Звёздный Суперразрушитель – корабль, в общем-то, не для битв. Для террора. Сам факт прихода такого монстра в систему для почти любого планетарного правительства означал бы только одно: Империя зла, лучше пригнуть голову и соглашаться на все её «пожелания». Не согласишься – что ж… «Палач» без особого напряжения вскипятит твою планетку: хочешь – океаны, хочешь – вовсе литосферу. Соглашайся, дурачок.
Как можно не гордиться таким кораблём, даже если он только-только готовится покинуть верфь и выйти в первый проверочный переход?.. Двуул гордился, гордился тихо, почти нежно. Он выполнял обязанности оружейного техника честно и от души, уделяя особое внимание своим любимцам – тяжёлым турболазерам. И пускай эти грозные орудия почти совсем не годятся для борьбы с вёрткими истребителями повстанцев – зато для работы по наземным целям равных им, в общем-то, нет.
Конечно, к моменту отхода стапелей большая часть артиллерийских систем даже не была смонтирована – Империя слишком торопилась. И даже из введённых в строй многие были утрачены в той глупой катастрофе… И замену им взять негде – все на корабле уже знали, что «Палач» потерялся. Нави-дроиды пытались восстановить лоции, вычислить точку выхода с опорой на ближайшие звёзды, но пока…
Маленького родианца всё это волновало довольно слабо. Подумаешь – потерялись сами, подумаешь – потеряли… сколько же процентов артиллерийских систем они потеряли? Где-то здесь был отчёт, который они составляли вместе с новым капитаном…
Друул пошарил по верстаку, чуть не смахнув какие-то мелкие детали. Подхватил присосками полосу синтишёлка, смял ткань, обернул ладонь… пупырышки ощутили знакомое шершавое прикосновение.
«Надо бы ещё раз пройтись по энергомуфте восемнадцатого агрегата», – подумал родианец.
Он ведь, в общем-то, не пишет дотошную историческую книжку из жизни великого Навика Красного, правда? А простому механику без надобности сложные числа – Двуул просто делает своё дело. И точно знает, что даже избитый «Палач» всё равно остаётся самым большим, красивым и мощным звёздным линкором Галактики.
И его заботливо отполированные турболазеры всегда готовы нанести смертоносный удар туда, куда укажет Лорд Вейдер.
– Товарищ Половинкин, – сказал Иосиф Виссарионович, указывая трубкой в противоположный угол комнаты, – вы уже, кажется, знакомы.
Коля, сохраняя стойку «смирно», всем корпусом повернулся вправо и увидел вчерашнего «диверсанта». Юноша, на этот раз в сером плаще с кровавым подбоем, стоял довольно напряжённо и глядел Коле в область переносицы.
– Это товарищ Старкиллер, – сказал Сталин, – поздоровайтесь, вам предстоит работать вместе.
Коля уставным шагом приблизился к «диверсанту». Никакой агрессии от того сегодня не чувствовалось, парень как парень, только руки в ожогах.
Половинкин по-уставному чётко отдал честь, представился и, сочтя красивый плащ всё-таки не военной формой, протянул ладонь. Старкиллер не шелохнулся, продолжая смотреть сквозь Колю.
– У них не принято, – сказал Сталин, улыбаясь в усы, – но ничего, подружитесь. Вы назначаетесь представителем советского командования в Особой группе обеспечения государственных орбитально-планетарных сношений.
– Служу трудовому народу! – автоматически ответил Коля. – Почему я?
– По настоятельной личной просьбе товарища Старкиллера, между прочим, – заметил Судоплатов.
– Товарищ Председатель Совета Народных Комиссаров СССР товарищ Сталин! – громко сказал Половинкин, вытягиваясь ещё смирнее. – Разрешите вступить в ряды действующей армии на борьбу с фашистами!
Иосиф Виссарионович с видом выигравшего спор человека посмотрел на Судоплатова. Тот довольно осклабился, и Коля понял, что с этой стороны помощи ждать не приходится.
– Отпустите на фронт, товарищ Сталин, – сказал он, – я вот и рапорт написал…
Сталин чуть наклонил голову.
