– Вот видишь – раб! – тут же уцепилась за его проговорку женщина. – Я же говорила – раб! Всех их надо распинать!
– Мой хозяин в городе… – завопил вдруг здоровяк – возможность быть распятым ему явно не понравилась. Да и шанс очутиться на рабском рынке в эти дни тоже не радовал – таких как он крепышей тут же отправляли ворочать камни, расчищая город, на самые опасные и грязные работы, где люди калечились или погибали ежедневно. – Хозяин все подтвердит! Сразу непременно подтвердит, – теперь здоровяк смотрел на Приска и вигила почти умоляюще.
Первым желанием было – немедленно спешить к дому Амаста, схватить мерзавца и… Но у того в доме наверняка полно преданной челяди, и в одиночку трибун ни за что не сможет его захватить.
– Где живет твой хозяин? – спросил трибун у Пана.
– Через три улицы отсюда – дом у столетнего кипариса.
– У тебя есть клетка, чтобы этого парня запереть? – Этот вопрос был уже адресован вигилу.
– А то! И не одна.
– Отлично. Запри его на час. У меня срочное дело в двух кварталах отсюда. А когда я вернусь, мы проверим – правду ли говорит этот тип. И кстати… – Приск сорвал с пояса здоровяка кожаный мешочек. – Что тебе передал этот бродяга?
– Не смей! – прорычал Пан. – Это вещь господина.
– Да? – Приск развязал тесемки и извлек из мешочка маленький стеклянный флакончик. Горло было плотно заткнуто и еще обмазано каким-то твердым составом. – Мне почему-то кажется, что в этом флаконе – не духи.
«А если уж быть точным – яд… Только вот кого собирался отравить Амаст?» – вслух этого Приск не сказал. Да и вряд ли Пан знал на этот вопрос ответ.
Раба поместили в клетку и заперли. После чего Приск зашагал к месту раскопок. Итак, надо спешить. Не исключено, что Амаст, заметив, что Пан не вернулся с тайной встречи, начнет тревожиться. Да что там – тревожиться! Попросту сбежит. Первым делом: направить три контубернии – это как минимум – к дому Амаста. А затем вернуться и вместе вигилом отвести Пана к хозяину. Вот там и посмотрим – тот ли это самый Амаст или какой другой.
– А мне что делать? – послышался женский голос сзади. Как ни странно, в голосе звучали требовательные нотки.
Приск обернулся. Матрона шагала за ним и не отставала.
– Послушай, как зовут тебя?
– Флавия…
– У тебя кто-нибудь остался в городе?
Она замотала головой:
– Никого. Муж погиб. Брат, мама… – Она на мгновение стиснула зубы, переборола подступивший к горлу комок. – Никого…
– Послушай, Флавия… Я – военный трибун, занимаюсь раскопками в городе… Наступит весна – уйду с армией в Парфию. Я ничего не могу для тебя сделать. Тебе лучше остаться на площади. Может, встретишь кого из родни…
– Я знаю, да… там надо быть… – Женщина усмехнулась. – Но за мной никто не придет. Мертвецы не возвращаются, трибун.
«Быть может, Аррия вот так же просит о помощи, и ей все отказывают…» – подумал Приск.
– Знаешь что… я сейчас отведу тебя к месту работ, побудешь там до заката, а вечером пойдешь со мной. Договорились?
Женщина вместо ответа схватила руку Приска и поднесла к губам.
– Да перестань. Я еще ничего для тебя не сделал.
Приск не знал точно, зачем он так поступает, – вокруг было полно несчастных, которым требовалась помощь куда больше, нежели Флавии, – изувеченные падением камней и деревьев, взрослые и дети, они порой лежали, умирая, на мостовой. По утрам солдаты раздавали им сухари – из легионных запасов, – чтобы горожане, лишившиеся всего, не умерли с голоду. Но все равно люди умирали – и вновь повозки везли свою страшную кладь по расчищенным улицам прочь из города. Приск видел – и не однажды – как прямо на улице легионный медик отпиливал несчастному горожанину раздробленную конечность. И если солдат обычно переносил муку стоически, то привыкший к наслаждениям антиохиец орал как резаный, если, разумеется, боги не посылали ему в своей милости беспамятство.
И все же чем-то эта женщина тронула его сердце… Быть может, тем, что несмотря на потери держалась твердо, как триарий[15], когда сражение уже почти проиграно, и последняя шеренга вступает в бой.
* * *
К приходу Приска солдаты расчистили уже почти весь атрий, обнажив на полу прекрасные мозаики с богиней Дианой-охотницей в центре. По углам атрия на мозаичной картине среди зарослей прыгали мохнатые олени и длинноухие зайцы, там и сям выглядывали из кустов кабаны и леопарды, тигры и антилопы. Да и стены – судя по всему – украшали в основном пейзажи – сады, скалы, тонущие в голубой дымке горы. Денежный сундук в центре стоял на куске мрамора, будто на белой скале. С него уже сняли бронзовые скобы, крепившие хозяйскую казну к полу, и шестеро солдат готовились волочить его из атрия.
– Так это дом Александра и Береники! – воскликнула Флавия, когда Приск привел ее к развалинам, на которых трудились три его центурии.
– Вернее, то, что от него осталось, – уточнил трибун. – Надеюсь, хозяева живы – тел мы под камнями пока не нашли – только труп привратника.
– Разумеется, живы, – отозвалась Флавия. – Александр с Береникой были у себя на вилле в тот день, когда случилось землетрясение. Я видела их у фонтана с тремя дельфинами – они приходили к стене кого-то искать. – Женщина покачала головой, брови ее сошлись на переносице. – Я умоляла… долго… их вилла почти не пострадала… и я… я ведь только просила взять меня с собой… пока не найду кого-нибудь из родни… Береника сначала согласилась… Но потом Александр накричал на нее, и она отказала… сунула мне в ладонь пару монет и ушла… Они бросили меня на улице… Как ветошь… как…
Женщина наконец не выдержала и разрыдалась. Злыми слезами последней, переполнившей чашу терпения обиды.
– А ты знаешь, где находится их вилла?
Флавия кивнула.
– И дорогу сможешь показать?
Снова кивок.
Ну что ж, у несчастной вдовы есть шанс отплатить за пренебрежение. Причем многократно. Вернуть удар – что может быть слаще?
– Сабазий! – позвал Приск раба.
Но раб и в этот раз не пожелал откликнуться – то ли уснул где-то среди развалин, то ли самовольно отправился на виллу Филона. Уже дважды Приск ловил его за подобными отлучками. Раньше его исполнительность просто поражала. А теперь он сделался безалаберен, лодырничал и при первой возможности исчезал из поля зрения хозяйского ока. Похоже, парень нуждается в хорошей порке. Хотя – с другой стороны – быть может – каждодневное созерцание трупов в самом деле выбило парня из колеи. Но сегодня вечером он точно получит – потому как исчез, когда в нем была нужда.
– Децим Проб! – окликнул Приск одного из легионеров. Тот живо подскочил, стукнул кулаком себя в грудь. Приск поднял руку в ответ.
– Вот что, воин… Немедленно отведи эту женщину к Афранию.
Женщина вроде как прекратила рыдания, но продолжала всхлипывать.
– Послушай, сейчас мой легионер проводит тебя к центуриону Афранию Декстру. Расскажешь про Беренику и Александра все, что мне говорила. Ты поняла?
– Разве я глупа? – усмехнулась Флавия, отирая слезы.
– Потом, Децим, отвези домну на виллу Филона. Там тебя, милая, встретят как дорогую гостью.
Женщина недоверчиво приподняла бровь.
– Филон всех так встречает, – слукавил Приск.
И на всякий случай написал письмо механику с просьбой принять женщину и разместить как приличествует знатной даме.
Работы на развалинах тем временем продолжались.
– Без меня сундук не открывать, – приказал Приск центуриону Фалькону. – Все найденное отправить на виллу Филона под охраной. Я сейчас же… забираю три контуберния для одного срочного дела. Знаешь дом у столетнего кипариса?
– Как не знать! Там напротив такой лупанарий, такие цыпочки!.. – Центурион причмокнул. Был Фалькон годами старше Приска (но старше ненамного), широкоплечий, полноватый, в новеньких доспехах – старые наверняка пришлось продать – потому как не сходились на раздобревшей фигуре.
– Теперь вряд ли… – хмыкнул трибун.
– Не-е, говорят, девочки все спаслись и по-прежнему принимают посетителей, – не согласился центурион.
Сирийские легионы – это сирийские легионы – служба в них зачастую проходит в лупанариях, тавернах да винных лавках, недаром центурион так располнел.
Приск усмехнулся: хороший солдат всегда отыщет жрачку и девок – так что центурион наверняка прав.
– Отлично… Пошлешь туда три контуберния – но не в лупанарий… – уточнил трибун, – а к дому со столетним кипарисом. Прикажешь стоять поблизости – не на виду. Как раз возле лупанария всем и тереться. Чтобы со стороны казалось, будто парни решили порезвиться и устанавливают очередь…
– А они могут?… Ну в лупанарий…
– Когда я отпущу. И пусть прихватят с собой ручного «барана».
Речь, разумеется, шла не о настоящем таране, что разбивает городские ворота, а о толстом бревне с бронзовой башкой-«бараном». Им легионеры высаживали двери, которые заклинило после землетрясения.
– И да… пусть возьмут с собой лестницу.
– Э… да у нас настоящий штурм! – воскликнул центурион почти с радостью.
Видимо, решил, что это будет весело.
* * *
Пан топал домой в приподнятом настроении – то ли он не боялся хозяина, то ли домашняя трепка была для него делом привычным.
Дом рядом с кипарисом оказался ничуть не поврежденным землетрясением – как и сам кипарис. Только зелень огромного дерева припорошило известковой пылью, отчего великан казался поседевшим. Этот район пострадал меньше других – даже фонтан на перекрестке функционировал, и, выстроившись в очередь, горожане набирали в кувшины воду.
Дом, о котором говорил Пан, напоминал крепость. В Антиохии любят дома с множеством окон, их украшают колонками и фронтончиками. А тут на улицу не выходило ни единого окна, а массивная дверь была плотно заперта, как будто никто в этом доме не жил.
– Будем стучать? – спросил оробевший вигил, оглядываясь по сторонам, – даже он почуял подвох.
– Погоди!
Приск оглянулся – его легионеры уже толклись возле дверей лупанария, перебрасываясь шуточками. Однако прибыли они – как и приказал Приск – с оружием и прихватили с собой «барана». Приск подал им знак, вояки враз построились, бегом пересекли площадь, два контуберния встали у входной двери, а третья восьмерка побежала за угол – у дома мог быть выход на соседнюю улицу, и там стоило перехватывать слишком резвых обитателей.
– А вот теперь можно и постучать, – сказал трибун.
Но не успел.
На крыше дома мелькнула тень, вниз сорвалась черепица. И, прежде чем кто-то сообразил, в чем дело, или что-то разглядел, трибун заорал «Щиты!», толкнул ничего не соображавшего вигила к стене и сам ринулся вплотную к кладке.
Пан в растерянности остался там, где стоял. Потом, связанный, неловко прыгнул в сторону.
Замешкайся Приск – два дротика ударили бы его в грудь – а так один просвистел мимо, а второй – чиркнул по шлему. Вдобавок кто-то сверху – не разобрав что к чему – пронзил Пана дротиком насквозь. А может – наоборот – разобрал. Хотя Пана пробило насквозь, умер он не сразу – а еще скреб древко, пытаясь вырвать его из груди, и на губах его пузырилась красная пена.
– Чтоб им заболеть! – пробормотал вигил, невольно приседая. Приск ухватил его за ворот туники и удержал на ногах.
На счастье, легионеры показали отличную выучку, среагировали мгновенно, успели прикрыться щитами от посыпавшихся сверху снарядов. Судя по крику – одного все же задело – в руку или ногу. Там, наверху, ведущих обстрел было не меньше десятка, и эти десять умели вести заградительный огонь.
– Черепаха! – крикнул Приск. – Таран!
Получалось в самом деле что-то вроде штурма крепости. Ну опыта в подобных делах Приску не занимать – Дакия его научила, как брать неприступные твердыни.
Два контуберния мгновенно перестроились и, прикрываясь щитами, подошли к двери. Тут передняя часть черепахи раскрылась, и «баран» яростно боднул дубовую дверь. От первого удара она треснула, а от второго – вылетела внутрь горой обломков и щепок.
За дверью никого не было. Легионеры ринулись внутрь.
Раздался визг – женский…
Трибун рванулся следом за своими легионерами.
– Мне нужен Амаст! – крикнул Приск, хватая за тунику какого-то паренька в атрии, что пытался укрыться в углу и слиться со стеной.
– Он в триклинии… – У раба от ужаса прыгали губы.
Легионеры тем временем уже успели по лестнице взбежать на крышу – и там рубили тех, кто осмелился встретить градом дротиков римских солдат в римском городе. У людей Амаста имелись при себе мечи, но не было ни щитов, ни шлемов, ни доспехов. А значит – и не было шанса уцелеть. Бой был короткий и кровавый. Трое упали наружу – остальные тела – в перистиль, ломая туи и рододендроны.
Приск, держа пойманного раба за шкирку, вместе с тремя легионерами ворвался в триклиний. Стол был уже накрыт, на столе – целый кабан с румяной поджаристой корочкой, порезанный на куски, налитое в серебряные кубки разбавленное вино – но ни хозяина, ни гостей за столом. Лишь оброненный венок да снятые сандалии… Судя по всему, Амаст и его дружки успели удрать. Опять! О, боги, чтоб у них на пути оказался вход в Аид!
– Есть другой выход? – Приск встряхнул раба, которого приволок с собой, как куль с мукой.
– У кухни… – махнул рукой парнишка.
Приск отшвырнул мелкого и ринулся в указанном направлении. Но лишь столкнулся со своими же легионерами – третий контуберний успел взломать заднюю дверь.
– Видели кого-нибудь? – Происходящее походило на колдовство.
– Один парень кинулся на нас с мечом, но мы его зарубили, – отрапортовал Канес.
К ногам трибуна швырнули труп какого-то смуглого долговязого типа – никогда прежде Приск его не видел. Одно можно сказать – у мертвого были густые курчавые волосы и длинные одежды с вышивкой – такие Приск видел прежде в Хатре.
– Обыскать тут все! – приказал трибун уже без всякой надежды.
Судя по всему, под домом имелся потайной ход, и хозяин по нему ускользнул. Как тогда, когда люди Адриана явились освобождать самого Приска из лап Амаста.
– Каждый уголок… все что найдете – письма, ценности – все несите в атрий, – отдавал распоряжения Приск. – Туда же сгоните всех рабов.
Тут он только сообразил, что Пан так и остался на улице.
– Вигил! Менений! – заорал Приск в ярости, злясь прежде всего на самого себя. – Искать подземный ход!
Мальчишка-вигил быстро сообразил, что самое безопасное место во время штурма – за спиной Приска, и все время именно там и держался, не отставая ни на шаг. И сейчас он стоял позади.
– Сейчас поищу… – пообещал Менений.
Но Приск подозревал, что искать бесполезно, – даже если ход найдется, Амаст и его дружки давно ускользнули – с первым ударом в дверь, оставив рабов драться с легионерами и погибать.
– А этот дом… он что, как вражеский город… все же «баран» коснулся ворот, – спросил Канес. – Так что мы можем его грабить?
– Это дом в римском городе, – напомнил Приск. – Не трогать ничего! – Он поглядел на стол, на кабанчика, от которого шел такой соблазнительный запах. – А вот перекусить и выпить – дозволяю – все равно хозяева отказались от пиршества.
– Обожаю поросятину… – ухмыльнулся Канес.
– Но сначала всех согнать в атрий. Мужчин связать. Женщин – и свободных, и рабынь – на кухню. А уж потом – кабанчик и вино.
Тем временем Менений вернулся. Вид у него был понурый.
– Ну что, отыскал ход?
Менений кивнул.
– Отыскал. Но там заперто изнутри, твои легионеры ломают.
– Тогда вот что. Немедленно отнесешь записку Зосиму, вольноотпущеннику наместника Адриана. Если кликнут к наместнику, на словах ничего не говори – можешь получить по шее. Атак – пока Адриан читает, пока вызнает у Зосима, кто принес и откуда, – наместник успеет вскипеть и остыть. Глядишь, и не убьет.
– Ты шутишь? – пробормотал Менений.
– Даже не знаю.
Передав парню запечатанные таблички, Приск отправился в триклиний – сегодня с самого утра он ничего не ел, и запах жареного поросенка энергично об этом напомнил.
– Трибун, надо бы отпустить людей с раскопок, а то они не жрамши с полудня, а скоро начнет смеркаться, – напомнил центурион. Он успел уже снять свои доспехи и теперь возлежал на месте хозяина, обгладывая поросячьи ребрышки. Пальцы Фалькона лоснились, по подбородку стекало вино. Если дело пойдет так дальше, центуриону вскоре придется заказывать новые доспехи.