак»? Если, чтобы быть счастливым, надо стать идиотом, то он, Роберто Кракюс, предпочел бы сохранить свои невзгоды и несчастья. Это, по крайней мере, придает его существованию хоть немного остроты.
Он чувствовал, что миссия предстоит крайне сложная. Как можно испортить жизнь людям, ведущим… пустое существование? Как можно сделать несчастными тех, кто не имеет ничего, чтобы быть счастливыми?
На третий день Кракюс решил поставить несколько небольших опытов. Посмотреть на реакцию. С наступлением ночи он дождался, когда деревня окажется в объятиях Морфея, и тихонько вышел из хижины в полную темноту, зажег фонарь, но использованная батарейка выдала только слабый лучик. Он поежился от ночной свежести. От влажного и темного подлеска исходил слабый запах мха. Он направился к малоке.
Растительность вокруг жилища была немного освещена: это луна смогла пробиться сквозь листья. Ее белые лучи заливали светом большую хижину, и все вокруг казалось сверхъестественным. Издалека казалось, что малока выплывает из лесного сумрака, как корабль-призрак, разрывающий тьму.
Он подошел. Изнутри слышался храп.
Кракюс очень осторожно открыл большую корзину, в которую мужчины складывали оружие. Крышка слегка скрипнула. Он внимательно осмотрел кучу луков, сложенных как попало, и заметил самый красивый, самый большой и богаче всех украшенный. Он вспомнил, что видел индейца, с гордостью демонстрировавшего этот лук товарищам. Он взялся за него двумя пальцами и попытался осторожно вытащить. Но равновесие было таким хрупким, как при игре в «Микадо»[4], и шум бьющихся друг о друга деревяшек показался слишком громким в ночной тишине. Кракюс застыл и постоял с минуту, затаив дыхание. Потом схватил свой швейцарский нож, выдвинул очень тонкое лезвие и надрезал основание лука в центре, по внешней стороне. Надрез был хоть и глубоким, но едва заметным. Удовлетворенный, Кракюс положил лук на место и закрыл корзину.
Он уже собрался уходить, но тут заметил на веревке свежевыстиранное белье. Оглянувшись, он убедился, что никто не проснулся. Тогда он взял горсть земли и швырнул в белье. У него было ощущение, что он вернулся в детство, в тот возраст, когда хулиганят, чтобы досадить соседям и потом посмеяться над ними.
Все это на самом деле было слишком незначительно. Смехотворно. Первоначальные мысли о пытках и убийствах были уже отброшены… Но что они могут сделать? У этих людей ничего нет. Им нечего терять. Каким образом можно испортить им жизнь?
В этот момент Кракюс услышал шум за спиной. Он обернулся и заметил движущуюся тень. Он инстинктивно напрягся и замер. Стал вглядываться в темноту и вдруг заметил женский силуэт. Молодая женщина направлялась в лес. А что, если пойти за ней? Он выждал несколько минут, потом решил отказаться от преследования, но вдруг заметил другой силуэт, явно направлявшийся туда же, но с большими предосторожностями, – человек явно старался держаться тени. Однако, когда луна через четверть секунды осветила лицо, Кракюя понял, что это индеец, которого он встретил в деревне. Аван, да, Аван. Кракюс терпеливо подождал, пока он удалится, а затем осторожно пошел в том же направлении.
Два человека встретились у обработанной делянки. Подойдя поближе, Кракюс спрятался среди растений. Луна изливала бледный свет на поляну. Неподвижно стоящие у кромки поля индейцы казались ему фигурками из театра теней, их черные силуэты четко вырисовывались на фоне белой лужайки. Несколько минут они постояли друг против друга, прежде чем слиться в объятиях. Потом мгновенно отпрянули. В профиль видны были торчащие груди молодой женщины. У мужчины была эрекция. Они снова устремились друг к другу, и их тела слились в ночи.
6
На другой день Кракюс надел полевую форму, походные ботинки и фуражку, поднял воротник и направился в деревню. Мужчины еще не вернулись с охоты. Босые дети играли на земле. Он заметил молодую женщину, снимавшую белье.
– О-ля-ля! – воскликнул он. – Твое белье запачкано! Не знаю, ветер тут виноват или дети. Но тебе, похоже, не повезло.
– Ну ничего, – сказала она с широкой улыбкой. – Вода все смоет.
Сказав это, она скомкала белье, сунула под мышку и направилась к ручью. Кракюс пошел следом за ней.
– Это ты вчера его постирала?
– Да.
– А как тебя зовут?
– Залтана.
Она присела на берегу. Ряд камней слегка сдерживал течение, образуя своего рода запруду для стирки белья. Она опустила вещи в проточную воду и стала тереть друг о друга. Ее голые груди колыхались, и Кракюс почувствовал, что здорово возбудился.
– А теперь приходится все делать заново, бедняжка! Вся работа пропала…
Она только рассмеялась в ответ. Звонким раскатистым смехом. Он желал ее все сильнее. Позже, сказал он себе, это надо отложить на потом.
