Так он странствовал и жил подаянием, стремясь уничтожить свое эго. Однажды он забрел в страну, царь которой недавно скончался, не оставив наследника. По традиции этой страны в таких случаях наряжают слона, дают ему гирлянду цветов и отпускают на волю. Тот, кому слон наденет на шею гирлянду, становится новым царем. В тот раз слон избрал короля-нищего. Царь не хотел принимать на себя обязанности правителя в этом новом царстве, но жители страны вынудили его, и он вступил на трон.
Тем временем царь, которому он отдал свое царство, тоже умер, не оставив наследника. К нашему царю явилась делегация и стала упрашивать стать и их царем. Он согласился и стал править двумя царствами. Но теперь он был другим. Раньше, правя царством, он считал себя великим человеком и великим правителем. Тогда его эго было огромным. Теперь же, вернувшись после совершения тапаса, он уже знал, что он – ничто, что царством правит сам Бог и что он, царь, – всего лишь инструмент в Его руках. Благодаря этой перемене оба царства стали еще более процветающими, чем раньше».
Так как я и мои братья получили так много от общения с Бхагаваном, мы стали призывать и других ехать в Тируваннамалай и получать даршан Бхагавана. Не всегда, однако, нам сопутствовал успех. Однажды мы убедили одного нашего приятеля поехать на даршан к Бхагавану. Вернувшись, он сказал нам: «К какому негодному свами вы меня отправили! Я думал, он почитает божеств, а он в день Экадаши резал лук[12]!»
Мы пытались объяснить ему, что не должны мерить величие джняни (познавших) своими мерками, и указывали на то, что для джняни нет Бога, которого ему необходимо было бы почитать. Но приятель так и не согласился с тем, что мы пытались ему донести. Он ожидал, что человек из семьи брахманов будет демонстрировать свою святость по меньшей мере следованием устоявшимся традициям своей касты. Ну что тут можно сказать? Бхагаван и сам не стремился к тому, чтобы его понимали люди, которые того не заслуживают.
Бхагаван однажды заставил меня покончить с одной привычкой, связанной с традициями. В тот вторник было полнолуние, и все жители Скандашрама совершали ежемесячную процедуру обривания[13]. Бхагаван сказал, что я тоже должен обрить голову. Это противоречило писаниям – семьянин не должен обривать голову в такой день – и я заявил об этом Бхагавану. Он проигнорировал мои слова и все-таки заставил меня обрить голову.
Будучи убежденным, что даршан Бхагавана пойдет на пользу всем и каждому, я посылал к нему многих людей, но Бхагаван не одобрял мою миссионерскую деятельность.
Во время одного из моих посещений Бхагаван сказал мне: «Ты и твой брат разнесли весть о том, что здесь есть Махариши. Люди верят вам до того момента, пока не приходят сюда и не видят меня, сидящего здесь в углу. Они думают: „Неужели это он и есть?“, разочаровываются и уходят, понося вас».
Я согласился с Бхагаваном, что многие люди не в состоянии распознать его величие. «Этих людей, словно туман, окутывает эго, – сказал я, – они находятся в таком плачевном состоянии, что даже встретив Бхагавана, не могут распознать его».
Затем я попытался оправдаться: «Найдя столь великого джняни, разве можем мы молчать? Мы чувствуем, что просто обязаны поделиться с другими этой радостью». И чтобы подчеркнуть сказанное, я спел строфу Таюманавара на тамильском языке, в котором выражалась та же идея:
Даже вороны не могут молчать, когда найдут пищу.
Они зовут других птиц, чтобы разделить с ними
трапезу.
А мы нашли безграничную радость, она просто
переполняет нас.
Идите сюда, люди! Придите и разделите ее с нами!
И все же Бхагаван, казалось, был немало расстроен моим миссионерством, потому как ответил: «Сейчас даже вороны перестали звать других птиц».
Однажды брат моей жены, который тоже был ярым последователем Бхагавана, привез в Тируваннамалай одного своего друга. Он рассказал ему о величии Бхагавана и убедил поехать к нему.
Во время беседы с этим человеком Бхагаван превозносил достоинства Аруначалы. Он сказал: «Важно то, что здесь Ишвара явился в человеческой форме[14]». Человек спросил очень нетерпеливо: «Где, где он?»
