Лаверн попытался просмотреть некрологи, начиная с 1932 года, но их было слишком много и терпения у него хватило только на полгода. Он распечатал найденные заметки, сходил в ателье и вернулся домой.
– В следующий раз я вызову полицию, – пообещала ему девушка, отдав фотографии.
Лаверн закрылся в своей комнате и открыл конверт. Ремень Брюстера оставил широкие красные полосы на бледных ягодицах. Его лицо было покрыто шрамами от оспы. Волосы светлые. Губы поджаты. В голубых глазах пустота.
«Кому ты принадлежишь?»
«Тебе!»
«Почему она не уйдёт от него?» – подумал Лаверн, вглядываясь в зелёные глаза Фанни. Оживился, рассыпал на полу сотни сделанных фотографий. Отыскал ту, на которой был стол. Посмотрел на газету. 18 июня 1932 года. Перечитал сделанные в библиотеке распечатки. Фанни пропала 7 января 1933. Сейчас начинался август, значит, осталось пять месяцев. Лаверн лёг на кровать. Закурил. Закрыл глаза. Она умрёт вместе с ним. Фанни Вудс. Его тайна. Его жизнь. Умрёт, и он ничего не сможет сделать. Лаверн вспомнил Брюстера.
«Я не твоя собственность!»
Что это, любовь?
«Смазливая юбка. Хочешь потерять всё, что у нас есть?»
Нет. Лаверн грустно улыбнулся. Вспомнил чернокожего мальчишку.
«Ты не должен был приходить».
«Я соскучился».
Лаверн позвонил Чипу, но, услышав голос Джесс, повесил трубку. Голова закружилась. Дыхание перехватило. Боль в груди стала невыносимой. Лаверн повернулся на бок и попытался заснуть, настырно отказываясь принимать обезболивающие. Тьма затопила сознание. Ненавистная, но спасительная тьма.
Лаверн зашёлся кашлем. Открыл глаза. Посмотрел на часы. Была почти полночь. Он поднялся на ноги и взял фотоаппарат. Сон вернул силы, но боль осталась. Лаверн сидел на кухне и прислушивался к тишине. Ничего. Никто не приходил. Никто не напевал, готовя себе ужин. Лаверн смотрел на дверь, вспоминая, как она выглядит на фотографиях. Дверь в прошлое. Дверь в мир Фанни Вудс. Дверь… Боль выдавила из глаз слёзы. На какое-то мгновение Лаверну показалось, что очертания двери изменились. Нет. Ему нужно принять таблетки, пока боль не свела его с ума.
Лаверн прошёл в ванную и умылся. Запах сырости врезался в ноздри. «Нужно будет завтра сказать Синтасу, чтобы вызвал сантехника», – подумал он. Вернулся на кухню. Запах сырости не исчез, но теперь к нему добавился запах бекона. Тонкий, едва уловимый. И запах духов. Что-то сладкое и цветочное. И запах пудры.
Лаверн заглянул в комнату Синтаса. Хозяина не было. Подошёл к тумбочке возле зеркала. Взял флакон одеколона. Нет. Запах был другим. Лаверн вернулся на кухню и снова посмотрел на входную дверь. Она изменилась. Постарела. Лаверн повернул ручку. Заперто. Толкнул дверь плечом. Затрещали замки. Слабость снова начала подчинять себе тело. Лаверн собрал все оставшиеся силы и повторил попытку. Дверь распахнулась. Старая дверь. Дверь в мир Фанни Вудс.
Глава седьмая
Боль отступает. Растворяется. Остаются лишь саднящие ладони. Лаврен поднимается на ноги. Отряхивается. Смотрит по сторонам. Чёрный «Паккард» тарахтит по улице. Пузатое такси с надписью «Еллоу кэб кор» на жёлтой двери стоит под фонарным столбом.
– Эй, шеф! – Лаверн вглядывается в лицо водителя. Хочет спросить, какой сейчас год, но не спрашивает. Он и так это знает. Не понимает, как такое могло случиться, но знает, что стал частью этого. – Бар Гарри Дювейна, – говорит он, забираясь в машину. Смотрит на мелькающие за окном улицы, по которым он ходил каждый день, но сейчас почти не узнаёт.
– Приехали, – ворчит водитель.
Лаверн протягивает ему десятку. Десятку из своего времени. Нервничает. Дёргает ручку, пытаясь открыть дверь. Смотрит, как уезжает такси, стучит в обитую железом дверь под вывеской «Бар Дювейна». Видит, как открывается окошко. Голубые глаза окидывают его внимательным взглядом.
– Проваливай! – окошко закрывается.
Лаверн стоит, пытаясь собраться с мыслями. Что дальше? Он закуривает. Ждёт, прижавшись к холодной стене. Сигареты кончаются.