– Возможно, товарищ Половинкин полагает, что мы направляем его не на фронт? Возможно, товарищ Половинкин надеется, что мы позволим ему отсидеться в безопасности там, в безвоздушном пространстве? – он ткнул трубкой вверх.
Коля весь вспыхнул, но Сталин не позволил и слова вставить.
– Нет, товарищ Половинкин. Мы вас направляем именно на фронт, и фронт этот, может быть, важнее Западного сейчас.
– Товарищ Сталин, я ведь не учёный, ну как я с марсианами? Я не готовился… – пробормотал Коля, проклиная своих «марсиан».
– Это сейчас не главное. Осмотритесь, наладите контакты. Тем более что определённый авторитет вы у товарищей из космоса уже заработали, – мягко улыбнулся Иосиф Виссарионович.
Коля покосился на Старкиллера, но тот по-прежнему смотрел сквозь. Модный серый плащ даже не шелохнулся.
– А группа учёных и прочих специалистов сейчас формируется, – сказал Сталин. – Ступайте, товарищ Половинкин. Товарищ Судоплатов проинструктирует.
Пётр Сергеевич Жданов чуть помялся, посмотрел на Берию. Выглядел Лаврентий Палыч скверно: сказывалось напряжение первых дней войны.
Жданов почувствовал себя неловко. Умом он понимал, что его место здесь, его работа, в сущности, более важна и нужна теперь. Так уж случилось, что именно он отвечал за функционирование бесперебойных сношений с инопланетными пришельцами, а эти сношения, знаете ли, вполне могут определить всё лицо будущего мира. И всё же сердце чуть ныло: профессор чувствовал себя обязанным попроситься на фронт.
– На фронт проситься пришли? – сказал Берия, на миг отрываясь от бумаг. – Не пущу. Работайте по теме «Проша». Всего доброго.
Жданов опомнился, засуетился.
– Да я, Лаврентий Павлович, знаете ли, как раз по этой теме к вам.
Берия положил свой документ под непрозрачный лист стекла, снял пенсне, ладонями помассировал брови.
– Что на этот раз? – чуть раздражённо спросил он. Акцент стал заметнее, как всегда в моменты волнения или усталости.
Жданов вынул из принесённой папки несколько чертежей и страницу с формулами.
– Вот, – сказал он, как будто это всё объясняло, – нерасчётный режим.
Берия быстро просмотрел бумаги. Природные способности и крепкое техническое образование позволяли ему неплохо разбираться во многих курируемых проектах, но электротехником он всё-таки не был и снова испытал лёгкий прилив раздражёния.
– Я вижу, теперь у вас уже третье правило Кирхгофа не сходится? – саркастически спросил нарком.
– Э… – сказал профессор, – но ведь никакого третьего правила, знаете ли, не существует, их всего два. «Сумма токов в узле равна нулю» и «сумма падений напряжений по контуру равна нулю» тоже. Вы, Лаврентий Павлович, вероятно, путаете с законом Кирхгофа, но он совсем про другое, он про то, что при прочих равных у всех тел излучательная способность…
Он сам понял, что забалтывается. Замолчал, поправил очки. Берия молчал.
– Режим питания Проши… извините, устройство не соответствует заявленному, – твёрдо сказал Жданов. – Он, во-первых, потребляет несколько больше, чем должен, согласно вот этой диаграмме… да, вот эта страница. Во-вторых, характер потребления, знаете ли, импульсный.
Берия заинтересованно поднял бровь. Он почувствовал.
– Что значит «импульсный»?
– В сущности, устройство через равные промежутки времени как бы пиково увеличивает свою потребность в электроэнергии.
– Подключается какой-то внутренний агрегат, – уверенно сказал Берия.
– Точно так, ни малейшего сомнения, – подтвердил профессор. – Я попытался наблюдать по косвенным признакам, но перепаять схему прямо сейчас, на виду у самого Проши, знаете ли…
– Радио, – сказал Берия тем же уверенным и даже в чём-то довольным тоном, будто подтвердились его лучшие подозрения, – он ведёт скрытную радийную передачу.
– Охотно допускаю, Лаврентий Павлович, охотнейше. Но я в радио, в сущности, не специалист…
Берия откинулся в кресле.
– Мы сейчас формируем рабочую группу по проблеме. Привлечём Котельникова, Лебедева… да, вы же в одном институте работаете… Ещё кое-кого.
– Хорошо бы Сифорова, Владимира Иваныча, – сказал Жданов, – по радио теперь, пожалуй, самый серьёзный. Но он ленинградский, знаете ли, мы с ним на симпозиуме в Гатчине…
– В Красногвардейске, – строго поправил нарком, – привлечём и его.
Берия прекрасно знал Сифорова: читал – по верхам, конечно, – изданный в 1939 году учебник «Радиоприёмные устройства». Учебник у Владимира Иваныча вышел действительно замечательный.
– Идите, – сказал Лаврентий Палыч, – работайте. Разберёмся мы с этими внеземными акробатами. Готовятся люди.
За два с половиной часа Колю Половинкина дополнительно побрили, разрешили написать письмо деду, сунули в руки чахлый вещмешок и подвезли к особо секретному государственному космодрому. Новую, всю такую из себя лейтенантскую форму выправить не успели, и по этому поводу Коля сильно огорчался.
– Не журысь, – сказал ему Павел Анатольевич, хитро сдвигая брови, – нехай знають, шо наш сержант – покруче ихних капитанов будет! А вот, кстати, и приехали.
Космодром оказался бывшим стадионом «Динамо». Коля подумал, что жаль, но ведь теперь не до футбола. Он шёл под трибунами и предвкушал, как первый раз в жизни увидит настоящую ракету. Или яйцевидный межпланетный аппарат. Но на траве стадиона было пусто, и товарищ Судоплатов объяснил, что аппарат секретный, скрыт невидимым прибором и фигуры не имеет.
Конечно, Павел Анатолич был генерал-лейтенантом, но Коля всё-таки заподозрил какой-то розыгрыш. Поэтому даже удивился, когда по мере приближения к центру стадиона перед ним из воздуха начали проявляться неясные контуры довольно кургузого самолёта, а потом в этом размытом мареве проступил провал трапа, с которого спустилась высокая, симпатичная, хотя и бледноватая девушка в тёмно-синей форме. Бортпроводница, решил Коля, красивее Зинаиды. Он снова пожалел, что не успел примерить новую форму.
– Давай, сынок, – сказал ему тридцатичетырёхлетний Судоплатов, пожимая руку и обнимая. Бортпроводница смотрела на них с приятной улыбкой. – Не посрами.
– Есть не посрамить, – серьёзно ответил Половинкин, – передайте там…
Но Судоплатов лишь подтолкнул его в грудь кулаком. Девушка кивнула, повернулась и скрылась в темноту. Коля пошёл за ней по трапу.
Через пару шагов вокруг вдруг сделалось светло. Половинкин обернулся, но трап уже закрывался, и лейтенант успел заметить только вскинутую в прощальном жесте ладонь Судоплатова.
«Земля, прощай!» – подумал Коля.
Бортпроводница за локоть провела его в небольшую кабину и усадила в кресло, а сама таким привычным движением плюхнулась в соседнее, что Половинкин понял – девушка пилот. Ему стало немного стыдно, он даже слегка покраснел, и тут девушка хлопнула изящной ладошкой по пульту, взялась за штурвал, и пол самолёта вздрогнул.
Коля, разумеется, не боялся высоты, не раз летал на У-2 и даже прыгал с парашютом, но инопланетный самолёт слишком уж легко и быстро оторвался от земли. Половинкин поискал пристяжной ремень, но ремня не было, зато оказалось, что слева сбоку стоит мрачный товарищ Старкиллер. Лейтенант подумал, что посрамить никак нельзя, принял бывалый вид, откинулся в кресле и небрежным жестом бросил в угол вещмешок, который, оказывается, всё это время держал в руках. Из угла раздался негромкий металлический звон и энергичное пиликанье на каком-то неизвестном инопланетном языке.
Коля посмотрел в широкий иллюминатор. самолёт взлетал почти вертикально и поднялся уже довольно высоко, наконец лихо развернулся – девушка довольно цокнула языком – и, быстро набирая скорость, полого пошёл на запад. Невидимая, но явственно ощутимая мощь аппарата поражала.
«Вдарим, – думал лейтенант, – вот уж теперь-то, с такой техникой – вдарим!»
Прошлая незатейливая жизнь улетала из-под ног, как вытоптанная динамовцами трава. Коля пьянел от скорости, с которой проносилась внизу родная земля, от предчувствия космоса, от предвкушения невообразимо интересных чудес. Хотелось петь, хотелось кричать. Он повернулся к девушке-пилоту и начал говорить с ней, говорить просто так, не задумываясь о словах, ведь всё равно забавный переводчик Проша остался внизу:
– Возьмём, к примеру, опята. Они растут на пнях. Если придешь в лес…
Девушка рассеянно улыбалась, но явно не слушала, небрежно двигая штурвал. На пульте мигали лампочки. Шли над лесным массивом.
Наконец Старкиллер, всё это время так и простоявший в кабине, чуть наклонился и что-то коротко сказал пилоту. Девушка вроде бы попыталась возразить, но Старкиллер бросил ещё одну короткую фразу, и самолёт быстро пошёл вниз.
В животе у Коли ёкнуло.
Старкиллер что-то отрывисто бросил и не оборачиваясь пошёл к выходу. Девушка-пилот встала следом, словами и жестом позвала Колю. Тот поднялся, зачем-то подхватил свой мешок. Из-под мешка выпорскнула небольшая металлическая коробочка и умчалась по коридору.
Сойдя по трапу, Коля огляделся. Это явно был ещё не космос.
Машина стояла на небольшой полянке среди деревьев. В нескольких шагах впереди стоял в своём торжественном плаще мрачный товарищ Старкиллер и смотрел на Колю, на этот раз прямо в глаза. Коля шагнул вперёд и остановился.
Старкиллер произнёс несколько слов на своём инопланетном языке. Раздался писк, уже знакомая коробочка приподнялась на тонких стержнях-ножках из травы и ясным русским голосом сказала:
– Поединок будет здесь.
Часть III
Второй фронт
Глава 7
Супостат
– Фюрер, фюрер, фюрер, фюрер! Что бы вы делали без своего дорогого фюрера? Ничего! Ничего! Вы ни черта не можете без своего дорогого фюрера, – бормотал дорогой фюрер, ползая по карте с остро отточенным карандашом в руке. К сорок первому году зрение у Гитлера уже заметно ухудшилось, и аккуратные стрелочки на карте приходилось рассматривать почти в упор. Кроме того, рассматривать стрелочки было очень приятно – наступление на Востоке развивалось крайне успешно.
Кроме войск НКВД, оказавших организованное, ожесточённое, но, к счастью, совершенно недостаточное сопротивление, в ключевой сухопутной фазе войны Вермахту не мог противостоять никто. Азиатские большевистские орды бежали от доблестных германских воинов, поджав хвост, бросая оружие и припасы, возвращаясь в свои бесконечные голодные степи. Редкие отчаянные контрудары красных с лёгкостью парировались, коммуникации рассекались, танковые клинья вышибали русских из их полуготовых укреплений, пехотные дивизии занимали жалкие серые городки. Очагов сопротивления на направлениях главных ударов практически не осталось.
Гитлер резким недовольным движением откинул со лба чёлку, постучал тыльным торцом карандаша по карте в районе Бреста. Адъютанты переглянулись, фон Белов расправил узкие плечи.
Прусский аристократ, потомственный вояка, майор авиации Николаус фон Белов не был восторженным юнцом из гитлерюгенд. В своё время ему довелось проходить стажировку в России, в лётной школе под Липецком, и бескрайняя восточная страна совсем не показалась ему колоссом на глиняных ногах. В отличие от многих сослуживцев ему не нравились настроения в духе – как это говорят у русских – «закинем шапкой за воротник». Разумеется, он никогда не стал бы высказывать подобных опасений вслух.
Впрочем, его знакомство с Россией состоялось давно, ещё во времена Веймарской республики. Русские строили лётные школы, и Германия, по условиям Версальского договора лишённая права на развитие авиации, была вынуждена обучать своих пилотов в других странах. Теперь и немцы совсем не те, и большевики, по всей очевидности, поистратились. Наступление на Востоке развивается настолько успешно, что сомнений в победе Рейха уже нет. Белоруссия – ключ к воротам России, а из всех очагов сопротивления там чуть тлеет только Брест.