– Бертольд! – прокричал барон, откладывая трубку в сторону.
Ждать пришлось недолго, старый слуга вскоре появился в дверях.
– Бертольд, как там мой приятель?
– Поставили на ноги, господин барон, – ответил тот.
– Надеюсь, он будет соображать, – проговорил Сухомлинов, – иначе толку от такого секунданта.
– Обещаю, что будет, господин барон. Сухомлинов поднялся из-за стола. Подошел к слуге, обнял его за плечо и проговорил:
– Проводи меня к нему, друг мой.
Бертольд удивленно взглянул на своего хозяина. Тот так никогда не говорил. Да и поведение барона какое-то сегодня странное. Может, опасается, что сегодня его дуэль последняя? Но, как бы то ни было, повел хозяина в комнату, где сейчас завтракал фон Штрехендорф.
Комната находилась на первом этаже. Недалеко от кухни, отчего, когда в нее, следом за Бертольдом, вошел Сухомлинов, он ощутил запах готовящегося уже ужина. Небольшая, явно предназначенная для прислуги и до этого не использовавшаяся по назначению, она сейчас пригодилась. Все убранство – стол, кровать, старенький деревянный стул. За столом,
поглощая бигус, сидел и обедал фон Штрехендорф. Увидев своего приятеля, он тут же отложил ложку.
– Рад тебя видеть, Адольф, – проговорил он.
– Ты как, Иоганн?
– Со мной все в порядке.
– Не забыл, что являешься моим секундантом?
– Что ты, дружище. Сейчас я пообедаю и буду готов на все сто.
– Вот и хорошо.
Неожиданно дверь за спиной скрипнула, и на пороге появился слуга.
– Прибыл господин Мюллер, господин барон, – доложил он.
– Ну, что же, я, по крайней мере, готов. Решение менять не буду, если только господин Мюллер не принесет извинение Катрин. Причем сделает это в нашем с тобой присутствии, Иоганн.
– Полностью с тобой согласен, – проговорил фон Штрехендорф. Он положил ложку с вилкой на стол и добавил: – Я готов, Адольф.
Оба выстрела грянули одновременно. Дым окутал поляну. Секунданты тут же кинулись к своим подопечным. Подбежали почти одновременно.
– Ну, что там у вас, фон Штрехендорф? – поинтересовался Курт, секундант господина Мюллера.
– У нас все нормально, – отозвался не Иоганн, а барон. – Ваш приятель очень плохо стреляет.
– Стрелял, господин барон, – поправил Сухомлинова Курт. – Зато вы отменный стрелок. Прямо в сердце. Господин Мюллер даже не мучился.
– Вам его жалко, Курт? – спросил Игнат Севастья-нович, подходя ближе.
– Пожалуй, нет. Мерзкий человечишка был.
Сухомлинов удивился. Второй человек так негативно говорил о покойнике. Обычно о покойниках либо хорошо, либо ничего. Ладно, пастор, но этот?
Вроде друг, и даже согласился принять участие в дуэли, зная, что за это по головке не погладят.
– Эвон как? – прошептал Игнат Севастьянович. – Но вы же его друг?
– Поддерживал отношения только из-за светлой памяти его отца. Вот тот был сама доброта. А Фриц, увы, пошел не в него.
– Я надеюсь, вы знаете, Курт, что теперь делать?
– О да. Никто не будет подымать шума. Сухомлинов еле сдержался. О дуэли знала вся
округа, за вечер слух разошелся довольно быстро. Того и гляди, как бы не нагрянула полиция и не, разбираясь, кто виноват, всех засадила бы в тюрьму.
– Вы же подтвердите, что я предлагал все это закончить миром? – уточнил Игнат Севастьянович.
– Само собой, господин барон. Вы же видели, что я настаивал на том, чтобы господин Мюллер принял ваши условия и принес извинения девушке. Но он отказался, и в итоге вот, – секундант указал рукой на тело.
– А ведь на его месте мог быть и я, – проговорил Сухомлинов.
– Могли, – согласился Курт, – да, видно, судьба на вашей стороне.
– Судьба, – прошептал барон, – вот только на чьей она стороне, решать, по всей видимости, королю. Может быть, вот это, – он рукой показал на Мюллера, – лучший исход. Гнить в застенках, на хлебе и воде не такая уж завидная участь. Иоганн, – проговорил он фон Штрехендорфу когда тот подошел к ним, – выдели Курту денег на погребение.
