– Кстати, да. Это делает наше заведение особенно привлекательным для бизнес-леди средней руки.
– Вам нечего опасаться. Убийца не нападает на отдыхающих.
– Пока не нападает, – заметил Орешкин. – Неизвестно, что будет завтра. Мы всех предупреждаем, чтобы без нужды не покидали территорию пансионата. Но люди есть люди. Им не запретишь бродить где вздумается.
– Ты лично знаком с Прозориным?
– С хозяином «Дубравы»? Чисто по-деловому. Мы покупали у него пару лошадок для конных прогулок.
– Он бывает у вас в пансионате?
– Редко. Прозорин живет довольно замкнуто, занимается своим поместьем, разводит лошадей. Зато его тесть, Туровский, зачастил к нам. Здесь он встречается с дочерью.
– Почему здесь, а не в «Дубраве»? – полюбопытствовал Роман.
– Видимо, он не очень-то ладит с зятем. Иначе с чего бы Катя приезжала к нам, а не приглашала отца к себе в дом.
Администратор подтвердил слова Туровского. Тот недолюбливает зятя и посещает пансионат, чтобы видеться с дочерью.
– Что ты можешь сказать о Прозорине?
Тема беседы становилась все более скользкой, и Орешкин взмок от напряжения. Его залысины покрылись испариной.
– Ну и вопросики у тебя! Внешне Прозорин производит впечатление уверенного в себе, обеспеченного человека, который знает, чего хочет. Красив, немногословен, держится с достоинством.
– Со всех сторон положительный?
– Получается, так. Живет на доходы от своей доли бизнеса, который ведет Туровский. Любит жену. Не пьет, насколько я наслышан. В прошлом году выделил деньги на ремонт дороги. Теперь хоть проехать можно до Веселок на легковушке в любую погоду.
– Хороший человек, – подытожил Лавров.
Администратор пожал плечами.
– Водятся за ним странности. Богатые, они по-своему с ума сходят.
– В смысле?
Орешкин замялся. Его терзали сомнения. Он чувствовал себя между двух огней. Туровский приказал во всем содействовать гостю, но…
– Понимаешь, Рома… надо же человеку как-то развлекаться в нашей глуши, – осторожно начал Славик. – Поговаривают, что Прозорин пригрел у себя в доме подозрительного типа. Тот сутками торчит в подвале, химичит что-то. Типа опыты какие-то проводит. Прозорин называет его Франческо. Они так сдружились, что запираются в лаборатории даже по ночам. Естественно, Кате это не нравится.
– Это любому бы не понравилось. Ты намекаешь…
– У меня нет никаких доказательств, что они геи, – перебил администратор. – Однако сам подумай, что может настолько сблизить двух мужчин, если не секс?
Последние слова он произнес шепотом и оглянулся на дверь.
Лавров оторопело почесал затылок. Вот так номер! Если супруг Кати не той ориентации, то ясно, почему Туровский готов раскошелиться, лишь бы дочь влюбилась в нормального парня.
– Темнишь, Славик? – недоверчиво хмыкнул он. – Сам же говорил, что Прозорин любит жену.
– По крайней мере, никаких раздоров между ними не было. А теперь их семейная жизнь трещит по швам. И виной тому – угрюмый Франческо. На самом деле он не Франческо, а Федор. Приезжий, из Пскова. Рядится монахом, во все черное, и всех сторонится, кроме хозяина. На какой почве они снюхались, по-твоему?
– Мало ли. Кстати, откуда ты черпаешь сведения?
– От охранников из «Дубравы». Они оба бывают у нас в пансионате. Один чаще, другой реже. Выпьют, язык-то и развязывается. Особенно у Лехи.
– Значит, одного зовут Алексеем, а второго?
– Тарасом.
– Кто из них обещал подвезти пропавших девушек?
– Ты об этом? – сообразил Орешкин. – Леха. Он тогда сидел у нас в кафе, заигрывал с девочками. Тарас – тот похитрее будет. Чувак себе на уме. К нему на рябой кобыле не подъедешь. Знаешь, что их объединяет? Запах. С некоторых пор от обоих разит каким-то жутким парфюмом. Хоть нос затыкай.
Лавров догадался, что администратор является личным осведомителем Туровского. Тот платит, а Славик «стучит». Он нарочно подпаивает охранников Прозорина, чтобы выудить у них информацию. Небось, прибавка к жалованью выходит существенная.
