– О, ассистент! – возопил испанец, простирая руки. – Что вы можете сказать о моём поступке!
– Только то, – прошептал я в наступившей мёртвой тишине; шёпот опять-таки разнёсся по всему залу, – что он предательский. Вероломство – самое подлое дело, презираемое всем родом человеческим. На него способны только выродки, наихудшие отбросы общества гомо сапиенса.
– Выходит, я подлец, выродок, наихудший в этом зале! – прогремел дон Кристобаль, и его голос эхом пронёсся по каждому закоулку здания и вырвался далеко на улицу, отчего непосвящённые прохожие недоумённо останавливались на полушаге. Великий актёр прошествовал по сцене, топая по кровавым лужам, оставшимся после гибели зверей, и разбрызгивая красные капли.
Многочисленный зал привык видеть бесконечную резню и кровь на экранах телевизоров, в фильмах и разных игровых ужастиках. Но сейчас действие происходило наяву, и человека убили страшным изуверским способом. Можно было сосчитать не один десяток зрителей, которые были потрясены до глубины души и закрывали глаза, чтобы не видеть этот ужас. К сожалению, ещё больше было тех, которые предпочли досмотреть до конца, чтобы вполне насладиться фортелем, отмоченным главным организатором циркового представления.
Не ограничившись содеянным, испанец оторвал от моего туловища одну руку, затем другую и поочерёдно отправил в тот же проход. Затем, хлебнув крови, хлеставшей из зияющей шейной раны, схватил остатки тела за ноги, раскачал из стороны в сторону и пустил следом. Туловище шмякнулось рядом с головой.
Зал онемел. Никто не мог или не смел сдвинуться с места. То, что творил на сцене распоясавшийся демон, превосходило самое уродливое воображение.
– Ну-с, вы довольны? – снова возопил испанец, ощерив окровавленную огнедышащую пасть. – Теперь не жалеете, что ухнули такие деньжищи на этот презренный сеанс!?
Зрители продолжали хранить немое молчание. Несомненно, все были потрясены и напуганы. Не прозвучало ни слова критики из страха навлечь на себя ещё больший гнев непредсказуемого артиста.
Дон Кристобаль взмахнул рукой, и отдельные части моего тела вновь как бы ожили, зашевелились, поползли навстречу друг другу и соединились между собой в нужных местах в единое целое. Я встал, сделал несколько судорожных движений, избавляясь от неприятных ощущений, и как ни в чём не бывало направился к сцене.
Оказавшись рядом с великим чародеем, я повернулся к залу, послал воздушный поцелуй и чётко и громко произнёс:
– Браво! Аплодисменты, дамы и господа!
И зал взорвался бурей оваций.
После ещё нескольких сногсшибательных номеров ведущий объявил:
– А сейчас заключительная, самая эпатажная эскапада. Вы, вероятно, читали в объявлениях, что после окончания представления присутствующих в зале наградят фантастически интересными подарками. Мы с моим ассистентом, – он показал на меня, – верны своему слову.
Дон Кристобаль окинул внимающий зал продолжительным оценивающим взглядом.
– Все присутствующие здесь, все, без исключения, богатые люди, практически ни в чём материально не нуждающиеся. Но мы хотели бы предложить такое, отчего даже вы не сможете отказаться.
Он подвёл меня к краю сцены.
– Взгляните на этого молодого человека. Видите, как он одет? Совершенно очевидно, что одет он кое-как, фактически, он просто прикрыл своё тело первым подвернувшимся под руки более-менее подходящим барахлом. Многие из вас думают, мол, уж я-то одет с большим вкусом. Но так ли это на самом деле? Давайте посмотрим, что может сделать с человеком правильно подобранное платье.
Испанец проводил меня за ширму, появившуюся вдруг в глубине сцены, щёлкнул пальцами, и в одно мгновение на мне оказался прекрасный чёрный костюм. На галстуке засиял бриллиантовый зажим, обшлага белоснежной рубашки были застёгнуты бриллиантовыми запонками, а на среднем пальце правой руки вырос золотой перстень с вправленным в него продолговатым рубином.
