Вертолет выруливает на стоянку, открываю дверцу и ставлю трап, поднимаю глаза и присвистываю от удивления. В соседних капонирах, выставив вперед характерно сплюснутые носы, стоят две «сушки», «тридцать четвертые». Да уж, это штука посильнее «Фауста» Гете, хе-хе.
На каждой машине висит, как я понимаю, полный возможный для дальних перелетов боекомплект – ракеты, несколько разных бомб калибров от двухсот пятидесяти до пятисот кило, причем две – КАБ, то есть управляемые. Не завидую я фрицам, такой самолетик их способен накрошить не меньше, чем артиллерийская дивизия времен прошлой войны. Еще бы, более восьми тонн бомб и дальность полета до шести с половиной тысяч километров…
Печально вздыхаю, вспомнив, что в свое время переучивался на «Сухие», вот только служить на них так и не довелось. Но огорчаться особо некогда, дозаправляемся и готовим машины к следующему перелету. Пробегаю, контролируя выполнение работ и расписываясь в журналах, весь строй наших вертолетов и у крайнего натыкаюсь на смутно знакомого незнакомца, пытающегося «украсть» выделенный нам АПА. Окликаю его и тут же узнаю. Он меня тоже. Радостно жмем друг другу руки и от души хлопаем друг друга по плечам. Еще бы, не виделись лет десять как минимум, переписка в «одноклассниках» не в счет. Дима Телепнев, сослуживец, техник самолета. Несколько минут обмениваемся последними новостями, пытаясь впрессовать в несколько предложений происшедшее за все это время. Естественно, не успеваем, к вертолетам уже идут экипажи. Быстро прощаемся, и он огорченно топает к КДП, надеясь выбить АПА для своих самолетов там.
В полете обдумываю услышанное. Интересно, какую же сверхважную цель собираются бомбить? Вольфшанце, Пенемюнде, Цоссен? Хотя, пожалуй, для укрытий в Цоссене эти бомбы маловаты, если только ОДАБы применить. Видел я эти бомбоубежища вживую, когда предписание в штабе Группы Советских Войск в Германии получал. Их даже изнутри взорвать не смогли, только повредили слегка. Так и стояли эти покрытые трещинами горы бетона около здания штаба.
Ладно, чего гадать впустую, рано или поздно обо всем сообщат.
Осматриваюсь и замечаю, что нас сопровождают. Смешно, вместо боевых истребителей с нами звено «Элок» послали. Как ни удивительно – боевых, «тридцать девять зет». На каждом две ракеты висят, старые К-13М, точно, по силуэту видно, и пушка встроенная торчит. Ну и ну, откуда такие нашли, нам их вроде чехи не поставляли, только учебные. Да только истребители из них, хотя и боевых… Впрочем, для защиты от немецких, устаревших по факту, истребителей вполне сгодятся, особенно если летчики в них подготовленные сидят. Правда, где их взять, подготовленных-то, после стольких лет развала? Летят и ладно, надеюсь, на немцев не наткнемся, да и отпугнут в случае чего.
Вот, наконец, и Береза. На аэродроме такая же, обычная, внешне не отличимая от беспорядка, авиационная суета, что и в Смоленске. Взлетают и садятся звенья истребителей и бомбардировщиков, натужно гудя моторами, приземляются тяжелые транспортники, по дорожкам в разные стороны движутся специальные и прочие автомобили, в том числе и обычные гражданские «повышенной проходимости» легковушки. Видимо, «батько» уже и транспорт мобилизовал.
Молодцы белорусы, несмотря на все пертурбации, бардак у них под контролем. Для нас выделили отдельную стоянку, покормили и даже отвели в специально приготовленные сборно-щитовые домики. Даже не палатки, представляете? Не, молодцы, однозначно. У нас беспорядка точно больше.
Да и из разговоров понятно, что у них и отказников поменьше, а уж нациков всяких вообще нет. Белорусы ту войну точно лучше помнят, а у нас вон до сих пор идиоты встречаются, готовые с нацистами подружиться, а уж патриотизма у многих хватает лишь на то, чтобы в Интернете против «рашки-федерашки» выступать.