– Черт возьми! – проговорил он вслух. – Это не может быть ветер! Ночью было тихо. Это кто-то нарочно сделал.
– Я не понимаю – зачем?
– Если бы я знал, кто этот мерзавец, из-за которого тебе приходится все переделывать…
– Да ладно, все уже почти закончено.
– Но это испортило тебе утро. Ты могла бы отдохнуть, расслабиться… а тебе пришлось вкалывать!
Она спокойно выжала мокрое белье, встала и пошла в деревню.
Кракюс последовал за ней, изо всех сил стараясь испортить ей настроение. Но тщетно.
Подойдя близко к малоке, она обернулась к нему с широкой улыбкой, открывающей красивые белые зубы:
– Грязь давно уже ушла с моего белья, но все еще остается в твоей голове.
Мужчины вернулись с охоты с песней. С очень довольным видом сложили добычу на площади. Сегодня детям достанется немного мяса. Кракюс внимательно оглядел группу и наконец заметил одного, у которого на плече не было оружия. И взял этого индейца на заметку.
– Твой друг не охотится? – сказал он, указывая на несчастного.
– Да. У него нет лука.
– Почему?
– Сломался.
Услышав, что говорят о нем, индеец подошел к ним с любопытным видом.
– Я узнал про твой лук, – сказал Кракюс. – Это, по правде сказать, досадно, он был самый красивый из всех, самый большой, богаче всех украшенный. Мне очень тебя жаль. Все, наверное, завидовали тебе… Ты, должно быть, огорчен.
Мужчина посмотрел на него удивленно и весело одновременно:
– О чем ты говоришь?
– О твоем луке, конечно.
– У меня нет лука.
Кракюс не знал, что ответить. Непохоже, что этот человек хочет над ним посмеяться. Но почему тогда он все отрицает?
– Я видел тебя вчера с луком. Он у тебя великолепный, такой красивый…
– Вчера – может быть, но сегодня у меня нет лука. Вот так, – сказал тот очень спокойно.
– Тебе его жаль, не отрицай! Это непременно должно было тебя хоть немного расстроить.
– Этой вещи больше не существует. Зачем расстраиваться из-за вещи, которой уже нет?
Кракюс потерял терпение:
– Но вчера-то она существовала!
– Но вчера исчезло, мой друг. Сейчас сегодня, только сегодня.
Кракюс в полной растерянности отступил. Ему ничего не удалось добиться от этих проклятых дикарей. Они слишком глупы, чтобы реагировать на то, что с ними происходит, слишком наивны, чтобы душевно страдать.
Он явно проигрывает. Он придумывал, как обозлить их, заставить хоть немного реагировать… Если бы у этого охотника остались, по крайней мере, обломки лука, Кракюс мог бы доказать, что это было вредительство, и таким образом поссорить их между собой. Но ему даже такого случая не представилось. Своими экспериментами он хотел вынудить Сандро развязать ему руки, но ничего не вышло.
Он присел на пень, вынул пакет с табаком, скрутил несколько сигарет и одну закурил. Внезапно ему в голову пришла мысль, такая ясная… Если уж ему не удалось хотя бы немного их разозлить, то как Сандро, этот хлипкий Сандро добьется этого в одиночку? При любых обстоятельствах он в нем нуждается. И если ничего не получится, тогда Сандро в конце концов, возможно, согласится с их предложениями действовать силой, как они вначале и предлагали…
Кракюс вдруг увидел Авана, любовника, которого он видел прошлой ночью. Ну что ж, попытаем счастья, подумал он, не особенно надеясь на удачу.
– Сигарету, Аван?
– Нет, спасибо, – сказал молодой индеец, поприветствовав его.
«Надо бы его пристыдить», – подумал про себя Кракюс.
– Вчера в самом начале ночи я вышел подышать воздухом и немного отошел от хижины.
– Была хорошая погода, правда?
Кракюс согласился, медленно выпуская дым в сторону своего собеседника.
– И видел тебя на краю поля с твоей подружкой.
Лицо молодого человека засветилось, на нем не отразилось совершенно никакой неловкости.
– А, Исанда… Правда, она красивая?
Кракюс помолчал, затем затянулся сигаретой.
– Я хочу сообщить тебе кое-что неприятное, но это не так легко.
Индеец не пошевелился и ничего не сказал.
– Через несколько часов я вышел помочиться.
Дым вылетал и рассеивался в воздухе легкими колечками. Он продолжал:
– Я опять встретил твою подружку, но на этот раз она была с другим мужчиной.
Аван никак не отреагировал.
– Признаться, я удивлен, – заключил он.
– И это все, что ты на это скажешь? – занервничал Кракюс.
Молодой человек был невозмутим:
– Мы не женаты, она не давала мне клятвы…
– Но это все же твоя подружка!
– Да, но она свободна.
Кракюс вышел из себя:
– Да очнись же ты, черт тебя побери! Она занималась любовью с другим мужчиной!
Аван спокойно посмотрел на него:
– Знаешь, хуже она от этого не стала…
7
Элианта улыбнулась женщине, протянувшей ей блюдо, и взяла немного пюре из маниоки, зерен вареной марипы, молодых ростков маринованного бамбука в соусе вассаи, фаршированных измельченными зернами муку-муку. Кухарка, как обычно, посвятила утро приготовлению пищи, полностью отдаваясь этому занятию, вкладывая в него все лучшее, что было в ней, чтобы получились самые вкусные блюда.
В деревне у каждого было свое место, своя роль в общине, в зависимости от предпочтений. Никакой иерархии, каждый отвечает за дело, которое сам выбрал. Некоторые посвящали себя одному занятию, другие распределяли время между двумя, а некоторые предпочитали участвовать сразу в нескольких, переходя от одного к другому по мере надобности.
Элианта добавила несколько фруктов и села около старого сказочника.
Индейцы спокойно обедали в благодатной тени патавы. Легкий ветерок приносил приятное чувство прохлады, что-то шептал в листве больших деревьев.
Элианта взяла маракуйю и разрезала пополам. Желто-оранжевая мякоть в виде звезды была необыкновенно красива, а запах изысканный, как у деликатеса. Молодая женщина тихо поблагодарила Мать Землю, дарующую такие чудеса для пропитания. Откусила от чудесного плода и прикрыла глаза, чтобы насладиться его сладко-кислым вкусом. Она наслаждалась каждым блюдом, они пробуждали в ней чувства и успокаивали сознание.
Закончив трапезу, она повернулась к старику:
– Ну, Можаг, что ты расскажешь нам сегодня вечером?
Рассказчик поднял на нее глаза и улыбнулся. Прекрасные морщинки бороздили его лицо. Как и все старики, он наслаждался своим положением уважаемого человека. Старость уважали даже самые молодые. Они обращались к старшим, когда возникала какая-нибудь деликатная проблема. Прожившие долго передавали им свой неоценимый опыт, а также мудрость, к которой стремились все. В зависимости от ситуации они играли роль советников, учителей, судей и даже исповедников. Старики были стержнем общины.
– Историю… бабуина и птиц… перелетных, – ответил он неуверенным голосом, подыскивая слова.
Элианта прищурилась, пытаясь догадаться, какие темы для размышлений даст этот рассказ. За внешним, очень простым сюжетом его сказок, которые любили даже дети, скрывались мысли, толкающие погрузиться в самого себя и предаться глубоким размышлениям.
– И у тебя уже есть название? – спросила Элианта лукаво.
– Ну да, конечно… я не сочинил… я уже нашел кое-что… но…
– Подожди, хочу сама догадаться: это ведь из того, что было.
– Ну нет! Совсем не то. Название не вызывает… как бы это сказать… никаких чувств, так… немножко привлекает внимание, а про что там будет, не догадаешься…
Можаг тщетно искал названия к своим историям. Останавливался на каких-то, но большей частью отказывался и от них.
Он поднялся, отошел и присел рядом с группой мужчин, женщин и детей, собравшихся послушать его. Повременил немного, терпеливо ожидая, когда улягутся разговоры и наступит тишина. Потом его голос зазвенел, словно в волшебной опере: если в обычное время он всегда бормотал, спотыкался на каждом слове, то истории он рассказывал без запинки, плавно и необыкновенно приятным голосом.
Жители деревни слушали его рассказ, убаюканные музыкой слов и увлеченные интригой, приключениями и его скрытым смыслом.
★
Кракюсу не везло. Ему никак не удавалось вывести индейцев из себя. Что бы он ни делал, он не видел никакой ответной реакции. Даже тени раздражения. Ничего. Nada. Все они, как упрямые ослы, коснели в своем идиотском оптимизме. От них ничего нельзя было добиться.
Он вспомнил, что сказал об индейцах Христофор Колумб: «Они были бы хорошими слугами. Достаточно пятидесяти человек, чтобы обслужить всех, их можно заставить делать все, что захочешь». Этот тупой мореплаватель обольщался. И конечно, ошибся по всем статьям, потому что здешние туземцы все-таки никакие не индейцы… И даже шесть веков спустя их продолжают так называть, не желая прямо признать, кем был Колумб на самом деле, а был он человеком никчемным. Во всяком случае, называясь Колумбом, можно делать какие угодно мерзости.
Подойдя к хижине Сандро, Кракюс остановился и на несколько мгновений задержался, чтобы перевести дух. Надо успокаивать его, создавать впечатление, будто он хорошо владеет собой и способен контролировать ситуацию. Он два раза постучал по деревянной балке и вошел.
Сандро с открытыми глазами лежал в гамаке, грезя о чем-то. Прошло два дня, и ему уже стало гораздо лучше.
– Как чувствуешь себя сегодня? – спросил Кракюс, наконец решивший, что будет обращаться к нему на «ты».