В большом зеркале, неожиданно оказавшемся передо мной, я увидел не просто со вкусом одетого парня, а необыкновенной красоты принца из волшебной страны. Никогда, даже в самых сокровенных мечтах, не предполагал я, что могу выглядеть столь впечатляюще. Со мной произошло ещё большее превращение, чем с главным героем кинофильма «Господин 420», когда, избавив от затёртого пиджака, его облачили в то, что носили в те времена только самые великие из избранных, то есть первейшие судьи или раджи.
Дон Кристобаль еще раз подвёл меня к краю сцены, и по залу прокатился тонкий всплеск восторженных женских голосов.
– Ваши теперешние одеяния останутся при вас, – сладко проворковал чародей. – Мы аккуратно уложим их в специальные коробки, и любой желающий сможет забрать своё.
После нескольких минут нерешительности, публика по одному, по двое, затем густыми вереницами устремилась на сцену, которая мгновенно оказалась огороженной дополнительными большими ширмами – одна для женщин, другая для мужчин. Возле них уже вовсю хлопотали молодые обольстительные девицы с аккуратными полукруглыми грудками под воздушными почти прозрачными лифчиками и в мини юбках.
– Граждане ольмапольцы, что вы делаете, опомнитесь! – донёсся вдруг из кресел тонкий взволнованный голос. Я увидел одинокую напряжённую фигурку девушки. Это была Зина, дочь предпринимателя Тимошина, владельца «Мясного подворья». Предприятие это занималось изготовлением колбас, ветчины, корейки, буженины и других мясных изделий.
Мне довелось однажды видеть эту мамзель в открытом автомобиле, и один из прохожих назвал её имя.
Зинаида явилась на представление вместе со своим братом Леонидом. Сейчас он сидел рядом с сестрой – мрачный и безмолвный.
– Опомнитесь, граждане! – повторила девушка. Она привставала на цыпочки, словно из боязни, что мало кто заметит её. – Всё, что здесь происходит, одно к одному повторяет действие из «Мастера и Маргариты»! Сейчас вас оденут, а потом вы останетесь голыми. Не позорьте себя, товарищи!
– Тамбовский волк тебе товарищ! – хохотливо послышалось в ответ. – Заткнись, дура, без тебя знаем, что делаем!
Напомню, что представление во Дворце культуры снимали видеокамеры местных телеканалов. Поэтому каждый желающий, а таких, как выяснилось позже, оказалось абсолютное большинство, затаив дыхание, созерцал по телевизору всё в доскональности.
Короче, в течение непродолжительного времени вся публика, за исключением младших Тимошиных и двух-трёх десятков других участников зрелища, преимущественно среднего возраста, была переодета и блистала роскошными платьями и редкостными бриллиантами.
Наконец я объявил, что спектакль окончен, и, пожелав удачи, мы распрощались со зрителями.
Народ повалил к выходам, и когда все оказались под открытым небом, видеокамеры засняли, как одежда на золотой молодёжи вдруг растаяла и люди остались в чём мать родила. Поднялось много визгу в сопровождении улюлюканья и диких радостных воплей, преимущественно с противоположной стороны улицы, оказавшейся заполненной многочисленными прохожими.
Обнажённые девицы, дамы, юнцы и джентльмены, прикрывая детородные органы коробками со снятыми ранее облачениями, со всех ног пустились к автомобилям, чтобы спрятаться от посторонних глаз. Но не успела голая толпа приблизиться к спасительным авто, как словно из-под земли навстречу выскочила не менее многочисленная ватага каких-то молодых ухарей с хлыстами в руках. Подобно казацкой лаве, с воем и свистом, угрожая физической расправой, сие нечестивое воинство погнало бедняжек в обратную сторону.
О-о, что тут началось!.. Были и слёзы, и истеричный хохот, и мольбы о пощаде. К счастью, несколько человек из обслуги Дворца культуры догадались распахнуть все двери по периметру здания, и обезумевшие люди за считанные секунды сумели скрыться в них от немыслимого позора.
Город, прильнувший к телеэкранам, заходился в хохоте, выл и катался по полу при виде столь необычной экстравагантной картины.
Что говорить, скандал получился грандиознейший.
– Для чего был устроен этот ужас? – спросил я у дона Кристобаля, когда автомобили всё же разъехались, и мы остались одни.