Фанни выходит спустя час. Та самая Фанни, которую он видел на своих снимках, но совсем не грустная. Наоборот. Она улыбается. Кокетничает. Мужчина с чёрными сальными волосами открывает ей дверь «Линкольна». Лаверн смотрит, как они уезжают. Пытается поймать такси, но такси нет. Идёт назад. Пытается вспомнить дорогу до дома Фанни Вудс. Пытается вспомнить дорогу до дома, где живёт он сам, но спустя шестьдесят пять лет. Останавливается. Видит чёрный «Линкольн», на котором уехала Фанни. Взбирается по пожарной лестнице к единственному освещённому окну. Слышит голос Фанни. Видит её обнажённое тело. Она лежит на кровати, протягивая руки к прыщавому подростку лет шестнадцати.
– Ну, же, – говорит она. – Не бойся.
Её ноги призывно раздвинуты, обнажая треугольник светлых волос. – Я же нравлюсь тебе?
Подросток кивает.
– Так обними меня.
Лаверн отворачивается. Тёмное небо нависает над городом. Укрывает его. За незакрытым окном слышно, как шуршит одежда.
– Как ты быстро, – говорит Фанни.
Подросток шепчет бессвязные извинения.
– Всё хорошо, – уверяет она.
Хлопает дверь. Фанни одевается.
– Ну, как тебе мой сын? – спрашивает мужской голос.
– Научится.
Звук пощёчины заставляет Лаверна вздрогнуть.
– Я имею в виду… – ещё одна пощёчина. – Он был хорош.
Фанни стоит на коленях, опустив голову.
– И никак иначе, – мужчина с чёрными сальными волосами помогает ей подняться.
Бледные женские щеки горят, но слёз нет. Лаверн смотрит на неё, чувствуя, как какая-то странная немота сковывает все мысли.
– Эй! Эй, ты! – кричит ему мужчина.
Сильные руки хватают его за отворот рубашки. Втаскивают в открытое окно. Мир вздрагивает. Из разбитого носа течёт кровь. Ещё один удар, и действительность ускользает, оставляя Лаверна в кромешной темноте.
Глава восьмая
– Кто ты? – спрашивает Дювейн, вглядываясь в серые глаза Лаверна. Оборачивается к Фанни. – Ты его знаешь?
Она качает головой. Лаверн пробует освободить связанные за спинкой стула руки.
– Тебя послал Анхел?
– Анхел? – Лаверн встряхивает головой, пытаясь вспомнить. – Я не знаю никакого Анхела.
– Значит, Вольферт? – Дювейн закуривает. – Как твоё имя?
– Майк. Майк Лаврен.
– И где же твоё оружие, Лаврен? Как ты хотел убить меня?
– Я не хотел убивать тебя.
– Вот как?
– Я пришёл к ней, – Лаверн взглядом показывает на Фанни.
– К ней? – Дювейн снова оборачивается. – Ты же сказала, что не знаешь его.
– Не знаю, – Фанни решительно качает головой.
– Значит, Вольферт, – задумчиво говорит Дювейн. Смотрит на Лаверна. – Кто ещё был с тобой?
– Да не знаю я никакого Вольферта! – Лаверн чувствует, как чьи-то руки ложатся ему на плечи. – Фанни!
Пустота уступает место панике. Удавка сжимается на шее.
– Я видел твоего ребёнка! Видел, что сделал Брюстер! – он хрипит, отчаянно подбирая слова. Кровавая пелена застилает глаза. – И я знаю, что ты не доживёшь до следующего лета, если не уедешь отсюда!
– Что?
– Пожалуйста!
– И ты всё ещё говоришь, что не знаешь его? – спрашивает Дювейн Фанни.
– Я…
– Скажи ему! – Лаверн задыхается.
– Фанни?
– Он…
– Так ты его знаешь?
– Да, Гарри.
– Чёрт. Отпусти его, Чэт!
Глава девятая
Они едут молча. Лишь Чэт за рулём чёрного «Линкольна» изредка поглядывает на них в зеркало заднего вида.
– Теперь скажи мне, кто ты? – спрашивает Фанни, когда они выходят из машины.
– Долгая история, – Лаверн потирает болящее горло. – Спасибо, что спасла меня.
– Откуда ты столько знаешь обо мне?
– Видел.
– Видел? – она презрительно поджимает губы. – Ты что следишь за мной?
– Не совсем, – Лаверн смотрит на выбитую дверь.
– А о моем ребёнке кто тебе рассказал?
– Никто.
– Ты знал Персибала?
– Это отец?
– Чёрт! Парень, да кто ты такой? – Фанни нервно роется в своей сумке. Достаёт ключи. Смотрит на дверь. – Это ты сделал?
– Что?
– Выбил эту чёртову дверь!
– Я не хотел.