Отошел в сторону. А ведь как все начиналось…
С фон Штрехендорфом они вышли в гостиную, где их уже ждал господин Мюллер и его секундант Курт Вернер. Одного взгляда Игнату Севастьяновичу хватило, чтобы понять, отчего его противник выбрал пистолеты. Вряд ли тот при его тучности мог бы с лег-
костью фехтовать шпагой или саблей. На Мюллере был коричневый кафтан с золотой вышивкой, точно такого же цвета брюки, заправленные в оранжевые сапоги, белоснежный накрахмаленный парик, потрепанная треуголка, а в руке трость. Вернер был одет попроще. Кафтан поношенный, брюки короткие до колен, мышиного цвета чулки и черные лакированные туфли с посеребренными пряжками. Под мышкой он держал коробку с дуэльными пистолетами.
– Добрый вечер, господин барон, – приветствовал Сухомлинова господин Мюллер, снимая с головы треуголку. Каким бы грубияном и проходимцем тот ни был, отметил Игнат Севастьянович, а в вежливости ему не отказать. – Надеюсь, я не заставил себя долго ждать?
– Вы вовремя, господин Мюллер, – ответил барон, – мы как раз с господином фон Штрехендорфом обедали.
– Вот и славно, господин барон, – проговорил дуэлянт и улыбнулся. – Умирать на пустой желудок – это большой грех. Кто знает, как там кормят.
–Где?
– А я не знаю, куда вы попадете, господин барон. Может, в рай, а может, и в ад.
– Не будем так далеко заглядывать, господин Мюллер.
– И то верно. – Толстяк достал часы и, взглянув на них, молвил: – Я скорее умру, чем возьму свои слова назад, господин барон.
– Значит, мое предложение озвучивать не стоит?
– Думаю, что нет. – Он взглянул на Вернера. – Курт, засвидетельствуй, что предложение господина барона закончить дуэль, так и не начав, я отверг.
Секундант утвердительно кивнул. Тут же протянул коробку. Фон Штрехендорф открыл ее и вытащил оба пистолета. Убедившись, что оба являются близнеца-
ми и отличаются только цифрами 1 и 2, положил их обратно.
– Вот наши условия, господин Мюллер, – проговорил Иоганн. – Во-первых, дистанция стрельбы не должна быть меньше 7 шагов. Во-вторых, – продолжал фон Штрехендорф, – если кто-нибудь из них будет серьезно ранен при первом выстреле, дуэль должна быть прекращена, если раненый признает, что его жизнь в руках соперника. Вы принимаете условия, господа?
– Да, – хором ответили оба дуэлянта.
– Тогда пройдемте на улицу. Там нас ждет карета. Вскоре (Мюллер с секундантом в карете, а барон
с товарищем на лошадях) они приехали на отдаленную поляну, пригодную для дуэли. Снег в этом месте уже почти сошел, и под ногами была сырая земля. Лужайку окружал густой лес, к тому же она была в стороне от дороги, так что дуэлянтам никто не мог помешать. Приятели спрыгнули с лошадей, Мюллер и Вернер выбрались из кареты, последний, наверное, уже пожалел, что надел туфли.
– Хорошее место, – отметил фон Штрехендорф. – Давайте пистолеты, Курт, пора их зарядить.
Невольно Сухомлинов потянулся.
– Хорошо-то как. Даже умирать не хочется. Правда ведь, господин Мюллер?
Противник промолчал. Игнат Севастьянович улыбнулся. Не хочет говорить – не надо. Снял с себя черную ментию и прикрепил к седлу. Остался в одном доломане. Его противник скинул кафтан, оставшись в бирюзовом камзоле и белой накрахмаленной рубашке.
– Господин барон, – обратился к Сухомлинову Курт. – Не могли бы вы расстегнуть свой доломан! Мне нужно убедиться, что под ним ничего нет.
– Вы считаете меня столь бесчестным человеком?
– Что вы, господин барон. Но порядок требует.
– Порядок, – прошептал Игнат Севастьянович. – Так и быть. – Он распахнул доломан. – Ну, убедились?
– Да, господин барон. Теперь вы, господин Мюллер, – попросил Курт, – не хотелось, чтобы нас потом обвинили в нечестной игре.
После того как дуэлянт выполнил его просьбу, фон Штрехендорф протянул заряженные пистолеты.
– Итак, господа, если вы не передумали, так, может, начнем?
Оба взяли пистолеты. Сошлись на середине поляны. Один из дуэлянтов направлялся на север, второй на юг, секунданты соответственно на запад и восток. Отсчитали положенное количество шагов, остановились, и Курт дал отмашку рукой. Первым стрелял господин Мюллер и промахнулся. Вот только Сухомлинов не спешил. Ему вдруг вспомнилась дуэль в кадетском корпусе. Тогда он всего лишь ранил противника, и тот признал себя побежденным. Вот и сейчас Игнат Севастьянович решил дать господину Мюллеру последний шанс. Он не торопясь прицелился и выстрелил. Ранил того в левую руку, как раз около указательного пальца.
