В этом месте чужакам и устроили засаду.
Игорь увидел крупное животное с тремя горбами и кривыми толстыми рогами, сидящего между горбами чужака, а за ним – второго, не то мертвого, не то бесчувственного, пристегнутого к заднему горбу ремнем. Впереди ехала пара дизельных тачанок, в первой маячили три силуэта, во второй два. Разъезд, или патруль, или как еще назвать эту мобильную бригаду, двигался мимо свалки, когда на него напали трое, спрятавшиеся за контейнерами.
Их выстрелы повредили колесо передней машины. На глазах Игоря тачанка свернула – и въехала прямиком в стоящий дальше других контейнер, тот самый, без бортика.
Со своей позиции он мог наблюдать и за чужаками, и за теми, кто атаковал их. У двоих в форме полицейского патруля были пистолеты, молодой здоровяк в камуфляжных штанах и черной майке держал кусок ржавой трубы. Один патрульный стрелял молча, другой хрипло вопил, раз за разом посылая пули в бок рогатого животного, которое вроде бы и не замечало этого.
Когда тачанка въехала в дальний контейнер, тот дрогнул, и стена мусора обрушилась – прямо на великана с трубой. В этой тачанке были трое чужаков (Игорь понял вдруг – теперь они без противогазов!), и водитель с ходу прыгнул на контейнер, откуда нырнул в засыпавший здоровяка мусор. Остальные, соскочив на землю, тоже бросились в бой. Грохнул выстрел, блеснуло пламя.
Прятавшийся ближе к роще полицейский, выскочив из-за укрытия, выпустил последнюю пулю в лицо чужака, который сидел на передке второй тачанки. Двигался патрульный как-то не очень ловко, спотыкался и пошатывался… Да он пьяный, сообразил Сотник.
Водитель тачанки откинулся, затем повалился вперед, сдвинув телом рычаг и на что-то нажав. Машина резко увеличила скорость, сворачивая к каналу по крутой дуге, и чужак позади убитого водителя полез через него, чтобы добраться до управления. Патрульный с криком отпрянул, ноги заплелись, он упал. Тачанка переехала его и пронеслась между контейнерами, разбрасывая колесами мусор.
Когда она мчалась мимо, второй патрульный, пригнувшийся за тем контейнером, что находился ближе к каналу, выстрелил и попал в бок чужака, пытавшегося остановить машину. Взметнув фонтан воды, она въехала в канал. Задымилась, потом вода накрыла ее, и тачанка встала. Над поверхностью торчал лишь рулевой рычаг да край заднего бортика, в грязной мути расплывалось пятно крови.
Патрульный рванулся к рогатому животному.
У того чужака, что был пристегнут к заднему горбу, голова свесилась на грудь, а руки безвольно покачивались – судя по всему, он был мертв, и в седле его удерживали лишь ремни крест-накрест. Животное остановилось; сидящий впереди нагнулся вбок, вцепился патрульному в плечо и занес нож с извилистым лезвием. Полицейский схватил его за кисть, молотя стволом пистолета по ребрам, стараясь отвести руку противника в сторону, а тот, нависая сверху, пытался сломить сопротивление. Дальше, возле контейнера без одного бортика, происходило что-то непонятное, там клочьями взлетал мусор, там громогласно матерились, рычали и орали…
Патрульный закряхтел, рука с ножом медленно пошла вниз. Вскочив, Сотник бросился к ним. На ходу нагнувшись, выхватил из мусора остатки настольной лампы: тяжелую железную подставку с изогнутым штырем, на конце которого болтался «патрон». Перехватив лампу за штырь, Игорь занес ее над головой.
Когда он подскочил ближе, нож впился в грудь полицейского. Чужак повернул голову, и Сотник что было сил врезал подставкой по узкому серому лицу.
Штырь сломался. Чужак отпрянул, оставив нож в груди упавшего на спину патрульного, и, чтобы не свалиться, схватился за горб животного, которое замычало и медленно зашагало прочь. Удар рассек лоб прямо над бровью, густая темная кровь залила глаз, скулу.
Только сейчас Игорь разглядел кожаный колпак, надетый на передний горб. На колпаке был патронташ, какие-то инструменты, лопатка, фляга, ножны и чехол, в котором находилось большое, с длинным стволом электроружье. Все это крепилось сложной системой ремней – и, кажется, в неподходящий момент пара их перепуталась, из-за чего всадник, не сумев быстро достать оружие, был вынужден действовать ножом.