Ситуация постепенно прояснялась. Неплохо было бы посетить «Дубраву» и самому поглядеть на обитателей поместья. Свести знакомство с Федей-Франческо, с Лехой, Тарасом и прочими работниками Прозориных. Сколько их всего?
Он задал этот вопрос Орешкину и получил обстоятельный ответ.
– В «Дубраве», кроме хозяев, Федора и охранников, проживают кухарка, горничная и конюх.
– Никто из них в пансионат не наведывается?
– Кроме Тараса и Лехи, никто.
– Персонал набирали из местных?
– Только охранники из Вереи, остальные – приезжие, нанятые через фирму, которая этим занимается. Люди должны быть проверенные, с рекомендациями. Вероятно, так и есть.
– Прозорин на прислугу не жалуется?
– Если и жалуется, то не мне.
– Логично. У Прозорина была дача в Веселках. Она сгорела. Ты что-нибудь знаешь о причинах пожара?
– Мне никто не докладывал, – вздохнул Славик, обескураженный этим допросом. – А в чем дело?
– Просто интересно.
– Кто бы говорил! По официальной версии, деревянный дом загорелся от неисправной проводки.
– А по неофициальной?
– Я думаю, с пожаром не все чисто. Кто-то поджег дом. Сам посуди, могла ли замкнуть проводка при выключенном рубильнике? На тот момент в доме никого не было. Сторожиха приболела, хозяин находился в «Дубраве». Электричеством никто не пользовался.
– Стояла жара, сушь, – заметил Лавров. – Может, рубильник забыли выключить.
– Все может быть. Только дом был построен на совесть, наверняка по всем правилам пожарной безопасности. Прежний хозяин, говорят, очень им дорожил. Нынешний тоже не оставлял «родовое гнездо» без внимания. Да и сам по себе Терем радовал глаз. Фигурные ставни, резьба, всякие финтифлюшки.
– Мог кто-то из зависти поджечь дом?
– Веселки – деревенька захудалая, народец там гнилой. Пьющих много. Мужики без дела сидят, на весь свет злые. От них жди чего угодно. Терем стоял на отшибе, над рекой. В отдалении от соседей, в стороне от дороги. Кто угодно иди и поджигай. Пока пожарники из Вереи приедут, все будет кончено.
– Н-да…
Глава 9
Туровский вышел из сауны, нырнул в бассейн. Поплескался и вернулся в парную.
Из головы не шла Катя, ее неудавшийся брак. То, что зять лентяй и бездельник, еще полбеды. Чего Борис Евгеньевич не мог ему простить, так это пренебрежительного отношения к дочери. Она, дуреха, ничего не видит. Не хочет видеть. Свет клином сошелся на Сереже. Чуть слово против него скажешь – дочь в слезы, в истерику.
– Тебя мне Бог послал, – прошептал Туровский, вспоминая Лаврова.
Катя, кроме своего муженька, – чтоб ему пусто было! – ни с кем не встречалась. Ей не с кем сравнить Сергея, вот она и вообразила, что замужем за принцем. А принц-то негодяем оказался, не оправдал надежд.
После сауны Борис Евгеньевич заказал ужин себе в номер, долго разговаривал по телефону с Москвой, потом позвонил Кате. Та не брала трубку. Видно, рано уснула. Оно и к лучшему.
Он прогулялся по скрипучему снегу, обдумывая предстоящую беседу с Лавровым. Что необходимо сказать, о чем следует промолчать.
За легким ужином Туровский окончательно определился со своей позицией. Он будет предельно лаконичен. Пусть Лавров сам добывает информацию. Даром, что ли, деньги ему платить?
Когда он приступил к чаю, в дверь постучали.
– А, это ты? – обрадовался Туровский. – Входи, входи… присаживайся. Я уж заждался. Как тебе моя Катя?
– Красавица, – улыбнулся Роман.
– Ну-с, чем могу помочь?
– Хотелось бы чаще с ней видеться. Я не умею ухаживать на расстоянии.
– За чем же дело стало?
– Завтра утром Катя возвращается домой, в «Дубраву».
– Напросись в сопровождающие, – посоветовал Борис Евгеньевич, прихлебывая чай. – Мне тебя учить?
– Какой я могу использовать предлог, чтобы пожить пару дней в «Дубраве»?