Бхагаван ответил: «На этой горе растет огромное дерево с очень большими листьями. Ишвара сидит под ним».
Мой шурин принялся отчитывать своего друга: «Ты полный идиот, невежество затмило твое зрение». Указывая на Бхагавана, он продолжал: «Ты не можешь увидеть Ишвару, даже когда Он сидит прямо перед тобой!» Бхагаван, не одобряя вмешательства моего шурина, повернулся к нему и сердито сказал: «Довольно! Довольно!» Бхагавану нравилось, когда с ним обращаются как с обычным человеком, а не как с Господом-Богом. Он не хотел, чтобы тот факт, что он джыяыи, стал широко известен.
Несмотря на то что во взаимодействиях с внешним миром Бхагавану удавалось создавать видимость тощ что он человек обыкновенный, он видел насквозь, чего стоит в духовном плане каждый из приходящих к нему. Некоторые люди приходили жить в ашрам, потому что там была бесплатная еда. Такие устраивались поближе к кухне. Другие выпрашивали деньги у посетителей. Находились и такие, которые развлекались тем, что провоцировали ссоры и неурядицы между обитателями ашрама. Бхагаван знал обо всем этом. Он позволял каждому поступать так, как он хочет, но в то же время удерживал их всех привязанными к себе. Он внимательно следил за всеми и искал случая наставить их на верный путь.
Бхагавану нравилось делать вид, что у него нет никаких особых способностей. Однажды он рассказал мне такую историю, весьма одобряя то, о чем в ней говорится: «Был один святой, к которому приходило множество людей. Он каждый раз повторял, что не стоит к нему ходить, так как у него нет никаких особых способностей. Его ученик, видя, что учитель не любит, когда его беспокоят толпы людей, взял на себя обязанность отваживать посетителей. Он начал распространять слухи, что у этого святого нет никаких сверхьестественных способностей. Узнав это, святой обрадовался. Он считал, что его ученик, говоря всем, что учитель лишен особых способностей, тайно воздает ему хвалу. Одни жаждут денег, другие – славы. Этот святой не желал ничего».
Несмотря на то что Бхагаван предпочитал не демонстрировать свое духовное величие широкой публике, иногда все же давал нам возможность увидеть проблески его Силы и Знания. К примеру, однажды один из его преданных, сидя поблизости от Бхагавана, переписывал санскритские стихи и вдруг засомневался, не зная, что ему писать дальше. Бхагаван, хоть его и не спрашивали, подозвал этого преданного и рассеял его сомнения. Бхагаван читал нас всех, как открытые книги, но редко демонстрировал это так явно.
Во время одного из своих визитов в Скандашрам я был свидетелем еще одного странного случая, когда Бхагаван проявил свою силу. Два человека приехали из деревни и просили Бхагавана дать им вибхути (священный пепел) своей собственной рукой. «Вот вибхути, – сказал он и указал на пепел. – Вы и сами можете его взять». Но люди упрашивали и умоляли Бхагавана дать им пепел своей рукой. Бхагаван отказался со словами: «Между моей и вашей рукой нет никакой разницы». Посетители были очень разочарованы и ушли из ашрама, не взяв вибхути.
Я пошел за ними и спросил: «Почему вы хотели, чтобы Бхагаван дал вам вибхути своей рукой? Почему вы так настаивали на этом?»
Один из них сказал: «Когда-то я болел проказой. Тогда я пришел к Бхагавану и он дал мне вибхути своей собственной рукой. Я нанес его на себя, и все признаки проказы исчезли за один день. Вот мой друг. У него тоже проказа. Поэтому я и просил Бхагавана дать ему вибхути своей собственной рукой».
Должно быть, Бхагаван знал, что он непреднамеренно исцелил прокаженного. Возможно, он отказался снова подать больному вибхути из-за того, что не хотел приобрести репутацию чудотворца.
Однажды при мне Бхагаван сделал интересное замечание о джняни и их способностях. «Джняни бывают двух видов – сиддхи и суддхи[15]. Сиддхи знают о том, что они обладают необычными способностями. Суддхи тоже обладают такими способностями, но они даже не подозревают об этом».