Высвободив ногу из стремени, чужак соскочил на землю. Нагнулся, протягивая руку к груди патрульного, но Сотник не позволил схватиться за нож – сдавил широкими ладонями голову противника и рванул.
Чужак зашипел, нагнул голову к плечу и вырвался из хватки. Это было невероятно, немыслимо – такая змеиная гибкость, шейные позвонки должны были превратиться в кашу, но они выдержали. Присев у ног Игоря, боком к нему и спиной к животному, противник схватился за нож.
У дальнего контейнера что-то выкрикнули на незнакомом языке, раздались выстрелы.
Сотник с громким выдохом опустил кулак и, словно молотом по наковальне, врезал чужаку по темени. Тот гортанно выругался, то есть прокричал нечто вроде: «Бака кров!», выдернул из тела патрульного нож и не глядя полоснул им. Извилистое лезвие вспороло штанину. Игорь схватился за электроружье, провернул его вместе с чехлом, скрипнув ремнями, нащупал под мягкой кожей спусковой крючок и вдавил.
В первую секунду ничего не произошло. Чужак начал выпрямляться, занося нож для второго удара, и тут ружье выстрелило. Ствол торчал из отверстия на конце чехла – оттуда ударила прямой тонкая молния, пробила тело чужака. Пыхнуло жаром. Через мокрые туфли Игоря ударило током – дерануло так, что он с криком подскочил. Молния погасла, чужак повалился лицом вперед.
Рогатое животное шло прочь, скорбно мыча. Игорь шагнул за ним, попытался выдрать оружие из чехла, но ничего не вышло – мешали перепутавшиеся ремешки. Прыгнув назад, он подхватил извилистый нож и бросился к третьему контейнеру.
Впрочем, там его помощь уже не была нужна. Когда Сотник подбежал, молодой здоровяк в пятнистых брюках и порванной черной майке стоял над двумя неподвижными телами, сжимая кусок железной трубы. Третий чужак лежал ничком, раскинув руки, в паре метров от контейнера, и сзади к нему, подняв ПМ, мелкими шажками приближался Хорек. Он был еще грязнее, чем раньше, к щеке прилипла луковая шелуха, штаны мокрые – наверное, добежав до свалки и увидев, что происходит, мальчишка упал и пополз вдоль ее края, по самому берегу канала. Глаза Хорька были дикими, бисеринки пота блестели на лбу, палец раз за разом вдавливал спуск, но разряженный пистолет лишь тихо клацал.
Великан дернулся, завидев Игоря, присел и выхватил из руки мертвеца пистолет необычной формы.
– Не стрелять! – гаркнул Сотник, подбегая.
До парня доходило туго – он прицелился, но тут подскочивший сбоку Хорек, бросив ПМ, вцепился в толстую как бревно волосатую ручищу своими острыми зубами и чуть ли не повис на ней. Здоровяк взвыл. Сотник ударил его по руке, выбив пистолет, крикнул:
– Отставить! Я свой!
– Да отцепись ты! – заорал парень и тряхнул рукой.
Взвизгнув, будто волчонок, из пасти которого вырвали кусок мяса, Хорек отлетел и покатился по мусору. Вскочил. Пригибаясь, вытянув перед собой руки со скрюченными пальцами и скаля зубы, он с тихим сопением пошел на парня. Глаза Хорька сверкали злобным огнем. Кажется, его совершенно не волновало, что противник может одним щелбаном снести ему голову с плеч.
– Во! – тот покрутил пальцем у виска. – Совсем псих малой!
– Хорек… Хорь, отставить! – приказал Сотник. – Всем успокоиться! Ну!
За контейнером рокотала двигателем остановившаяся тачанка. Мальчишка, сделав еще пару шагов, опустил руки.
– Ты чего на меня бросился? – спросил у Хорька здоровяк, и Сотник ощутил идущий от него перегар.
– А чего ты в Сотника стреляешь?
– В кого? Какого еще…
– В дядьку этого!
– Так, они все мертвы? – Игорь наклонился над лежащим ближе «серым». У того была разбита грудь и голова – явно не обошлось без трубы в руках здоровяка.
– Да че там – сдохли! – Великан вонзил трубу в мусор и принялся чесать лоб. – Двоих я отоварил, в третьего этот шкет из пистолета…
– Я Хорек! – перебил мальчишка, подходя к ним.
И вдруг ударил ногой по голове мертвого чужака. Перепрыгнул через него, развернулся – и вмазал в бок другому.
– Говорю ж – псих! – утвердился в своем мнении здоровяк. Он поднял выбитый Игорем пистолет, оглядел и принялся стволом счищать прилипший к груди мусор. – Хорек, ёксель-моксель! Ну и кликуха! А по-нормальному тебя как звать, шкет?
Поскольку тот не ответил, парень переключился на Сотника, который отодвинул мальчишку от мертвецов – смотреть на ребенка, самозабвенно пинающего трупы, было, мягко говоря, неприятно, – и присел над одним, чтобы разглядеть получше.
– А ты? Сотник – это фамилия такая?
– Игорь Сотник. – Подняв голову, Игорь окинул быстрым взглядом крепкую фигуру, камуфляжные штаны, ежик темных волос. – Капитан запаса, разведрота сухопутных войск.
Здоровяк выпятил челюсть, встав по стойке смирно, бросил руку к виску и отрапортовал:
– Павел Багрянов, курсант четвертого курса академии МЧС…
– Спортсмен? – уточнил Сотник, выпрямляясь с электроружьем в руках, которое он взял у мертвеца. – Клешню-то опусти, мы ж не в форме.
– Так точно! Победитель соревнований…
– Всё понял, победитель. Хорек, дай сюда ПМ. Где он?
– Да вот… – мальчишка подобрал с земли пистолет. – Только в нем патронов теперь нема.
– Там же семь штук было. Конвойный тогда один раз выстрелил, а я так и не перезарядил, запасной магазин потерял… – он запнулся, решив, что новым приятелям незачем знать, что с ним было недавно.
– Ну – семь, и что? – пробурчал мальчишка. – Этот, с рожей серой, он же… Я в него все выстрелил, пока он упал! Они бессмертные!
– Был бы бессмертный – не упал бы, – заметил Павел Багрянов, курсант четвертого курса и победитель соревнований.
Потом он вдруг хлопнул себя по лбу, пробормотал: «Генка! Жорик!» – и бросился через свалку.
– Те двое мертвы! – крикнул Сотник вслед. Он забрал у Хорька ПМ и пояснил мальчику: – У людей этих какая-то броня, кажется, под одеждой, кожаная, поэтому много стрелять пришлось. Давай проверим.
Они проверили – у одного, в которого палил Хорек, под курткой оказалось нечто вроде твердой кожаной кирасы, у другого были кожаные подштанники. Третий – его, судя по налившимся синевой шее и лицу, Павел Багрянов попросту задушил – обходился без брони.
Стягивая с мертвеца кирасу, Игорь подумал, что убийство серого прошло для него как-то очень легко. На войне всякий раз, отправив на тот свет вражеского бойца, он не мог отделаться от мысли – как того звали? Сколько ему было лет, что он делал раньше? Есть ли у него близкие, есть ли мать, жена или невеста, которые заплачут, узнав о том, что сына, мужа или жениха больше нет… и что бы они сказали Игорю, если бы встретили его, и как бы он оправдался перед ними, сказал бы: если не я его, то он бы меня убил? Но эти серые… А ведь он лишил жизни уже двоих – но если тогда, на перекрестке, все завертелось слишком быстро, Игорь просто не успел толком что-то подумать или ощутить, то сейчас время осмыслить ситуацию было… и он понял, что не испытывает ничего, кроме тихой мстительной радости.
Счет открыт, подумал он. Вас уже двое – и я сделаю все, чтобы эта цифра стала больше. Как можно больше.
Павел вернулся, качая головой, присел на корточки и уставился перед собой.
– Мертвы они. – В голосе курсанта было скорее недоумение, чем скорбь. – Слышьте, а? Обоих завалили!
– А животное где? – спросил Игорь.
– Какое еще… а, корова та…
– Какая ж корова? – зло перебил Хорек. Он все еще относился к здоровяку настороженно. – У бабки в деревне корова – так то корова! У ей вымя! А это не корова, это, может…
– Кто? – спросил курсант.
Хорек замолчал, шевеля губами, и сказал уже с меньшим напором:
– Ну, может, бык.
– Какой же бык? Ноги, не видел, какие? А горбы?
– Ну так и не корова тоже! Где ты у коровы горбы видел?
– Значит – верблюд, – заключил курсант и скривился, ожесточенно расчесывая прыщавый лоб. – Бык-мутант, ёксель-моксель. Замучила эта чесотка. Всегда летом начинается, нет бы – весной, а то летом почему-то.
– Прыщавый! – осклабился мальчишка. – Прыщ!
Багрянов на это не обиделся.
– Да уж, – сказал он. – За то меня в училище Багрянцем прозвали. За лобешник да за фамилию… А ты – зубастый!
– Хорек я!
Пока они пререкались, Сотник снял свою рубаху и стал облачаться в кожаную броню. Состояла та из двух половин, соединенных тонкими ремешками, по пять с обоих боков.
– Помоги, – попросил он Хорька. – Застегни здесь, под мышкой… И здесь. А ты, как тебя… боксер – приведи сюда эту корову. У нее к рогам вожжи примотаны, за них притащи.
– Да она ушла уже, – ответил великан.
– Так догони.
– Да зачем тебе та скотина…
– Боксер! – повысил голос Игорь. – У скотины на горбу оружие! Выполнять!
Он уже понял, что хотя на них двоих нет формы, командирский тон и отданные решительным голосом приказы вызывают у Багрянца нужную реакцию – курсант тут же задеревенел лицом, козырнул и поспешил через свалку.
Хорек помог Игорю затянуть ремни кирасы.
– Не видел раньше таких шкур, – пробормотал он, трогая ремень. – Таких… в конопушках.
Застегивая рубашку, Сотник ощупал броню. Кожа была грубая, твердая, в крупных пупырышках, и он подумал, что это может быть шкура той самой рогатой скотины, то есть животного из их породы. Ведь стрелял же в зверя патрульный, и с такого расстояния да по такой крупной цели вряд ли он промахнулся, – а твари хоть бы хны, шла себе дальше. Наверное, шкура у нее повышенной твердости…
Осмотр тел ничего особого не дал. Строение у чужаков было такое же, как у людей, отличия имелись, но не принципиальные, а скорее такие… Ну словно между домашней собакой и волком. Все трое – очень худые, поджарые и жилистые, с тонкими костями, впалыми щеками и глубокими глазницами. Лица у них и правда были какие-то волчьи, хищные. У одного борода, двое просто небриты. Кожа серая и нездоровая с виду, шершавая и будто крупнозернистая. Темные узкие глаза. Черные волосы с легким металлическим отливом; двое стрижены почти наголо, у третьего, который с бородой (он вообще казался намного старше спутников), короткая косичка, перевязанная черным шнурком. Одеты примерно одинаково: во все кожаное, но материал отличался от того, из которого состояла кираса. Мягкий, шелковистый на ощупь, прошит толстыми серыми и черными нитями. Свободные штаны, рубахи и куртки. Это на тех, что помоложе, а у бородатого плащ с красной полоской на каждом рукаве, и еще – пояс, где висел круглый кисет с какой-то травой вроде табака, но непривычно пахнущей, и широкие ножны, а в них нож с волнистым лезвием. В карманах курток и плаща ничего интересного, кроме нескольких мятых гильз без маркировки производителя да сухих стебельков травы. Левое запястье каждого чужака украшал железный браслет, на котором болтался медальон с изображением: глаз, вместо зрачка овальная спираль. На правых запястьях с тыльной стороны была зеленая татуировка – такой же глаз со спиралью.
Игорь снял медальон с руки бородатого и продолжил осмотр. Больше всего его удивила рубашка одного из молодых. Не кожа, похоже на шелк, но непривычной фактуры – блестящая тонкая ткань, искристая и какая-то склизкая на ощупь. Подол рубашки был нежно-розовым, чем выше, тем цвет становился насыщеннее, темнее, и в конце концов, миновав алый и густо-вишневый, переходил на воротнике в черный. По рубашке шли геометрические узоры – строгие квадраты, ромбы, призмы и круги. Игорь даже поморщился, так четкость этих узоров не соответствовала мягким переливам оттенков, очень плавно перетекающим один в другой, и так вся рубашка не сочеталась с остальной одеждой, простой и очень практичной. Будто они в разных местах сделаны или, может, в разные времена…