– Молодец, – кивнул бизнесмен. – Сразу быка за рога. Я в тебе не ошибся.
«Догадываюсь, откуда у тебя сведения обо мне, – непринужденно улыбаясь, подумал Лавров. – Орешкин с три короба наплел. У него язык без костей, а мне отдувайся!»
– Вы замолвите за меня словечко?
– Куда деваться, – прищурился Туровский. – Мой зять вдруг заделался заядлым библиофилом. Дед оставил ему много редких книг. Ты любишь книги?
По лицу собеседника он понял, что тот увлекается совсем другими вещами, и усмехнулся.
– Жаль! А то назвался бы собирателем антикварных изданий.
– Я согласен, – решительно заявил Роман.
Отец Кати смерил его скептическим взглядом.
– Впросак с этой легендой не попадешь?
– Я назовусь начинающим собирателем. Попрошу консультации. Мне известно, как обращаться с коллекционерами. Думаю, мы поладим.
– Договорились, – кивнул Туровский. – Я попрошу Катю приютить тебя на день-два. Уложишься?
– Надеюсь.
– Тогда оставь меня наедине с моими мыслями. Хочу отдохнуть.
– У меня есть еще вопросы.
Борис Евгеньевич поднял на него тяжелый взгляд и вздохнул.
– Даю тебе пять минут, не больше.
В номере стоял полумрак. На тумбочке горела настольная лампа, пахло деревом, дорогой кожей и женскими духами с привкусом фиалок. Видимо, здесь побывала Катя.
– Моя задача ограничивается только флиртом с вашей дочерью?
– Это главное. Но если тебе удастся вывести на чистую воду моего зятя, я буду чрезвычайно признателен.
Он сделал ударение на двух последних словах и подкрепил их характерным жестом, обозначающим денежный эквивалент своей признательности.
– Мой гонорар и так достаточно высок.
– Ты не гонишься за выгодой? – недоверчиво произнес Туровский.
– Работа должна приносить не только деньги, но и удовольствие.
– Это как раз тот случай, – криво улыбнулся бизнесмен. – У тебя все?
– Нет. В чем вы подозреваете Прозорина?
Туровский помолчал и сделал рукой отрицательный жест. Чертами лица, повадками он отдаленно напоминал Катю. Вероятно, когда ей будет за пятьдесят, она обретет такую же стать и неторопливое достоинство.
– Пусть мои подозрения останутся при мне, – заявил он. – Ты составь собственное, непредвзятое мнение о Сергее. Я могу быть необъективным.
– Прозорин вам не нравится?
– Скажем так, он не достоин моей дочери. Он не сделал ее счастливой… и уже не сделает.
– Почему бы вам не объяснить это Кате?
– Она не станет меня слушать. Тем более, я сам инициировал ее брак с Прозориным. Вернее, согласился с предложением партнера по бизнесу. Тогда я поставил интересы дела выше чувств моей девочки и просчитался.
– Решили, что стерпится – слюбится? Но ведь Катя полюбила мужа.
– Я виноват перед ней, – признал Туровский. – И хочу исправить ошибку, не причиняя ей боли.
– Понимаю. И последнее. Когда я встретил Катю на дороге, она направлялась в пансионат со стороны Вереи. Почему не из «Дубравы»?
Борис Евгеньевич вздохнул, раздраженный дотошностью Лаврова.
– Какая тебе разница, откуда она ехала? Ладно, черт с тобой. Моя дочь иногда посещает церковь в Верее.
– Она верующая?
– Не то чтобы очень.
– Что же Катя делает в церкви?
– Вероятно, ищет утешения…
* * *
Катя закрылась в номере, отключила телефон. Ей хотелось побыть одной в тишине и свете месяца, проникающего сквозь жалюзи в темноту спальни. Лунный серп казался ей пришельцем из иного мира, загадочного, как восточные сказки. Такой же сказкой когда-то стало для нее замужество.
Катя вспомнила свою свадьбу с Прозориным. Она была тогда совсем юной и неопытной. Только-только со школьной скамьи. Подол ее белого платья из кружев несли два милых кудрявых ангелочка. Катя думала, что ангелы будут сопровождать ее всю жизнь, оберегая от невзгод.