Я думаю, что Бхагаван отнес бы себя к категории «суддха». Через него шла Сила и проявлялась во многих странных и необъяснимых вещах, но Бхагаван никогда не осознавал, что совершает какие-то чудеса.
Часто повторяют, что только джняни может распознать других джняни. Похоже, Бхагаван был согласен с этим. Он рассказывал один случай, произошедший с ним в молодости в Тируваннамалае.
Я спросил его: «Когда вы впервые приняли пищу от шудры [человека из низшей касты]?» Он ответил, что это произошло во второй день его пребывания в Тируваннамалае. Он сразу вспомнил об еще одном случае того времени. Однажды, когда он сидел на веранде чоултри [гостиницы для паломников], пришли несколько махатм (великих душ) и положили ему в рот пищу. Бхагаван заметил, что неподалеку сидело много шудр, но он видел, что они принимали махатм за обычных аскетов. Но не всегда Бхагаван был столь неосторожен в своих признаниях, что мог легко отличить просветленного от непросветленного.
Однажды преданный спросил его: «Может ли один джняни распознать другого джняни?» Бхагаван ответил: «Что джняни может распознавать? Разве для него не всё едино?»
Затем я сам задал вопрос: «Бывают ли у джняни сны?» «Так же, как и состояние бодрствования», – ответил Бхагаван. Я настойчиво продолжал расспросы: «Какие же сны вы видите?» «Я вижу храмы, священные места омовения и тому подобное», – ответил Бхагаван.
Хотя Бхагаван никогда не хвастался тем, что сам он – реализованный человек, он иногда говорил, что джняни находится в очень возвышенном состоянии. Как-то, читая «Рибху-гиту», он взглянул вверх и сказал: «Тримурти [Брахма, Вишну и Шива как единое трехликое божество] стоит перед джняни со сложенными руками, говоря: „Я к твоим услугам“. У Тримурти есть обязанность – возвышать мир, а у джняни нет даже этой обязанности».
Однажды Бхагаван привел пример того, как боги служат джняни. Он рассказал об одной встрече на Аруначале. Он бесцельно бродил по горе без еды. Старая женщина принесла ему в горшке жидкой рисовой каши. Бхагаван, который без труда мог увидеть духовное величие в самых заурядных с виду людях, сказал нам: «Я подумал, что это, должно быть, сама Мать Парвати».
А как-то раз Бхагаван упомянул о силе джняни: «Джняни может оставить свое тело, когда захочет. Когда для джняни приходит время оставить тело, приходит бог Яма [в индуизме бог смерти] и спрашивает, оставаясь в отдалении: „Пойдешь со мной?" Если джняни отвечает: „Нет, не сейчас“, Яме приходится уходить восвояси».
Бхагаван признавал, что для обычных людей очень благоприятно находиться рядом с джняни, в его присутствии. Он дал нам это понять, когда пришел один мой родственник и задал ему множество вопросов. Его последний вопрос был таким: «Теософы говорят, что великая душа сойдет на землю, и все должны быть готовы принять его. Вам что-нибудь известно об этом?»
«Я ничего об этом не знаю, – ответил Бхагаван. – Но вот что странно: они ждут, что к ним спустится какая-то великая душа, и при этом даже не пытаются узнать хоть что-то о великих душах, которые уже здесь на земле».
Бхагаван иногда говорил, что знание своего истинного Я (что и является состоянием джняни), легко достижимо, потому что мы уже являемся истинным Я, и, следовательно, уже реализованы. Но иногда он признавал, что достичь этого состояния очень трудно. В качестве иллюстрации этой второй его позиции приведу такой пример.
Однажды к Бхагавану на даршан пришла женщина. Уходя, она спросила его: «Бхагаван, мой ум блуждает в разных направлениях. Что мне делать?»
Бхагаван посоветовал ей: «Пусть он идет только в одном направлении».
Когда она ушла, я спросил его: «Если это возможно, чего нам еще желать? Это и есть джняна, не так ли?»
«Что я мог сказать или сделать? – ответил Бхагаван. – Как только люди приходят сюда, они сразу хотят стать джняни. Они полагают, что это легко. Они не видят, насколько это трудно».
Все время, пока Бхагаван был с нами, он играл самые различные роли – иногда был ребенком, а иногда строгим отцом, иногда походил на академичного ученого, а иногда казалось, что он вообще ничего не знает. И при всем при этом он ни на секунду не забывал, кто он на самом деле.
Он говорил: «Когда мужчина играет на сцене женщину, разве он забывает хоть на миг, что он мужчина? Точно так же джняни никогда не забывает, что он – истинное Я».
Когда я бывал в Скандашраме, Бхагаван будил меня в 3 часа утра, до того, как проснутся все остальные, и брал с собой на Пандава Тиртхам. Там мы купались до рассвета. Однажды утром, когда Бхагаван пришел будить меня, он обнаружил, что Дикшитар, обычно спавший недалеко от меня, ощупью искал что-то на полу.
«Ищешь свой такли?» – спросил Бхагаван. Дикшитар поднялся и сказал с удивлением: «Только что мне приснился сон, что приближается Шравана-Пурнима, день, когда все брахманы обновляют свой священный шнур[16]. Когда вы пришли, я искал такли, чтобы сплести шнур».
Эта сцена напомнила мне о вопросе, который я задал ему днем раньше.
«Бхагаван, это правда, что джняни знают все три аспекта времени – прошлое, настоящее и будущее?» – спросил я. Бхагаван ответил: «Они знают, но это не самое главное в них. Они знают всё, что происходит в трех состояниях – во сне, наяву и в глубоком сне, и все происходящее в мире. Но какой бы мир ни явился тебе, он будет казаться настоящим, реальным. Бог дал человеку так много знаний, но скрыл от него знание будущего. Обычный человек не знает, что с ним случится через минуту».
Я уже упоминал о том, что Бхагаван мог видеть духовное величие и духовную зрелость в людях. Он также мог распознать эти качества в животных.
Однажды мать Бхагавана спросила его: «Почему эта собака все время сидит у тебя на коленях?»
Бхагаван повернулся ко мне и сказал: «Эта собака находится в состоянии непоколебимого самадхи. Великая душа пришла в форме собаки. Матушка не знает этого, она задала этот вопрос от неведения».
Выслушав это, я подумал: «Если собака может научиться входить в самадхи, для меня это должно быть не такой уж трудной задачей».
Я спросил Бхагавана: «Почему вы не научите меня нирвикальпа-самадхи?» «Какой тебе от этого прок? – ответил Бхагаван. – Ты должен быть в сахаджа-нирвикальпа-самадхи[17]. Живя в миру, должен быть непривязанным к нему. Видя всё, ты должен быть в состоянии не-видящего».
Несколько лет спустя Бхагаван рассказал немного об этой собаке: «Здесь жила собака. Она всегда спала передо мной. Даже во время бодрствования она была погружена в нирвикальпа-самадхи. Когда она забеременела, администрация ашрама прогнала ее, опасаясь, что она родит в ашраме щенков. Собака ушла недалеко наверх по склону и родила щенков там. Покормив их на склоне, она возвращалась и ложилась передо мной».
Примерно в то время к Бхагавану из Мадурая приехал один мой приятель, весьма ортодоксальный. Когда он садился, чтобы принять пищу, один из щенков этой собаки подошел и понюхал его тарелку. Мой приятель отказался есть эту пищу, потому что ему казалось, что щенок осквернил ее. На это Бхагаван улыбнулся и начал рассказывать ему историю из жизни Даттатреи, прославленного Гуру древности.
«Однажды Даттатрея и один из его учеников шли к Гуру Даттатреи. По дороге Даттатрея предупредил ученика, что его Гуру может явиться в любой форме. Гуру явился как факир-мусульманин. Совершив простирание, Даттатрея и его ученик сели, чтобы принять пищу. Гуру достал из своей сумки кусок хлеба, обмакнул в свежее собачье молоко и подал Даттатрее. Даттатрея разломил хлеб на две части, одну оставил себе, а другую отдал ученику. Ученик, оказавшись не в состоянии преодолеть отвращение к собачьему молоку, не стал есть свой кусок. Он спрятал его, а затем выкинул. Немного спустя Даттатрея спросил ученика: „Ты съел свой хлеб?" Ученик сказал правду. Тогда Даттатрея взял кусок хлеба, который ел его Гуру, и дал съесть ученику».