– Не хотел?! – Фанни настороженно оглядывается по сторонам. – Знаешь, что? Зря я соврала Гарри, – она спешно открывает дверь, пытаясь закрыться изнутри.
– Подожди! – Лаверн проскальзывает следом за ней. Хватает за руку, но чувствует, как пальцы сжимают пустоту.
– Какого… – слышит он голос Фанни, но вокруг лишь знакомая квартира Синтаса. – Куда ты делся?
– Я здесь.
– Эй!
Лаверн слышит, как Фанни снова выходит на улицу. Оборачивается. Старая дверь всё ещё ждёт. Дверь в его тайну, внезапно утратившую очарование.
– Майк? Тебя, кажется, так зовут?
Боль в груди снова напоминает о себе. Спазмы скручивают живот. Кашель наполняет рот кровью. Ноги подгибаются. Лаверн падает, упираясь руками в незакрытую дверь.
– Как ты это сделал?! – Фанни смотрит на него сверху вниз.
Боли нет. Лишь немного першит в горле после удавки Чэта. Лаверн поднимается. Смотрит на дверь, сквозь которую только что прошёл.
– Эй! – Фанни трогает его за плечо. – Да кто ты такой, чёрт возьми?!
Глава десятая
Они идут вниз по улице, под рядом не горящих фонарей. Фанни молчит. Тёплый ветер взбивает её сливочные волосы. «Ты странный, Майк. Очень странный», – думает она, искоса поглядывая на нового знакомого. Серый мир становится более сочным. Более красочным. Мир притворства и лжи. Мир вечного праздника и вечных слез.
– Боишься меня? – спрашивает Лаверн. Фанни пожимает плечами. – Не бойся.
– Я видела вещи и похуже, – она вглядывается вдаль. – Расскажи мне о том, как здесь всё будет.
– Зачем тебе?
– Просто.
– Всё изменится.
– А бар Дювейна?
– Его не станет.
Майк смотрит на неё, ожидая ещё вопросов, но вопросов нет. «Почему она не спрашивает о себе?» – думает он. Вспоминает мальчика в квартире Дювейна. Вспоминает Брюстера.
– Майра странная женщина, – предупреждает его Фанни. – Необычная.
– Твой сын жил у неё?
– Нет, – напряжённая маска скрывает лицо Фанни.
– Могу я спросить?
– Нет, – Фанни награждает его гневным взглядом. Образ отца проступает в памяти сквозь пелену лет. Высокий, чернокожий. Он приехал из Нового Орлеана, чтобы играть в Чикаго джаз. – Мне было восемнадцать, – говорит Фанни…
Где-то в глубине сознания играет пианино. Чёрные пальцы Персибала порхают над клавишами. Он выступает в одном из тихих баров. Фанни убирает со столов. Даже не Фанни. Ещё не Фанни. Фелиция Раймонд. Невысокая. Без косметики и шарма. В переднике и сальными волосами, собранными в пучок. Никто не замечает её. Никто не обращает внимания. Она живёт в небольшой комнате под крышей старого дома. Получает семь долларов в неделю и ещё на что-то надеется.
Никто не пишет ей и не зовёт домой, в маленький южный город, откуда Фелиция сбежала без оглядки, как только один из заезжих музыкантов сказал, что у неё хороший голос. Кажется, его звали Джо, или Джон, или Джейк…. Фелиция не помнит. Он увёз её, усадив в пыльный «Форд», обещая райские гущи. Молодая и свежая. Она смотрела на него, представляя все те прелести большого города, рассказами о которых он очаровал её. Высокий, худой, лет тридцати, с гладко выбритым подбородком и тоненькой полоской чёрных усов.
Они ехали целый день, остановившись на ночь в дешёвом мотеле, посреди пыльной дороги, ведущей, казалось, в никуда. Фелиция вошла в номер и, поджав губы, посмотрела на единственную кровать. Прочитала ли мать записку, оставленную на столе? Рассказала ли отцу? Джо-Джон-Джейк извлёк из саквояжа бутылку бренди и предложил ей выпить. Фелиция отказалась. Он налил себе, сжал в ладони стакан и закурил. У него был глубокий мелодичный голос.
В номере находились лишь стол, стул и кровать, поэтому Фелиция предпочла стоять, так как единственный стул занимал новый знакомый. Потягивая бренди, он рассказывал о жизни в Чикаго, и о том, что ждёт там молодую девушку с таким божественным голосом. Фелиция молчала, искоса поглядывая на кровать.
– Не бойся, – Джо-Джон-Джейк обнял её за плечи и притянул к себе. – Красота и ум открывают многие двери, – он заглянул васильковыми глазами в её зелёные глаза. – Будешь умницей, и я научу тебя жить, – первый в жизни поцелуй показался Фелиции грязным и каким-то безысходным.
Она не сопротивлялась. Стояла, чувствуя губы Джо-Джона-Джейка на своих губах. Чувствуя его дыхание. Бренди и сигареты. Резкий и кислый запах. Фелиция закрыла глаза. В романах всё было иначе. Джо-Джон-Джейк отпрянул назад и сказал, что так дело не пойдёт.
– Что? – растерялась Фелиция.
– А ты как хотела?
– Не знаю, – Фелиция снова искоса посмотрела на кровать.
– Именно так, – скривился Джо-Джон-Джейк. Он смягчился и осторожно убрал пару непослушных локонов с её лица. – Красота – это магнит. Понимаешь?
Фелиция молчала.
– Твой голос – это талант, но нужно иметь что-то ещё. Что-то, что можно дать взамен на доверие, – он улыбнулся и протянул ей стакан бренди. – Выпей. Это поможет тебе расслабиться.
– Я не хочу.
– Так надо, – он снова обнял её. Притянул за талию к себе. – Пей.
Фелиция отрицательно покачала головой.
– Я сказал: пей! – его крик заставил её сжаться.
– Пожалуйста, отпусти меня.
– Хочешь вернуться домой? – он вложил в её руку стакан. – Решай, – васильковые глаза снова упёрлись в неё взглядом.
Бренди обожгло губы.
– Я не могу, – Фелиция закрыла глаза. Сделала ещё глоток.
– Тебе нечего бояться, – заверил её Джо-Джон-Джейк.
Он снова поцеловал её. Сжал в объятиях. На какое-то мгновение Фелиции удалось отвлечься. Удалось ни о чём не думать.
– Вот так уже лучше, – похвалил её Джо-Джон-Джейк.
Эти слова вернули Фелицию в реальность. Она снова посмотрела на кровать, и отвращение к самой себе стало настолько сильным, что выпитое бренди начало проситься обратно.
– Я не могу, – прошептала она одними губами.
– Просто расслабься.
– Нет! – она оттолкнула Джо-Джона-Джейка от себя. Выронила стакан, услышав звон бьющегося стекла.
– Ну, и чёрт с тобой! – потерял он терпение, выталкивая её из номера.
Дверь захлопнулась. Белая луна медленно ползла по звёздному небу. Ночь выдалась холодной, и Фелиция начала дрожать. Она сидела на скамейке вдали от мотеля и думала о том, что утром вернётся домой. Что скажет ей мать? Что скажет отец? Что скажет сестра? И что скажет им она?
Фелиция вздохнула и попыталась вспомнить, сколько часов потребовалось, чтобы доехать сюда. Страх выдавил из глаз слёзы. Как же она вернётся назад? Захотелось пойти в номер к Джо-Джону-Джейку и попросить, чтобы он отвёз её домой. Она решительно поднялась на ноги, но тут вспомнила кровать, вспомнила его поцелуи и решила, что лучше пойдёт пешком, чем попросит его об одолжении.
Глава одиннадцатая
Когда наступило утро, Джо-Джон-Джейк уехал. «Форд» поднял клубы пыли и скрылся за поворотом. Фелиция пошла к управляющему и спросила, далеко ли до Хайфилдса.
– Хайфилдс? – управляющий удивлённо поднял бровь. – Никогда не слышал о таком.
– Это маленький город, – Фелиция смутилась, почувствовав себя крайне неуютно под этим старческим взглядом.
– У вас, кажется, был кавалер? – спросил управляющий.
Фелиция покраснела. Старческий осудительный взгляд напомнил об отце, отбивая всякое желание возвращаться домой. Фелиция прикусила губу. Если бы только можно было вернуть всё назад. Остаться дома и никуда не уезжать.
– Может быть, вам нужна работа? – осторожно предложил управляющий.
– Работа? – Фелиция наморщила лоб. Вспомнила Джо-Джона-Джейка. Вспомнила оставшийся дом. Чего она боится больше? Возвращаться назад или идти вперёд?
– Вы ведь куда-то ехали. Не так ли? – управляющий добродушно улыбнулся, помогая принять решение.
Его жена, пожилая, разбитая артритом миссис Хайнц взяла Фелицию под руку и отвела в комнату.
– Нам давно нужно было нанять помощницу, – ворковала она, разглаживая белые простыни на крохотной кровати.
Фелиция молчала, выдавливая скупые улыбки.
– Будешь жить здесь, а вечерами убирать свободные комнаты, – миссис Хайнц наградила её серьёзным взглядом. – Если будет желание, то я могу научить тебя готовить. Ты ведь не умеешь готовить?
– Нет.
– Ну, вот видишь. А женщина должна уметь готовить, – она обняла Фелицию. – Я родила пять дочерей и, поверь, ни один из их мужей не смог упрекнуть их ни в чём, что требуется от женщины.