– Может, не стоит продолжать дуэль, господин Мюллер? – язвительно спросил Сухомлинов, протягивая свой разряженный пистолет фон Штрехен-дорфу
– Отчего же прекратить? Это всего лишь царапина, а не тяжелое ранение, – ответил тот, вручая свое оружие Курту.
– Я гляжу, вы спешите умереть, господин Мюллер.
– Да и вы тоже.
– Поверьте мне. Смерть не такая уж и замечательная, как кажется. Жизнь дается только один раз.
– Откуда вам знать, господин барон? Разве вы умирали?
– И не один раз, господин Мюллер. Поверьте мне на слово.
Фон Штрехендорф удивленно взглянул на приятеля, но ничего не сказал, да и сам Сухомлинов не стал вдаваться в подробности того, что совсем недавно он был совершенно другим. Знать тайну его перемещения из одного времени в другое, а тем более из одного тела в другое, кроме него, никому не обязательно.
Пистолеты розданы. И оба выстрела прозвучали одновременно. Все окуталось дымом. Сухомлинов точно знал, что Мюллер в него не попал, а вот попал ли он сам? Подбежал фон Штрехендорф. Оглядел его с ног до головы. Убедился, что цел. И тут раздался голос Курта.
– Прискорбно, – проговорил Сухомлинов, повернувшись к секундантам. – Выходит, я втянул вас в неприятности. Пастор мне ведь говорил, что слухи уже пошли. Я пытался остановить.
Мысль о том, что судьба все же издевается над ним, не давала Сухомлинову покоя. Оставалось надеяться, что она вновь выкинет какой-нибудь фортель.
– Нужно распространить слух, – проговорил Курт, – что господин Мюллер уехал в дикую Россию. Если уговорить пастора, то тогда все поверят.
– Пастора, – прошептал Сухомлинов.
Игнат Севастьянович прекрасно понимал, что задаром тот ничего делать не будет, а уж тем более зная настоящую причину. Решение нашел Курт.
– Господа, неужели вы считаете, что мой приятель оставил бы в живых барона?
Оба гусара удивленно взглянули на Вернера.
– Я не знаю истинных причин, – продолжал секундант, – но Мюллер специально спровоцировал вас. Сначала он попытался задеть вашу честь, но вы сдержались. Затем задел девушку, и вы не выдержали. Ваша реакция была молниеносной. Один удар, и Мюллер лежал на полу. Честно признаться, такой реакции он от вас не ожидал, но это было даже луч-
ше. Зная, как вы прекрасно владеете саблей, мой друг выбрал пистолеты. Прогадал. Фортуна отвернулась от него. Финал вы сами видите.
– К чему это все, господин Вернер? – полюбопытствовал Иоганн.
– А к тому, что господин Мюллер прихватил лопаты, чтобы придать тело барона земле. Он хотел сообщить, что дуэль не состоялась. Вы приняли его извинения и, не заезжая в бывший свой замок, который подарили ему в качестве морального удовлетворения, уехали в Австрию. Так как опасались, что только за одно участие в дуэли вам уготована смертная казнь. Мюллер постарался бы, чтобы вас не стали искать.
– А если мы поступим точно так же? – спросил Сухомлинов.
– Боюсь, господин барон, – проговорил Курт, – у вас нет тех денег, коими владел покойный.
– Плохо. И что же нам остается делать?
– Придать, – секундант кивнул в сторону Мюллера, – тело земле. И пустить слух, как вы и предлагали, что господин Мюллер уехал из Пруссии в неизвестном направлении. Как он выезжал из своего дома в ваш замок, никто не видел. Скажем, что Мюллер просто испугался поединка и предложил ретироваться до лучших времен.
– А ведь отлично придумано! – воскликнул фон Штрехендорф. – Ну и где наши лопаты?
Тело господина Мюллера предали земле. Пастору посулили денег на собор, и тот пообещал уладить проблемы. Увиделись с Катрин. Девушка очень опечалилась отъезду барона. У Сухомлинова на секунду промелькнула мысль, что та была влюблена в Адольфа. После обеда выехали из замка, а уже через пять часов остановились на постоялом дворе, где и столкнулись с гонцом от полковника Винтерфельда. Тот приказывал немедленно прибыть в полк, так как
начиналась военная кампания против австрийских войск, и полк Черных гусар должен был скрестить свое оружие против армии Надасти.
– Сегодня переночуем в гостинице, – проговорил Сухомлинов, складывая письмо. – А завтра поутру выступим в дорогу. Вряд ли эти несколько часов что– то изменят.
