– Да. Можешь включить освещение.
Полина погасила факел, окунув его в ведро с водой.
– В одном я уверена, – сказала она. – Косые линии означают отрицание того, что нарисовано ниже их. Они имели магическое значение. Люди вернулись сюда, увидели этих «барана» и «убитого человека» и решили от них отречься.
– Почему?
– Ты задал единственный хороший вопрос, мы не скоро найдем ответ на него, – усмехнулась Полина.
– Кристина Отран пыталась ответить…
– Ее теории заходили слишком далеко, – сухо произнесла Полина. – Она уже была наполовину сумасшедшей. Не все можно объяснить магией. Она говорила, что с этих рисунков собирали кальций, потому что считали, что он заряжен магической силой.
Тьери опустил голову. Имя Кристины Отран ни разу не было произнесено с самого начала раскопок, словно на него было наложено табу. Никто не говорил о том, что произошло в этой пещере.
– Ох! Смотри, еще один отпечаток! Правая ладонь! – внезапно воскликнула Полина и вдруг словно окаменела.
На отпечатке не хватало большого пальца и одной фаланги среднего. След ладони был точно такой же, как на фотоснимке из службы криминалистического учета, который ей показал де Пальма. Контур рисунка был очень четким: раздвинутые пальцы и ладонь были окружены пятнами охры и красной краски.
– Что-то не так? – спросил Тьери.
– Нет, все нормально. Просто у меня в уме мелькнула глупая мысль.
Сказав это, Полина невольно вздрогнула. Потом она сделала несколько пометок в своей записной книжке и наброски рисунков.
Вдруг раздался звук, похожий на рычание. Тьери Гарсия весь напрягся и бросил на Полину вопросительный взгляд. Она движением головы указала ему на дальний конец пещеры.
– Я думаю, это ветер пролетел сквозь глубокую щель, которая там есть. Раньше был еще один вход в пещеру, как раз над большим колодцем. Шесть лет назад его засыпал обвал.
– Странно, но звук очень похож на мужской голос.
– Надеюсь, это не доисторические шаманы просыпаются ото сна, – пошутил Гарсия.
– Не шути с такими вещами! Человек никогда не знает, что может случиться.
Потом они еще два часа измеряли каменные выступы и ребра, чтобы описание пещеры было полным. Примерно в полдень Полина направилась к большим точкам, которые были поставлены углем вокруг негативных отпечатков ладони.
– Надо взять образцы красок, отправим их на датировку, – пояснила она. Потом подумала несколько секунд и добавила: – Отправим их в лабораторию сегодня.
– Я займусь этим, – пообещал Гарсия.
Баллоны были еще влажными, когда Тьери Гарсия надел их себе на плечи. Жюльер Марсо, техник из Управления подводных археологических исследований, который в этот момент устанавливал видеосвязь с поверхностью, спросил, сомневаясь:
– Ты уже поднимаешься, Тьери?
– Я должен отнести это в лабораторию сегодня вечером.
Взгляд Марсо сосредоточился на коробке, которую Гарсия держал в руках.
– Что это такое?
– Образцы красящих веществ, которые мы обнаружили возле большого колодца. Полина хочет, чтобы анализы этих проб были сделаны как можно скорее, а поскольку сегодня пятница, их нужно срочно отправить.
Марсо посмотрел на большие водонепроницаемые часы, которые носил на руке.
– Ты едва успеешь попасть в Марсель до закрытия почты.
Гарсия выпустил немного кислорода из редуктора, подтянул ремни своего снаряжения и вошел в воду. Если двигаться достаточно быстро, не нужно будет делать остановку для декомпрессии, поэтому он увеличил скорость. Меньше чем через четверть часа он оказался на глубине меньше тридцати пяти метров. До конца туннеля оставалось всего десять взмахов руки. А после этого он до конца будет плыть только по открытому пространству.
На последнем повороте все вокруг стало белым: мелкие частицы глины, устилавшие пол этого узкого прохода, всплыли вверх и замутили воду так, что не стало видно почти ничего. Гарсия выругался. Свет фонаря, который был у него на голове, отражался от воды, непрозрачной и молочно-белой из-за глиняной взвеси, и ослеплял его.
Перед ним возникло что-то темное. Может быть, это скала или другой аквалангист? Гарсия ничего не мог рассмотреть. Его глубиномер показывал меньше тридцати восьми метров.
Внезапно «нить Ариадны» приподнялась: это означало, что он уже в самом входе. Гарсия стал двигаться туда, куда она указывала. Он спешил выбраться из глиняной каши, в которой был вынужден плыть.
При очередном ударе ластой что-то вдруг потянуло его назад. Должно быть, ступня зацепилась за трос. Он занервничал и стал дергать ногой, но не смог освободиться. Ничего не видя в белом тумане, Гарсия развязал крепление ласты и освободил ногу. Он напряг мышцы поясницы, рванул вперед – и почувствовал, что вторая нога тоже застряла. Тогда он ощупью достал нож и перерезал нить.
А потом все перепуталось и смешалось.
Что-то странное и черное прыгнуло на Гарсию и толкнуло его так, что его голова ударилась о камень. Он выпустил из рук коробку с образцами красок и стал отбиваться ножом, нанося удары наугад. Черная тень казалась неуловимой, неощутимой и жидкой. Каждый раз, когда Гарсия думал, что коснулся ее, она исчезала в молочно-белом облаке, а потом возникала ниоткуда и снова нападала.
Гарсиа стал грести руками изо всех сил, чтобы вырваться из ловушки, которая уже захлопывалась, и даже не знал, опускается он на дно или поднимается на поверхность.
Тень не хотела оставить его в покое. Она двигалась быстрее, чем он. А Гарсия не мог как следует рассмотреть ее и понять, кто или что за ним гонится.
Его силы были на пределе, и он рванул за шнур спасательного жилета. Красная подушка мгновенно наполнилась воздухом и понесла Гарсию прочь с этого опасного места, к поверхности.
13
Полицейский катер резко развернулся посередине каланки Сюжитон. Хищная птица поднялась в небо над водой и с пронзительным криком помчалась в сторону моря.
– Это ястребиный орел! Очень редкая птица! – сказал де Пальма, указывая на крупного пернатого хищника, который уплывал по небу в восходящем потоке воздуха.
– Вы разбираетесь в птицах, майор? – спросил капрал полиции, который вел катер.
– Не очень. Но мне кажется, что эта птица прилетает ко мне, как на свидание, каждый раз, когда случается что-то плохое.
Капрал выключил мотор. Возле маленького галечного пляжа стоял спасательный катер «Добрая Мать», и на его палубе группа моряков-пожарных суетилась вокруг декомпрессионной камеры, куда только что положили Тьери Гарсию. Де Пальма выпрыгнул из катера на скалу в нескольких метрах от спасателей.
– Ему повезло! – крикнул главный врач. – Всплытие не будет иметь последствий.
– Почему? – спросил де Пальма.
– Он недолго пробыл на глубине, всего несколько минут. Организм не успел приспособиться к большему давлению.
Из штабной палатки вышла Полина Бертон. На ней все еще был черный с синим костюм для подводного плавания. Волосы она убрала под яркий платок.
– Не могу понять, что произошло, – сказала она. Лицо ее вытянулось от напряжения.
– С Тьери все будет хорошо! Он уже завтра будет на ногах, – заверил ее де Пальма.
Полина бросила свою маску в спортивный рюкзак. Де Пальма отвел женщину в сторону, подальше от спасателей, и сказал ей:
– Важна любая подробность, даже самая мелкая. Вы не заметили, что какой-то вещи нет на месте?
Она не задумываясь ответила:
– Сегодня утром, во время спуска, я увидела, что в одном месте водоросли оборваны.
– Это показалось вам странным?
– Понимаете, я очень наблюдательна и уверена, что за вчерашний день никто из наших ныряльщиков не срывал водоросли, хотя…
– Почему вы в этом уверены?
– Не знаю. В последнее время я проверяю все.
Полина подняла с земли несколько галек и стала пересыпать их из руки в руку.
– Может быть, это ничего не значит, но я все же приму это к сведению. Вы никогда не спускаетесь под воду одна?
– Нет, никогда. Со мной постоянно был Тьери Гарсия, а иногда спутников было два или три. Все – крупные и сильные мужчины.
– Тьери останется здоров, никаких проблем не будет.
– В любом случае не может быть и речи о том, чтобы прекратить работы.
– Я добился для вас охраны: на месте ваших работ будут дежурить два человека. Мне кажется, власти начинают нам верить.
– Давно пора!
Де Пальме нравилась эта сильная женщина, которая вела себя так естественно. У нее были манеры мальчика и уверенные движения, она рисковала собой при каждом погружении. Казалось, ничто не могло лишить ее твердости духа.
– Хочу кое-что сказать: это может оказаться важным, – заговорила она снова.
– Я вас слушаю.
– Вы помните негативный отпечаток, который вы мне показывали? Рисунок, который оставлял Отран, – ладонь, где не хватало большого пальца и части среднего.
– Отлично помню.
– Я знаю точно такой же отпечаток, и сейчас он находится у вас под ногами.
– Ваше «кое-что» – не глупость, Полина. Более того, оно очень важно.
– Вы так считаете?
– Я в этом уверен.
Полина подняла взгляд на де Пальму.
– Сейчас, когда я стала думать об этом… я вижу: тут возникает еще один вопрос.
– Какой?
– Эти рисунки не были описаны во время первой экспедиции. Я думаю, что их тогда не обнаружили.
– Думаете или уверены?
– Практически уверена! Эти отпечатки находятся в труднодоступном углу, на потолке, как раз над теми углями, которые я нашла. Я знаю Палестро. Он не мог бы пройти мимо следов очага и тем более мимо этих рисунков и не заметить их. Значит, до них вообще не добрались.
Моряки-пожарные только что столкнули спасательный катер в море. Два техника из Управления подводных археологических исследований промывали пресной водой подводное снаряжение. В открытом море проплыла яхта. Она привлекла внимание де Пальмы тем, что разноцветный, как радуга, большой дополнительный парус раздулся так, что стал похож на брюхо великана.
– А что еще вы нашли, кроме этих отпечатков? – Де Пальма настойчиво продолжал задавать вопросы.
– Как я вам уже говорила, ладони нарисованы в труднодоступном месте. Туда надо добираться по длинному, как кишка, проходу, недалеко от главного колодца. Там полно процарапанных рисунков и рисунков пальцем, и они еще не изучены. На будущей неделе я возьмусь за их исследование. И еще там есть изображение «убитого человека».
– «Убитый человек»? Одного такого обнаружила первая экспедиция.
– Да, а теперь мы нашли второго, и там, где он изображен, со стены сколот верхний слой камня, как будто с рыбы сняли чешую. Я еще не закончила анализ, но ясно, что этот рисунок изображает человека-птицу. Возраст находки – от восемнадцати до девятнадцати тысяч лет.
Из командного пункта раскопок вышел Жюльен Марсо – последний, кто видел Гарсию перед нападением. Желтая рубашка, которую он успел надеть, ярко блестела на солнце. Де Пальма пожал ему руку.
– Ты сказала про странный голос? – спросил Марсо у Полины.
– Нет, – ответила она и обратилась к Барону: – Я думаю, что это какой-то акустический феномен. Должно быть, ветер проникает в какую-то щель и создает странный звук, похожий на мужской голос.
Де Пальма приподнял голову и повернулся к стене.
– Когда-то у пещеры был еще один вход – колодец, который заканчивался в большом зале, – сказал он. – Мы прошли этим путем, когда арестовывали близнецов Отран. Но сейчас это отверстие полностью засыпано в результате обвала. Может быть, ветер проникает туда между большими камнями, и они играют роль свистка.
– Тут есть одна большая проблема, – заметил Марсо.
– Какая?
– Сегодня нет никакого ветра, даже самого слабого.
Журналисты ничего не узнали о втором несчастном случае в каланке Сюжитон. Эта новость не вышла за пределы маленького мира спасателей и исследователей доисторической эпохи. Полина заявила в полицию о покушении на убийство. Де Пальма выслушал ее официально и составил протокол, преодолев нерешительность комиссара Лежандра, считавшего, что уголовная полиция не должна заниматься этим делом.
Бессур провел много часов, копаясь в прошлом и знакомствах Гарсии. И не нашел никакой, даже самой слабой связи с делом Отранов. С Реми Фортеном Гарсия лишь несколько раз встречался на рабочих собраниях.
Через два дня Тьери Гарсия рассказал о том, что произошло с ним у выхода из пещеры Ле Гуэн. Де Пальма, составлявший протокол, попросил молодого ученого описать нападение как можно подробнее.
– Мне казалось, что это существо – рыба: так легко оно двигалось в воде. На такое способен только ныряльщик очень высокого уровня, – сказал Гарсия.
Он не смог точно назвать рост своего противника. Не сумел и описать его внешность, даже не смог сказать, был это мужчина или женщина.
– Полагаете ли вы, что с Фортеном случилось то же, что с вами?
– Думаю, что да. Но для него это закончилось смертью, – ответил Гарсия.
Де Пальма быстро сделал в уме несколько вычислений, касавшихся давления под водой. Он помнил, что учитывать надо в первую очередь глубину и время нахождения на этой глубине.
– Сколько времени вы пробыли под водой?
– Очень мало, – пояснил Гарсия. – Именно это меня и спасло. Если человек не остается на глубине долго, азот не успевает расшириться и не образует пузырьков.
«Следовательно, Фортен пробыл на глубине гораздо дольше, чем я предполагал», – подумал де Пальма. Расчеты надо будет делать заново. Но из пещеры на поверхность есть всего один путь. У Фортена не было никаких причин задерживаться на глубине около тридцати восьми метров.
– Какого цвета ваш подводный костюм? – вдруг спросил полицейский.
– Черный с синим. У нас у всех одинаковые костюмы с тех пор, как нам поставляет снаряжение спонсор, которого сумела найти Полина.
– У всех одинаковые, – повторил де Пальма.
Перед нападавшим оказался не тот, кого хотели убить.
– Ты думаешь, от этого можно вылечиться? – поинтересовался Тома.
– Конечно можно. Но зачем? Псишиатрия не должна была бы существовать.
В слове «психиатрия» Бернар произносит «ш» вместо «х». Тома Отран думает, что это насмешка, но не уверен.
– Почему ты так говоришь?
– Потому что психиатры не понимают, что мои видения делают меня счастливым. Я не вижу эту больницу, как будто нахожусь где-то еще.
– Где?
– Это я тебе не скажу: это моя тайна. Ты тоже говоришь мне не все.
– Но я об этом кое-что знаю.
– Вот как? Что же именно?
– Иногда ты говоришь во сне, если тебе дают не слишком большую дозу лекарств.
– И что я говорю?
Если вопрос, который задали Бернару, его беспокоит, Бернар начинает вертеться на своем стуле, елозить задом по сиденью. Бернар боится вопросов, про которые знает, что они могут нарушить гармонию. Гармония – это важно.
– Что я говорю во сне? – настаивает Тома.
Бернар чешет голову с такой силой, что вот-вот сдерет кожу вместе с волосами.
– Ладно, это не важно, – успокаивает его Тома. – Я не сержусь на тебя, но сны бывают такими загадочными, что иногда хочется узнать о них больше.
Бернар встряхивается, как марионетка из «Маппет-шоу», и хочет что-то сказать, но заикается, и ни звука не вылетает из его рта.
Тогда Тома обнимает его и начинает укачивать, как ребенка. Должно быть, Бернар вспоминает при этом своего отца или мать. Тома сильный, и в его руках Бернар чувствует себя в безопасности.
Возвращаясь из своего царства тоски, Бернар пишет стихи – очень хорошие стихи, которые хочет издать один редактор. Но редактор не хочет платить за них Бернару. Самому Бернару на это наплевать, но его семье – нет. Бернар лечит себя большими дозами поэзии. Это его лучшее средство для успокоения нервов.
Сам Тома не умеет утешать себя поэзией. Голоса, которые он слышит, говорят ему о мире, где нет ничего написанного. Но иногда он делает скульптуры. Ему сказали, что у него большой талант. Он делает статуэтки, которые были у шаманов, – Человека-льва или Богиню-деву, глаза и уши которой нельзя увидеть. Эти изображения помогают ему вызывать с помощью песен души древних людей, но эту тайну знает только Бернар. Он даже написал об этом стихотворение, оно называется «Человек, Хотевший Быть Посвященным». В нем говорится о молодом мужчине, который пересекает миры и ходит по звездному раю. Тома поклялся, что никогда никому не прочтет эти стихи. Иногда он бормочет их вполголоса самому себе в каком-нибудь углу парка. Но другим он их не прочтет, даже если от нозинана его будет трясти, как сливовое дерево, с которого стряхивают плоды.