– Я не еврей, – резко отвечает хозяин, но что-то в его глазах дает мне понять, что ему не впервые задают подобный вопрос.
– Человек, с которым я должен встретиться, сказал найти его в первую ночь хешвана. Он сказал, что я должен буду служить ему в течение целых двух недель.
Владелец заведения потирает подбородок.
– Две недели это долго.
– Слишком долго. И я бы не пришел, если бы не боялся того, что он может сделать в случае моего непослушания. Он назвал мою семью по имени. Он знает их. У меня прелестная жена и четверо сыновей. Не хочу, чтобы они пострадали.
Хозяин понижает голос, словно собираясь поделиться какой-то неприличной сплетней:
– Человек, с которым вы пришли встретиться… – И он замолкает, подозрительно глядя по сторонам.
– Он обладает необыкновенным могуществом, – произносит человек в плаще. – Я уже видел его силу раньше. И пришел договориться с ним. Не может же он ожидать, что я брошу свои обязанности и семью на столь долгое время. Он внемлет голосу разума.
– Я ничего не знаю о его разумности, – роняет его собеседник.
– Мой младший сын болен чумой! – у мужчины в плаще от отчаяния дрожит голос. – Доктора считают, что он скоро умрет. Я нужен своей семье. Я нужен своему сыну!
– Выпейте, – успокаивающе повторяет хозяин и снова слегка подвигает ему стакан.
Мужчина резко отворачивается от стола и идет к задней двери. Я за ним.
Снаружи я шлепаю за ним босыми ногами через ледяную грязь. Дождь продолжает лить, и я пытаюсь идти осторожно, чтобы не поскользнуться. Вытирая мокрое лицо, я вижу, как плащ мужчины исчезает среди деревьев на краю леса.
Я ковыляю за ним, останавливаюсь у деревьев. Убирая с лица ладонями мокрые волосы, всматриваюсь в глубокие тени впереди.
Какое-то движение, и внезапно мужчина в плаще уже бежит назад, мне навстречу. Он спотыкается и падает. Пытается встать на ноги. Плащ цепляется за ветки; в исступлении человек сдирает его с себя, царапает себе шею. В глазах его плещется ужас, руки бешено молотят воздух, тело конвульсивно дергается.
Я бегу к нему, продираясь через колючие ветки, камни впиваются в мои босые ноги. Падаю перед ним на колени. Он все еще в капюшоне, но я вижу его рот, слегка приоткрытый, застывший в крике.
– Перевернись же! – кричу я ему, пытаясь выпутать его из плаща.
Но он меня не слышит.
Впервые сон начал выезжать на знакомые рельсы. В этом кошмаре все было точно так же, как и в каждом моем кошмаре: чем больше я старалась, тем недостижимее становилось то, чего я добивалась.
Я хватаю его за плечи и трясу.
– Перевернись! Я могу тебя вытащить, но ты должен помочь мне!
– Меня зовут Барнабас Андервуд, – вдруг хрипло и невнятно произносит он. – Ты знаешь, как добраться до таверны? Хорошая девочка! – Он похлопывает воздух, будто чью-то воображаемую щеку.
Я застываю. Не может быть, что он меня видит. Ему чудится другая девочка. Должна же быть какая-то девочка, раз он с ней разговаривает.
– Беги туда и попроси хозяина прислать помощь, – продолжает он. – Скажи ему, что это – не человек. Скажи ему, это один из ангелов дьявола пришел захватить мое тело и погубить мою душу. Скажи ему немедленно послать за священником, святой водой и розами.
При упоминании ангелов дьявола волосы на моих руках встают дыбом.
Он поворачивает голову к лесу, жилы у него на шее вздуваются.
– Ангел! – в ужасе шепчет он. – Ангел идет!
Его рот кривится, он будто борется с кем-то невидимым за контроль над собственным телом. Он сильно выгибается назад, и капюшон падает с его лица.
Я все еще сжимаю плащ, но руки у меня слабеют. Я смотрю на мужчину, и вздох изумления застревает у меня в горле. Это не Барнабас Андервуд.
Это Хэнк Миллар. Отец Марси.
Я проснулась и открыла глаза.
В окно светило яркое солнце, и легкий утренний бриз ласкал свежим дыханием мою кожу. Сердце у меня все еще колотилось как сумасшедшее после кошмара, но я сделала пару глубоких вдохов и убедила себя, что это был просто сон. Говоря откровенно, теперь, когда я твердо стояла на ногах в своем собственном мире, меня гораздо больше беспокоило, что мне приснился отец Марси Миллар, чем сам кошмар. И торопясь забыть об этом, я постаралась выкинуть этот дурацкий сон из головы.
Я вытащила мобильник из-под подушки и проверила сообщения. Патч не звонил.
Уткнувшись в подушку, я попыталась не обращать внимания на ощущение сосущей пустоты внутри. Сколько часов прошло с тех пор, как Патч ушел? Двенадцать. Сколько пройдет до того, как я его увижу? Не знаю. И вот это меня действительно беспокоило. Чем больше проходило времени с момента нашего расставания, тем прочнее становилась ледяная стена между нами.
«Нужно просто пережить сегодняшний день», – сказала я себе, глотая ком в горле. Эта дистанция между нами – она не навсегда. Просто лежать в постели, не выходя из дома целый день – это не выход. Я, может быть, сегодня увижу Патча. Возможно, он даже заедет в школу. Или я могла бы позвонить ему. Я старалась сосредоточиться на этих смешных мыслях и не думать об архангелах. Об аде. О том, как я боюсь, что никому из нас – ни мне, ни Патчу – не удастся найти решение вставшей перед нами проблемы.
Я встала с постели. На зеркале в ванной был приклеен желтый стикер:
«Хорошая новость: я убедила Линн не посылать Скотта отвезти тебя утром. Плохая новость: Линн настаивает на экскурсии. Не уверена, что ответ „нет“ сработает. Можешь показать ему окрестности после занятий? Это не займет много времени. Серьезно – совсем немного. Его номер телефона на тумбочке в кухне.
Целую, целую. МамаP.S. Я позвоню тебе вечером из отеля».Я застонала и прижалась лбом к зеркалу. Я не хотела проводить со Скоттом ни единой минуты, что уж говорить о паре часов!
За сорок минут я приняла душ, оделась и проглотила миску овсянки с клубникой. Во входную дверь постучали – на пороге улыбалась Ви.
– Готова к очередному полному веселья дню в летней школе? – спросила она.
Я сняла рюкзак с крючка для верхней одежды.
– Давай просто переживем этот день, ладно?
– Ого. Кто напѝсал тебе в хлопья?
– Скотт Парнелл.
«Патч».
– Я смотрю, его проблемы с недержанием так и не прошли со временем.
– Я должна устроить ему экскурсию по городу после уроков.
– Погулять с мальчиком наедине. Что плохого?
– Ты просто не была здесь вчера вечером. Ужин был наистраннейший. Мама Скотта начала рассказывать нам о его проблемном прошлом, но Скотт прервал ее. Не просто остановил, это выглядело почти так, будто он угрожает ей. Потом он извинился, чтобы выйти в туалет, но в результате подслушивал нас из коридора.
«А потом он мысленно говорил со своей мамой. Возможно».
– Похоже, что он не хочет, чтобы кто-то копался в его жизни. И похоже, что нам обязательно стоит-таки в ней покопаться.
Я шла на пару шагов впереди Ви, когда меня вдруг осенило:
– У меня отличная идея! – сказала я, поворачиваясь к ней. – Почему бы тебе не устроить Скотту экскурсию? Нет, серьезно, Ви, он тебе понравится! Он тот самый плохой парень-анархист, которые тебе так нравятся. Он даже спросил, есть ли у нас пиво. Возмутительно, правда? Думаю, он как раз по твоей части.
– Не могу. Я обедаю с Риксоном.
Меня как будто током ударило. Мы с Патчем тоже собирались пообедать вместе сегодня, но я почему-то сомневалась, что обед состоится. Что я наделала! Я должна позвонить ему. Я должна найти способ поговорить с ним. Нельзя, чтобы все закончилось вот так. Это абсурд.
Но тонкий, очень тихий голосок внутри меня, который я презирала, спросил, почему же он не позвонил первым. Ему ведь тоже есть, за что попросить прощения, не только мне.
– Я заплачу тебе восемь долларов и тридцать два цента за прогулку со Скоттом, и это последнее предложение, – сказала я.
– Заманчиво, но нет. И кстати, раз уж зашел разговор. Патч вряд ли будет прыгать от счастья, если вы со Скоттом возьмете в привычку проводить вместе время. Не пойми меня неправильно. Меня совершенно не заботит, что там себе думает Патч, и если ты хочешь свести его с ума – все в твоих руках. И все же, я подумала, нужно тебе сказать.
При упоминании имени Патча я оступилась на ступеньках крыльца и чуть не упала. Надо было рассказать Ви, что я рассталась с ним, но я была не готова сказать это вслух. Я чувствовала, как мой мобильник, на экране которого красовалась фотография Патча, жжет мне карман. Одна часть меня хотела швырнуть телефон в кусты на противоположной стороне дороги. Другая не могла смириться так быстро. Кроме того, если я скажу Ви, она неизбежно начнет умничать, что разрыв дает нам возможность встречаться с кем-то другим, а это совершенно неправильно. Я не собиралась искать кого-то другого, и, я надеялась, Патч тоже. Это просто притирка. Наша первая настоящая ссора. Мы не расстались навсегда. Под влиянием эмоций мы просто наговорили друг другу много лишнего…
– На твоем месте я бы что-нибудь наврала, – сказала Ви, громко стуча своими десятисантиметровыми каблуками по лестнице позади меня. – Я всегда так делаю, когда выхода нет. Позвони Скотту и скажи, что твою кошку тошнит мышиными внутренностями, и тебе нужно отвезти ее к ветеринару после школы.
– Он был у меня дома вчера вечером. Он знает, что у меня нет кошки.
– В таком случае, если у него в голове мозги, а не переваренные спагетти, он поймет, что ты в нем не заинтересована.
Я задумалась. Если мне удастся избежать экскурсии в компании Скотта, то, возможно, я смогу одолжить машину у Ви и последить за ним. Стараясь разобраться в том, что произошло вчера, я никак не могла отделаться от ощущения, что Скотт действительно вчера говорил со своей матерью посредством телепатии. Еще год назад я бы отбросила эту идею как смехотворную. Но теперь все было иначе. Патч бессчетное число раз мысленно говорил со мной. Как и Чонси, он же Жюль, нефилим из моего прошлого. Поскольку падшие ангелы не стареют, а я знаю Скотта с пяти лет, то версию с ангелами можно сразу исключить. Но даже если Скотт не был падшим агнелом, он все еще мог быть нефилимом.
Но если он нефилим, что он делает в Колдуотере? Почему он живет жизнью обычного подростка? Знает ли он, что он – нефилим? Знает ли Линн? Дал ли уже Скотт клятву верности падшему ангелу? Если нет, должна ли я предупредить его о том, что ждет его? Мы с ним не поладили с первой секунды, но все же это не значит, что каждый год он должен отдавать свое тело на две недели.
Конечно, он мог и не быть нефилимом. Может, мои мысли просто ушли не в ту сторону, потому что мне вдруг померещился этот его мысленный разговор с матерью.
После занятий я распахнула шкафчик, сунула туда учебник и достала рюкзак и мобильник, а потом вышла в боковую дверь, откуда было хорошо видно парковку для учеников. Скотт сидел на капоте своего «мустанга» цвета «голубой металлик». На нем все еще была гавайская шляпа, и я вдруг поняла, что не узнала бы его без нее. Например, я даже не знала, какого цвета у него волосы. Я вынула записку, оставленную мамой, и набрала его номер.
– Это, должно быть, Нора Грей, – ответил он. – Надеюсь, ты не собираешься меня кинуть.
– Плохие новости. Моя кошка заболела. Ветеринар смог записать меня на двенадцать тридцать. Придется перенести экскурсию на другой раз. Извини, – закончила я, с удивлением обнаруживая, что чувствую себя страшно виноватой. В конце концов, это ведь просто маленькая ложь. И я ни йоту не верила, что Скотт уж так мечтал об этой экскурсии по Колдуотеру. По крайней мере, этим я успокаивала свою совесть.
– Ясно, – сказал Скотт и повесил трубку.
Я только успела закрыть крышку телефона, как сзади появилась Ви.
– Так легко и изящно послать его! Моя школа.
– Ты не против, если я возьму твой «неон» сегодня днем? – спросила я, наблюдая, как Скотт вылезает из своего «мустанга», разговаривая по телефону.
– Зачем тебе?
– Хочу последить за Скоттом.
– Но зачем? Утром ты совершенно ясно дала понять, что он тебе не нужен.
– Что-то в нем… не так.
– Ага. Его темные очки. Халк Хоган, не иначе! В любом случае прости, не могу. Я обедаю с Риксоном.
– Ну да, Риксон как раз может тебя отвезти, а я возьму «неон». – Я взглянула в окно на Скотта. Боялась, что он уедет раньше, чем мне удастся выпросить у Ви ключи от машины.
– Конечно, он может. Но тогда я буду выглядеть так, будто нуждаюсь в чем-то. А парням сегодня нужны сильные, независимые женщины.
– Если ты разрешишь мне взять «неон», я его заправлю.
Ви чуть-чуть смягчилась.
– Полный бак?
– Полный бак.
Или сколько смогу купить бензина на восемь долларов и тридцать два цента.
Ви прикусила губу.
– Хорошо, – медленно сказала она. – Но, может, мне стоит поехать с тобой и убедиться, что не случится ничего плохого.
– А как же Риксон?
– Если я взяла и напоролась на сексуального парня, это не значит, что я брошу лучшую подругу в беде. Кроме того, у меня такое чувство, что тебе пригодится моя помощь.
– Ничего плохого не случится. Я буду у него на хвосте. Он и не узнает, что я слежу за ним.
Но мне было приятно, что она предложила. Последние несколько месяцев изменили меня. Я больше не была такой наивной и безбашенной, как раньше, и мысль взять с собой Ви понравилась мне с самого начала по нескольким причинам. Особенно если Скотт – нефилим. Единственный знакомый мне нефилим пытался убить меня.
Ви позвонила Риксону и отменила встречу, и мы стали ждать, пока Скотт не уселся за руль и не покинул стоянку. Мы кинулись за ним на машине Ви – «Додж-Неон» 1995 года.
– Ты веди, – Ви бросила мне ключи.
Спустя несколько минут мы почти догнали «мустанг» Скотта, и я стала держаться в трех машинах от него. Скотт выехал на шоссе и поехал на восток, я за ним.
Примерно через полчаса Скотт зарулил на стоянку у торгового центра на берегу. Я медленно ехала за ним, стараясь не упускать его из виду, но не попадаясь ему на глаза, и припарковалась в двух рядах от его машины.
– По-моему, Скотти-малыш решил сходить за покупками, – сказала Ви. – И кстати, раз уж речь зашла о шопинге, может быть, я могу посмотреть себе шарфик, раз уж свидание мое не состоялось? Риксон говорит, ему нравится, когда девушки носят шарфики, а у меня, как назло, ни одного в гардеробе нет.
– Иди.
Я следила за Скоттом, прячась за спинами других людей, видела, как он вошел в магазин одежды и вышел оттуда минут через пятнадцать с пакетом в руках. Потом он направился в другой магазин и пробыл там десять минут. В его поведении не было ничего необычного, ничего, что могло бы заставить меня думать, что он нефилим. После третьего магазина внимание Скотта привлекла группка смешливых девушек-студенток, обедавших на террасе кафе за столиком под зонтиком и одетых в короткие топы и ультракороткие мини. Скотт достал свой телефон и сделал несколько снимков этих девушек.
Я отвернулась и поморщилась, глядя на свое отражение в стеклянной витрине кафе.
И тут я увидела его. Он сидел внутри. Одет в брюки-хаки, голубую рубашку и льняной блейзер. Его светлые волосы стали длиннее, и он стянул их в хвост сзади. Он читал газету.
Мой отец.
Вот он сложил газету, встал и направился в глубь кофейни.
Я тут же рывком распахнула дверь и ворвалась внутрь. Отца не было видно – он растворился в толпе. Я побежала за ним дальше в зал, отчаянно оглядываясь по сторонам. Выкрашенный в черно-белые цвета коридор заканчивался туалетами: мужской – налево, женский – направо. Другого выхода здесь не было, значит, отец пошел в мужской туалет.
– Что это ты тут делаешь? – раздался у меня за спиной голос Скотта.
Я обернулась.
– Как ты… что… что ты здесь делаешь?
– Я хотел спросить тебя о том же. Вообще-то я знаю, что ты за мной следила. И не делай вид, что удивлена. Существует такая штука, как зеркало заднего вида. У тебя есть какие-то особые причины преследовать меня?
У меня в голове был полный сумбур, и реагировать на его слова мне было некогда.
– Зайди в мужской туалет и посмотри, есть ли там внутри мужчина в голубой рубашке!