Едва мы успели устроиться, как начали приземляться транспортники со вторым эшелоном, а после их встречи командование собрали на совещание. Задачу нашей части довели. Оказалось, что все не так хорошо, как нам по новостям втирали. Превосходство живой силы у немцев такое, что наши в ту же ситуацию, что и американцы в Корее, попали – фрицы за счет этого преимущества довольно далеко продвинулись. Так что задача одна – удержать их на этих позициях до полной мобилизации и сколачивания резервных частей. Авиация, конечно, свою долю вносит, но и спецназу придется поработать. Разведка, обнаружение и подсветка целей для авиации, диверсии, в общем – полный набор. Да, и действовать будем по ночам, с временных площадок у линии фронта. Мой вертолет – запасной, остальные борта уходят на задание уже ночью. Так что работы море.
Александр Маслов, старший лейтенант Российской армии. Где-то под Бродами
Утром я присутствовал на допросе пленных немцев. Начальник разведки их потрошил еще вчера, что называется, «тепленькими». Теперь же допрос проходил в присутствии нескольких офицеров из разных служб. Скорее всего, генерал хотел, чтобы офицеры получили лучшее представление о противнике.
Первым пред наши очи предстал старший из уцелевших немцев фельдфебель Шнитке (уж не родственник ли композитора?). Вчера пленные имели вид откровенно жалкий, однако этот фрукт оказался с крепкими нервами. За ночь он пришел в себя и сейчас постарался вести себя с нами со всей надменностью высшей расы. Удивил, если честно. Я думал, что после встречи с боевым вертолетом потрясение окажется посильнее.
Переводил один из офицеров штаба группы, незнакомый мне старший лейтенант, вполне сносно говорящий по-немецки. По крайней мере, я ни разу не заметил, чтобы у него возникали проблемы с переводом. Сам я на языке Дюрера и фюрера знаю только «гитлер капут» и «хенде хох», ну, может, еще несколько слов, по крайней мере, тех, которые в ходу при пародиях на немецкие фильмы. Поэтому чистоту языка нашего офицера оценить не мог.
Вопросы задавал помощник начальника штаба подполковник Симоняк. С ним я тоже не был знаком, со штабистами я пересекался мало.
– Ваша фамилия, воинское звание, часть?
– Фельдфебель Отто Шнитке, разведка одиннадцатой танковой дивизии! – четко ответил немец.
– Каким образом оказались в месте пленения?
И тут фельдфебель отмочил номер. Я не сразу понял, почему переводчик, услышав ответ на вопрос, перевести его смог не сразу.
– Господа офицеры, устав запрещает мне отвечать на иные вопросы, кроме звания и части. Однако если вы позволите мне связаться со своим командованием, я могу выступить посредником в переговорах.
Все присутствующие буквально выпали в осадок. Вот это мания величия! Немец что, решил Рейх с Россией помирить? Но, как оказалось, мы его поняли неправильно.
– Переговорах о чем?
– О почетной капитуляции вашей части! Вы же наверняка понимаете, что война вами проиграна. Немецкие войска успешно наступают. Вы смогли победить в одном бою, но танковые дивизии Клейста вам не остановить. Вам только надо выдать евреев и комиссаров.
Мы с трудом дослушали еле сдерживающегося переводчика до конца фразы, следующие пару минут немец был предоставлен сам себе, задавать вопросы ему было некому. Нет, мы не смеялись, мы просто ржали. Наверное, я в жизни не смеялся так сильно. По всей видимости, фельдфебелю не приходилось встречаться с современной техникой до боя с нами, иначе он не был бы столь самоуверен.
– Переведи ему, – отсмеявшись, сказал Симоняк, – что сдаваться нам нет резона. Это ему крупно повезло, что он попал в плен, значит, останется жив. А что касается танков, то пять танковых дивизий Клейста, я даже могу их перечислить: девятая, одиннадцатая, тринадцатая, четырнадцатая и шестнадцатая сейчас никак не могут справиться с тремя танковыми батальонами нашей армии. Когда к ним подойдут подкрепления, Клейсту придется удирать!
Фельдфебель вскинулся:
– Это большевистская пропаганда! Три батальона никак не могут остановить танковую группу! Вы еще пожалеете, что не согласились на мое предложение!
Последовал новый приступ хохота. Он был не так силен, как в прошлый, но и в этот раз посмеялись мы от души.
– Фельдфебель, вы можете мне не верить, но группа армий «Север» уничтожена полностью, Восточная Пруссия занята нашими войсками, а танковая группа Гота окружена, – то, что говорил сейчас Симоняк, было новым не только для немца, я вчера не следил за сводками. – В Белоруссии немецкое наступление остановлено повсеместно. Лишь Клейст еще продвигается, но и это ненадолго. Вы еще не поняли, фельдфебель, что русская техника намного лучше немецкой!
– Я не верю ни единому вашему слову! Только высшая раса под руководством великого фюрера… – когда переводчик начал переводить этот бред, Симоняк поморщился, махнул рукой и приказал:
– Уберите этого недоумка! Давайте кого-нибудь более адекватного! – И добавил, обращаясь уже к нам: – А ведь вчера соловьем пел. Шок, это по-нашему!
Фельдфебеля увели, а на смену ему вывели солдата попроще. Тот явно робел и готов был отвечать на любые вопросы.
– Ефрейтор Макс Шулле, одиннадцатая танковая дивизия, – ответил он на вопрос переводчика и тут же затараторил: – Господа офицеры, я не национал-социалист, на выборах я голосовал за коммунистов!
– Отвечайте по существу!
Резкий тон взбодрил немца. Все-таки порядок для этой нации – святое. Ефрейтор вытянулся и четко ответил:
– Так точно, господин офицер!
– Каким образом вы попали в место пленения? – Симоняк старательно избегал упоминания аэродрома, как будто немцы не слышали гула двигателей и не видели, откуда взлетел атаковавший их вертолет. Но, вообще, он прав. В данном случае лучше перебдеть, чем недобдеть.
– Двадцать второго июня нас послали на разведку. Так получилось, что мы без сопротивления проехали на несколько десятков километров в глубь русской территории, а следовавшие за нами части дивизии были остановлены русскими танками. Наш командир, гауптман Клонге, решил направить навстречу главным силам половину разведывательного отряда, а со второй половиной продолжать разведку. Генерал по радио одобрил его план.
– Откуда вам это известно?
– Радист нашего отряда мой хороший знакомый, – ответил немец и добавил: – Был.
– Продолжайте!
– Три броневика и половину мотоциклистов гауптман направил обратно под командованием оберлейтенанта. Больше я их не видел.
– Этот отряд пытался атаковать украинских танкистов с тыла, но напоролся на танк и был рассеян, броневики наши сожгли. – Прокомментировал нам Симоняк. И на всякий случай предупредил переводчика: – Это переводить не нужно. Танкисты намеренно пропустили разведотряд и вмазали по панцерам. Они не поняли только, что вернулись не все разведчики, а лишь половина.
– Мы продолжили движение по русским тылам. Но на всех дорогах обнаруживали русские посты с легкими танками, колесными или гусеничными. Вступать с ними в бой гауптман не решился и приказал нам свернуть на грунтовую дорогу. Правда, наша карта оказалась не точной, наверное, слишком старой, – немец даже не понял, насколько был прав. – Некоторые грунтовки превратились в дороги с покрытием. Но, в конце концов, нам удалось уйти с шоссе в лес. Вот так по лесным дорогам мы и перемещались два дня, укрываясь от ваших танков. А потом натолкнулись на вас.
Немец замолчал.
– А почему ваш капитан решил атаковать наши позиции?
– Я не могу сказать наверняка. Но, скорее всего, он считал, что тыловые подразделения не окажут серьезного сопротивления. Танков он не видел, а о том, что в таком месте может располагаться аэродром, догадаться было сложно. Вы прекрасно замаскировались.
– Где сейчас ваш капитан?
– Не знаю. Он находился в первом броневике. Что с ним случилось потом, я не видел. Среди пленных его нет.
Когда допрос закончился, Симоняк зачитал нам сводки с фронтов. Дела шли неплохо. В Прибалтике наши войска заняли почти всю территорию местных республик, попутно отрезав в Вильнюсе танковую группу Гота. Я удивился, чего это его туда занесло, вроде в прошлый раз он прошел мимо. Из Калининградской области наши наступают на запад, пока не быстро, сил еще мало. В Белоруссии немцев практически остановили, и лишь южнее Бреста они еще пытаются продвигаться. И лишь «наш неугомонный» Клейст никак не оставлял попыток прорваться и с ходу взять Киев.
В прошлый раз все было наоборот: в Прибалтике и Белоруссии советские фронты в первые дни войны фактически прекратили свое существование, а на Украине прорыв Клейста удалось в итоге локализовать. Лишь через несколько недель под Уманью немцам впервые удалось окружить крупные силы «украинцев». У нас почему-то получилось не так.
Потом Симоняк огласил результаты вчерашней боевой деятельности групп. Сколько было сделано вылетов каждым пилотом, сколько проведено штурмовок. Я с удивлением узнал, что сбили даже два «мессера». Люфтваффе после шоковых потерь первого дня войны не проявляло большой активности. А тут вдруг два «мессера» решили подловить пролетавший мимо них «крокодил». Сделали они все правильно, подкрались на малой высоте, зашли со стороны солнца, набрали высоту, чтобы атаковать сверху, и… попали в лучи сразу трех наземных локаторов. Пэвэошники стрелять по ним не стали, от греха подальше район, где летали вертолеты, был для них закрыт, но предупреждение через наш штаб мгновенно отправилось вертолетчикам. Правда, майор Кудинов был «тертым калачом» и головой крутил постоянно. Заметив две приближающиеся точки за несколько секунд до получения предупреждения, он не растерялся, развернул вертолет навстречу и угостил нападавших ракетами с пары километров. Немцы явно не ожидали, что странная летающая мельница может стрелять на такие дальности. Во Второй мировой войне такие дистанции для воздушного боя считались запредельными.
Выйдя из палатки, я увидел, что аэродром закрыл плотный слой тумана. Видимость упала до нескольких десятков метров. Перед допросом туман только наползал отдельными языками с запада, а сейчас захватил полное господство в воздухе.
Тяжело нашим придется по такой погоде. Авиация эффективно действовать не сможет, артиллерия тоже, целей не видно. А ПНВ на танках будут эффективны только на небольших дистанциях. У немцев появляются все шансы незаметно просочиться. Линия фронта все еще неплотная, дыр много. Да и там, где эта линия есть, преимущество современной техники в дальности поражения чаще всего сойдет на нет.
Вертолеты наши в этот день летали меньше. В тумане искать цели куда сложнее. А канонада с запада приближалась и становилась все слышнее. Видать, украинцы постепенно отходят. Под вечер меня вызвал Кузьменко. У него в палатке я застал незнакомого майора.
– Знакомьтесь, майор Истомин, старший лейтенант Маслов, из мобилизованных инженеров.
Мы с майором пожали друг другу руки.
– Товарищи офицеры, слушайте боевой приказ. Завтра с утра вы должны выдвинуться вот в этот район, – подполковник показал на карте, куда именно, – и провести рекогносцировку местности на предмет поиска подходящей площадки для нового аэродрома. Ну, ты, майор, в таких делах ас, пусть Александр у тебя поучится. Война закончится не завтра, аэродромов нам понадобится еще много. Старший группы – Истомин, заместитель – Маслов. Возьмите бойцов, три машины, полное вооружение. Не забудьте РПГ! В тылу неспокойно. Мало того, что немцы постоянно прорываются, так еще и местные бандиты оживились. В общем, держите ухо востро, в бой не вступайте! И аэродром найдите! А то на этот немецкие танки скоро выехать могут!