Ночью, когда фон Штрехендорф сладко посапывал в постели, накинув доломан и прихватив трубку, Сухомлинов выскользнул на улицу. Нашел недалеко от постоялого двора поваленное дерево. Разместился на нем и закурил.
В голове у него вновь кружились мысли. После того, как Сухомлинов избежал смерти на дуэли, жизнь стала приобретать новые краски. Ясно было одно, что вернуться в свое время он не мог. Игнат Се-вастьянович выпустил колечко дыма в черное звездное небо и вздохнул. Там, во время самой ужасной войны в истории человечества, он погиб. Здесь же его судьба неопределенна. Он совершил убийство, пусть и по правилам дуэльного кодекса. Но все равно, как бы это ни именовалось, это было преступление. А как говаривал Сократ: «Все тайное становится явным». Кто-нибудь проговорится, и слухи дойдут до высших инстанций, а тогда смертной казни не избежать.
– А что мне делать? – произнес вслух старшина. – Бежать в Россию, где я буду обычным немцем без званий и имени? Остаться в Пруссии, ввязавшись в кровавую войну?
Ответов не было. И все же выход, по мнению Игната Севастьяновича, пока был.
Австро-прусская война за наследство могла стать отправной точкой. Там, глядишь, если отличишься в сражении, старик Фриц может простить его за необдуманный и дерзкий поступок, пусть и защищавший женскую честь.
Сухомлинов затушил трубку. Выбил остатки табака на землю и направился на постоялый двор. Проскользнул в комнату. Иоганн фон Штрехендорф по-прежнемумирно посапывал в постели. Старшина улыбнулся. Вот кому можно позавидовать. Так же над головой висит дамоклов меч, а ему хоть бы что, спит как убитый.
Сухомлинов стянул сапоги. Забрался в постель, натянул одеяло чуть ли не по макушку и уснул.
Проснулся он с первыми петухами. Его приятель был уже на ногах и брил подбородок.
– Горазды вы спать, Адольф, – проговорил он.
– Устал, как собака. Все опасаюсь, как бы нас с вами за участие в дуэли не арестовали.
– А чего опасаться? – улыбнулся гусар. – Когда дойдет слух о случившемся, мы уже будем биться с австрияками. А там, глядишь, либо прославимся, либо Бог приберет нас к себе.
– Я бы не хотел так рано умирать, – проговорил Сухомлинов, поднимаясь с кровати и одеваясь.
– У нас с вами, барон, просто нет выбора, – молвил Иоганн. – Черные гусары долго не живут.
ГЛАВА 2
Гогенфридберг. Июнь 1745 года
В костре потрескивал хворост. Серый дым устремился в тесное ночное небо. Доносилось ржание лошадей, громкие разговоры и задорный смех гусаров над сальными шуточками. Кто-то чистил сабли, кто-то возился с конской сбруей.
Барон Адольф фон Хаффман пошевелил веткой в костре. Оглядел своих приятелей: Иоганна фон Штрехендорфа и Ганса Шнейдера. Улыбнулся, оскалив нечищеные желтые зубы. Как ни пытался бывший царский офицер их выбелить, у него ничего не получалось. В итоге вынужден был смириться, посчитав, что виной всему, скорее всего, трубка. Попытался бросить, но не смог, все равно, ни сигарет, тех, что курил во времена Российской империи, ни папирос, коими баловался в совдеповские времена, тут найти было невозможно. Та память, что досталась Сухомлинову в наследство от предшественника, позволила ему быстро освоиться с непривычной по своей конструкции трубкой. Например, барон выяснил, что его предшественник, в отличие от его приятелей, которые табак утрамбовывали в чашечке тампером, делал это с помощью большого пальца. Табак предпочитал хранить в кисете, не иначе подаренном когда-то дамой, с вышитой серебряными нитками
латинской буквой Н. К тому же имелось огниво. Это тебе не коробку с папиросами в кармане френча таскать. Да и набивал трубку фон Хаффман как попало. Адольф фон Хаффман выпустил в небо несколько колец дыма и взглянул на товарищей. С фон Штрехен-дорфом он (в данном случае – Игнат Севастьянович) был знаком с апреля, когда его приятель непроизвольно стал участником дуэли. С Ганцем Шнейде-ром – в начале мая, когда они с Иоганном прибыли в полк. В тот момент барон отметил одну загадочную и непонятную неожиданность, случившуюся с ним. Где-то в глубине его души неожиданно срабатывал механизм при виде того или иного человека. В памяти тут же всплывали все сведения о товарищах барона. Вот и при виде Шнейдера Сухомлинов понял, что этот человек не раз прикрывал спину гусара во время баталий, как, впрочем, и сам барон. Именно ему, а не кому-нибудь другому и рассказали приятели о происшествии в замке фон Хаффмана. Тогда Ганс ответил просто: