Изначально планировалось опираться на традиционную деревенскую культуру коллективизма, однако затем пришло решение заменить обычных сельских старост специально подготовленными руководителями из неместных. Не везде проходило гладко, были и сложности. Чужаков в деревнях никогда не любили, но власть есть власть. Прислали молодого и энергичного – не хочешь, а подчиняешься. Тем более что он всегда на стороне крепких хозяев. Иерархии внутреннего лидерства крестьянского общества никто сломать не стремился. Вот ростовщиков очень быстро нагнули запретами и налогами. А кто землю пашет – хоть сам, хоть при помощи наемного труда, – свой человек. Главное – не нарушать законов.
Отделения и ячейки «Движения» имеются повсеместно, в любой деревне и на самом маленьком предприятии. Молодое поколение получило социальный лифт и возможность через «Движение» выйти в «люди». Из этих парней и девушек, получивших правильное воспитание, и формируется новая государственная элита. Уже не представители своего общества, а надклассовая структура и, согласно одной из речей нашего всеми уважаемого Диктатора, «состоящая из молодых и компетентных лидеров нового поколения». В переводе с официального русского на разговорный язык – мы получили молодых офицеров, являющихся основным командным звеном нового режима.
Кругом сплошные золотопогонники. Официальные и неофициальные. Так что мне сам Аллах разрешил не мучиться чинопочитанием. Мы ж не просто старые знакомые – я служил в правильном месте. И с присвоением первого офицерского звания меня командир дивизии поздравлял, и первый орден лично вручал еще рядовому. Не изувечь ему ногу осколком – в большие чины мог выйти бывший командир Белов.
А мне на этой почве повезло. На все на свете удача нужна. Не назначили бы Белова редактором армейской газеты, и не обнаружь он в присланной почте мой первый опус о Ярославской добровольческой бригаде, да не вспомни меня, – хрен его знает, чем бы я сейчас занимался. А теперь я, если по армейским меркам, в звании (вечный корреспондент против главреда) намного ниже, зато по должности (сиречь известности) гораздо популярнее. И, что важнее, за границей тоже. Можно смело гордиться успехами. Не каждого награждали международными и государственными премиями и высылали со скандалом из двух стран, запрещая посещение империи, где никогда не заходит солнце. Где-то так на так положение получается. Какая уж тут субординация, если я на днях побывал на свадьбе его младшего сына. Почти родственник.
Вообще недаром сказано: «Чем больше приближаешься к горе, тем она становится все выше. Приближаясь к великому человеку, невольно замечаешь, что он все ниже и ниже».
Редактор известнейшей и влиятельнейшей газеты в моем представлении в бытность талибом[1] являлся гигантом мысли, энергии и образованности. Белов этими качествами не обладал. Прекрасный человек, приятный в общении, всегда готовый выслушать и помочь, но воспитание наложило четкий отпечаток. Он был неплохим администратором и даже иногда (в привычных армейских рамках) проявлял инициативу. Однако фактическое управление оставалось за редколлегией, хотя без его визы ничего не решалось. В творческий процесс он не лез и в глубине души крайне уважал способных написать что-нибудь серьезнее официального доклада вышестоящему начальнику. Воспитывать принимался исключительно желающих без разрешения влезть в темы подцензурные.
– Слушай, – жалобно сказал Белов, – ну есть же границы.
– Ага. Надлежащим одеянием для женщины является чадра, покрывающая волосы, руки и ноги и не показывающая ее красы. В нашем климате приводит к рахиту. Недостаток солнца, как утверждают врачи, приводит к невосполнимым последствиям. Если не выдумали на ниве просветительского энтузиазма. А вот язык им, честно скажу, лучше всего отрезать при рождении.
– И тебя жена достала! – обрадовался Всесвет. – А я сколько лет терплю. Так им прав мало.
– А куда деваться? Ну, если без высоких слов… – Он заинтересованно кивнул мне. – …Это руки, – вздохнул я. – Просто рабочие руки. Грубо говоря, четверть взрослого городского населения. В деревне женщины и так работают, за редчайшим исключением. Занимая места, где не требуется особой физической силы, а терпение, усидчивость и внимание, они высвобождают мужчин. Все эти продавщицы, телефонистки, секретарши, медсестры, учительницы – это миллионы рабочих мест. Даже текстильные фабрики и столовые с ресторанами. Государство выигрывает дважды. Оно может маневрировать, перераспределяя работников и направляя в нужные отрасли, и… платить женщине меньше. Проблема в чем? Что устраивало двадцать лет назад, уже не кажется привлекательным. Они хотят расти по служебной лестнице. Не медсестра, а врач. Не секретарша, а пусть маленький, но начальник. Потом дойдет и до большого. А запретить нельзя. И кстати, помяни мое слово, следующий этап – требование одинакового жалования независимо от пола. Профсоюзы этого давно добиваются.
– Это справедливо.
– Разве я спорю? Не верю, будто то, что было правильным в дни Пророка, да пребудет с ним мир и покой, должно быть применимо и сегодня! Я прекрасно понимаю – мир изменился, и мы вынуждены меняться с ним. Иначе окажемся в хвосте. Я солидарен, когда женщины отказываются быть чьим-то имуществом без права голоса и без права выбирать. Но! Есть огромное «но». Муж всегда был высшей инстанцией. Жена сидела дома и воспитывала детей. Он приходил и ставил точку в любом споре, вынося решение. Никто и не думал возражать, сплошное уважение. Потому что он был кормилец и от него все зависели. А станут они, – я показал в сторону окна, – получать не меньше или даже, не дай Аллах дождаться, больше – какое уважение? Какое воспитание? Она работает, и ей некогда. Жена делает карьеру и неплохо справляется. Будут убивать уже не дочерей, а жен. Станут брать в жены необразованных и бояться умных. А потом привыкнут. И главой семьи станет женщина.
– Умная жена всю жизнь крутит мужем, как хочет, – задумчиво сообщил Белов. Не удивлюсь, если про себя.
– Дома. Не открыто. Но волноваться не стоит, – бодро заверил. – Точно не в этом поколении. Разве что внучки твои доживут.
– Не думаю, – помолчав, сказал он, – что стоит об этом писать. Очень уж картина получается… неприглядная.
– Я много чего пишу и иногда никому не показываю. Велик Аллах, когда-нибудь придет время и для этого. А пока нет смысла. Никакая цензура не пропустит. Лучше уж проводить в народе идею, способную объединить всех мыслящих, независимо от религии и пола, не вызывая катаклизмов. Мы ведь все по рождению националисты по отношению к загранице. Страна едина! – продекламировал демонстративно. – Народ един! Совсем неглупые лозунги. Даст им Салимов, чего просят, и будет огромная поддержка всем начинаниям правительства. Закон о защите брака не только запрещал многоженство, давал право на развод, но и обещал право голоса. Вот они им и воспользовались в полной мере.
– Ладно. Внутригосударственные дела обсудим в другое время. На чем мы остановились до того?.. – он поморщился.
– На гневных криках по поводу моего поведения, – с готовностью докладываю.
– Тебя воспитывать – исключительно время терять, – брюзгливо сообщил Белов. – Совсем распоясался. Скажи спасибо, что вместо поручения навечно ездить с репортажами по медвежьим углам просто выдернули из Германии. Писатель… мля… Что за хамская манера фигу в кармане держать?! Все кругом идиоты, и никто не догадается?
– А вот это, – твердо заявляю, – на совести дураков-перестраховщиков. С какой стати кто-то углядел намеки на собственную Отчизну в моем описании Леманна?
Взгляд начальства был достаточно выразителен. Еще немного – и натурально взбесится.
– Внутренняя обстановка в Германии, – старательно делая вид, что не понимаю, принялся излагать, – страх перед критикой со стороны оппозиционных партий и корыстные интересы делают Леманна временным нашим союзником. Именно временным. Он ищет одной выгоды, а не реального союза. Голый расчет. Помяните мое слово, он скоро крепко возьмется за любых несогласных.
– Ты всерьез не понимаешь или придуриваешься?
Да все я вижу, мысленно завопил, но они больные на голову в своем МИДе. Ну написал:
«Применяются отнюдь не парламентские методы для устранения противников, включая внесудебный террор против оппозиции, в стремлении ликвидировать неподконтрольную правительству Леманна политическую деятельность». При чем тут Салимов?! И про выбор народом вождя с обязанностью для него взять личную ответственность не только за своих соратников, но и за всех подданных – тоже без всяких кивков на Русь. Отвечать необходимо за свои действия, если уж веришь в свою миссию. Какие к шайтану намеки! Это у них на уме, не у меня! Если бы Диктатор лично обиделся, меня давно бы допрашивали совсем по другому адресу.
– И в первую очередь, – продолжая старательно изображать наивность, сообщаю, – разберется с нашими друзьями. Все эти речи достаточно откровенны, надо только слушать. Идейная близость с британцами, заявка на реформирование армии. Мало, что ли? Кто-то вообще читает, что я писал про проект нового закона, включающий всеобщую воинскую повинность?
– Молчать! – зарычал Белов. Достал я его. Он все прекрасно понимает, но должность такая. А позвонили наверняка с очень больших высот. Не стал бы суетиться иначе. Ему передо мной было даже неудобно, и по всем инстанциям старательно отмазывал как бы не в том же стиле. Прямо-то никто ничего не говорит. «Есть мнение», – и глаза заводятся в потолок.
– Все. Думай в другой раз, – после длительного молчания приказал соответствующим голосом. – Доиграешься. Вопросы есть?
– Если не знаешь, как поступить, изучи мнение начальства и следуй ему. Установка ясна, – подтверждаю с готовностью. – Англичанка гадит, американцы недовольны японскими действиями, и желательно подтолкнуть в правильном направлении. Франция опасается за Индокитай и не мешает покапать на мозги простым лягушатникам. Китайцы почти хорошие, японцы не совсем плохие. Они отвратительные. Ничего не забыл?
– Твоя хамская привычка передавать обзоры в США, а потом ссылаться на них же при написании очередной статьи в русской газете для обхода цензуры. Вроде не сам придумал, а просто ссылаешься на общеизвестное. Думаешь, никто не замечает?
– А что, так заметно? – огорчаюсь. – Молчу, молчу. Все понял. Но неплохо задумано? Всегда есть возможность пропихнуть интересную новость в обход бдительной цензуры. «Herald Tribune» в наших газетных киосках начала свободно продаваться, и сослаться на тайну сложно. Хорошие бизнесмены живут в США – расширяются. Уже и к нам пробрались. Да и не писал я ничего против нашего руководства. Исключительно про Германию.
– Гуляй, – сказал Белов брюзгливо. – Умник выискался. Билеты на поезд и прочие бумаги получишь в финотделе. Заодно и проветришься в дороге. Лежит на тебя где-то папка и пухнет. Потом извлекут и шарахнут по башке – мало не покажется.
– Я верю, – торжественно заявляю, – в мудрость наших замечательных правоохранительных органов. И что немаловажно, знакомство со многими высокопоставленными товарищами. Вдруг каску одолжат?
– Посерьезней тебя люди горели, – поморщился Белов. – Подумай.
Я вышел и аккуратно прикрыл за собой дверь. Не нравятся мне такие указания, и срочная командировка в совершенно другой конец континента тоже. Неужели что-то всерьез бродит по нашим вконец ополоумевшим от бдительности верхам? Неприятно. Скоро совсем начнут заставлять писать согласно указаниям – от сих до сих. Попытка повякать свое будет караться отлучением от редакции и каторжными работами в сельском хозяйстве сторожем.
Не хочется верить в подобный маразм, но у нас всегда любили пересаливать. Лучше перебдеть, чем недобдеть. За запрет отвечать редко приходится, а за разрешение может и серьезно влететь от вышестоящих. Тогда придется уходить на вольные хлеба. Мне это проще. И доход какой-никакой с нефтяного участка присутствует, и второй фильм про доблестного русского разведчика радостно куют на киностудии.
Странные люди. Ну бред же натуральный – кто хоть рядом с этими вещами стоял, прекрасно понимает, насколько ерунда, а люди толпами ломятся посмотреть. Прямо неудобно. Не настолько я деньги люблю, чтобы клоуна из себя строить. Хотя семью тоже надо кормить. Раньше-то не задумывался над стоимостью женского платья. Любке вечно выйти не в чем. Посмотрел как-то на счет от портнихи и глубоко задумался. А куда деваться? Жена обязана выглядеть прекрасно. Это же вроде ордена на груди. Смотрят и завидуют. И еще важнее, когда она довольна: тогда жизнь прекрасна.
Впрочем, я счастливчик. Всегда был и, очень надеюсь, останусь. Сумел-таки создать оригинальную книгу. Первый на Руси на этом поприще. Честно сказать, писателем себя по-прежнему не ощущаю, но приятно. Деньги не сильно большие, зато престиж, реклама, и мне теперь и тиражи с гонорарами обеспечены. А как же, «Семья Кантемировых» даже без похвалы Салимова, растиражированной по всем изданиям, восемь недель самой продаваемой в стране была. А с соответствующей надписью на обложке стала страшно завлекательна.
Всем стало жуть как интересно. Кто ищет ляпы чисто из вредности, обнаруживая эфес сабли не той формы, а кто – глубокий смысл. Мне не жалко. Я даже могу исправить при переиздании неточность, а двойного смысла не вкладывал. Обычная семья, все поколения служившая государству, как они понимали. А это значит – кровью. Ни одна война без Кантемировых, которые суть Темировы, не обошлась, и не с каждой мужчины возвращались домой. Сам не заметил, как почти тысячу страниц написал. Два здоровенных кирпича за год.
Даже американцы заинтересовались книгу перевести. В долларах заплатят. Вроде это не то третий, не то четвертый случай в истории США. Русские писатели с их проблемами и молитвами Аллаху страшно далеки от тамошних читателей. А я – вот он, пробился! Есть чем гордиться.
Есть, конечно, и кто ругает. А как же. Я таких читаю, в отличие от похвальных отзывов. Ну да, кровищи под обложкой море. Ничего не поделаешь, почти ничего не выдумал, а шибко реалистично смотрелось – так личные впечатления вставлял. Война и сотни лет назад ничем особенным от современной не отличалась. Пот, вонь отхожих ям, кровь, мозоли и дурость командования вкупе с героизмом солдат.
Еще сценой взятия Пилау попрекали. Я виноват, что в городе всех особ женского пола от двенадцати и до пятидесяти лет солдаты оприходовали? Еще и по несколько раз иных – на всех не хватало, осадная армия большая. Времена такие были. Культурные французы с англичанами почти в те же годы города на три дня на разграбление отдавали. Ничего не поделаешь: кого на шпагу брали, а не сам сдался, – тому ничего хорошего не светило. Зверства были совершенно нормальным явлением. А уж после убийства русских парламентеров ничего хорошего от победителей ждать не стоило. Вот Кенигсберг не курочили. Сдалась немчура честно и имущество, а заодно и душевное равновесие, сохранила в целостности и сохранности.
А одна экзальтированная девица опять же недовольна осталась историей с князем и полячкой. «Ой, такое невозможно», «Ой, у него один предок ногаец, а другой татарин. Не то воспитание». И сто тысяч ссылок на документы. Дура. Я всю историю натурально с семейства Киреев списал, особо не утруждаясь.