Несмотря на деньги отца, ее воспитывали в строгости. Она вышла замуж невинной, далекой от порочных интересов своих сверстников. Двадцатилетний муж казался ей воплощением мечты каждой девушки – стройный красавец, умница, единственный наследник приличного состояния.
Катя полюбила его не с первого взгляда. Но – полюбила. Была весна, цвели тюльпаны, пахло зеленью и дождем. Ее сердце открылось для нового трепетного чувства.
Сергей обращался с ней робко и бережно. Им все было в диковинку, во вкус – и первый поцелуй, и обручальные кольца, и первая ночь, и наивные обещания, данные друг другу торопливым смущенным шепотом.
Каким-то чудом они не лишились нравственной чистоты, которая в нынешние времена стала редкостью. Молодая страсть подхватила супругов и понесла к неведомым берегам. Они были уверены, что – к счастью.
Студенческие годы пролетели, словно в угаре. Туровский хотел, чтобы дочь получала образование за границей, но дед Сергея неожиданно воспротивился. Его внук уже перешел на третий курс университета, а где муж, там и жене быть должно.
Катя была только рада этому. В Гарварде или Оксфорде диплом просто так не дадут, надо корпеть над книгами. Это в Москве можно бить баклуши и все равно стать «специалистом». Тяга к знаниям у Кати напрочь отсутствовала, зато она родилась в обеспеченной семье, и ей не грозила необходимость зарабатывать себе на хлеб.
Незаметно отшумела, отцвела Катина весна.
Она очнулась только в «Дубраве», когда впервые за несколько лет ощутила… скуку. То, что люди живут в трехмерном мире, оказалось не пустыми словами. Все имеет здесь три стороны: хорошую, плохую и третью, скрытую.
Такая завидная штука, как праздность, обернулась для Кати тоскливым унынием. Некуда себя деть, нечем заняться. Выяснилось, что усталость наступает не только от работы, но и от безделья. Кроме того, у праздности обнаружился еще и третий аспект. Не приложенная ни к чему жизненная энергия молодых супругов вдруг потекла в темное русло.
Этим объяснялась и жажда приключений, томившая Катю, и появление в «Дубраве» мрачной и зловещей личности – Федора-Франческо. Последний обосновался в подземелье хозяйского дома и увлек Прозорина некими сомнительными научными опытами. Что за опыты ставили мужчины в своей лаборатории, Катю не интересовало. Ее злила и оскорбляла лишь привязанность мужа к Федору, которая становилась все более двусмысленной.
Проявлением «третьего аспекта» являлся и ее флирт с новым знакомцем, Романом Лавровым.
Катя все еще любила мужа, но уже подспудно желала отомстить ему. Она созрела для новой страсти. Между нею и Лавровым пробежал необъяснимый флюид, способный воспламенить то, что стало невостребованным в браке. Некий психический ток вырвался за пределы Катиной орбиты, и его нельзя было вернуть назад, аннулировать. Так вспыхнувшая молния прочерчивает небо и вызывает грозовой ливень. Можно ли удержать его?
Этой ночью в гостиничном номере перед Катей прошла вся ее замужняя жизнь. Она убедилась, что любовь, которая казалась бесконечной, на самом деле – быстротечна. Что после самых сладких снов неизбежно наступает пробуждение. Что герой может обернуться врагом. Что самое святое и незыблемое порой рушится. И потерпевший крушение судорожно цепляется за оставшиеся обломки.
Утром Катя смутно помнила мысли, одолевающие ее в полусне. Она страдала, но страдания эти казались ей теперь, при свете солнца и блеске снега за окнами, надуманными и несерьезными.
За завтраком отец попросил ее взять с собой в «Дубраву» господина Лаврова. Тот-де интересуется книгами и наслышан о коллекции Прозорина.
– Да ради бога, – легко согласилась Катя. – Муж с удовольствием покажет ему свои сокровища.
Она восприняла это за предлог, изобретенный Лавровым для визита в поместье.
– Он не стеснит вас? – вскользь осведомился Туровский.
– У нас большой дом. Места хватит.
– Господин Лавров сможет пожить у вас пару дней?
– Хоть неделю.
Катя улыбнулась, представляя себе вытянутое лицо мужа. Вряд ли ему понравится гость. Зато ей будет весело.
– Кто он, этот Лавров? – спросила она, опустив глаза в тарелку с сырниками.
– Бизнесмен, коллекционер. Холостяк, между прочим. Вы ведь знакомы.