– Разве это ужас? – ответил он с какой-то нездоровой интонацией. – Это не более чем небольшая лёгкая разминка перед основными действиями, которые ожидают застоявшееся пиявочное болото под названием Ольмаполь! – и продолжил: – Нагая толпа, которую мы наблюдали, это ведь, мы уже говорили об этом, цвет нации, в скором времени она должна придти на смену своим отцам, стоящим сейчас у руля власти! Вот все и увидели, что за персоны будут управлять городом уже завтра и можно ли от них ожидать чего-нибудь конструктивного. В несколько сфокусированном виде была лишь показана голая правда о порочности, духовной ущербности отпрысков власть имущих, а значит, и самой нынешней власти, только и всего.
Я не знал, что ему возразить. Сцены с участием раздетых людей были тошнотворны, и меня саднила мысль о непосредственной причастности к ним. Но и не признать справедливости слов испанца было невозможно.
– Пусть бы эта власть, – рассуждал тем временем мой амиго, – только жрала в три глотки, накручивала на себя немыслимые одеяния, покупала сверхдорогие автомобили и особняки и сходила с ума в придумывании всё новых, ещё более диковинных развлечений! Но она развращена до мозга костей, не способна грамотно руководить обществом, тормозит его развитие, и, если ничего не изменить, страна окончательно отстанет от остального мира. Вы, Аркадий, и сами это знаете.
Конечно, я знал. И не только я – все знали и кожей чуяли, что власть растлена насквозь и ни к чему путному не приведёт.
– Да одна только зияющая пропасть между богатейшими и беднейшими слоями населения – уже тормоз! Одни не способны к эффективной деятельности из-за непомерной пресыщенности и незаконности приобретений. Другие не хотят производительно работать потому, что отсутствует достаточный материальный стимул. Возразите, если я неправ!
– Мне нечего оспаривать. Под вашими словами можно только подписаться… Но скажите, откуда взялось столько молодчиков с хлыстами? Тех, которые погнали зрителей от автомобилей?
– Это мои верные сподвижники. Они нам ещё понадобятся. Не думайте пока о них; сделав своё дело, эти ребята вернулись в места, где им и надлежит находиться до времени.
– Почему для искоренения дурных нравов и прочего негатива выбран именно Ольмаполь? – спросил я у дона Кристобаля в другой раз, дня через два или три. Все эти трое суток из головы у меня не выходило это чертячье цирковое шоу. – Разве на ваше запараллелье неблагоприятно действует он один? Во многих других местах нашей страны обстановка ничуть не лучше! Где-то не просто застой, а полное разложение общественных отношений.
Физиономия типа, маячившего передо мной, исказилась прямо-таки до неузнаваемости.
– Вы не правы! – сказал он с кривой ухмылкой. – Раз есть общество, значит, существуют и внутриобщественные отношения. Под полным разложением вы имеете в виду своеобразное применение общероссийских законов в угоду местным понятиям, которое встречается сплошь и рядом и которое можно охарактеризовать несколькими словами – феодализм в его наихудших вариантах.
– Пожалуй, так.
– Наконец-то дошло. А по поводу выбора Ольмаполя… Представьте себе крупный необработанный алмаз в руках мастера-ювелира, занимающегося изготовлением бриллиантов, – сказал испанец. – Прежде чем приступить к гранению, ему надо расколоть этот драгоценный камень на несколько более мелких. При этом он не будет колотить по нему как попало. Сначала ему предстоит провести тщательные расчёты для нахождения нужной точки и ударить только по ней, а не где-нибудь в другом месте. И тогда опытный мастер получит два, три, четыре камешка достаточно правильной формы. Нечто подобное и с Ольмаполем. Это та точка, на которую следует воздействовать, чтобы получить ожидаемый результат.
– И воздействие на точку аукнется…
– Не только по стране, но и по всей планетарной человеческой сфере, в том числе и параллельной.
Кстати сказать, от продажи билетов на то цирковое шоу, за вычетом затрат на рекламу, аренду зала и налога в пользу государства на руках у нас оказалось несколько миллионов рублей. Двадцать тысяч дон Кристобаль выдал мне на повседневные расходы, сколько-то, не очень много, взял себе, большую же часть отложил про запас на «производственные» нужды.
Глава седьмая. Мандариновый рай
С особым интересом мой испанец изучал саму почву, на которой поднималась и крепла «золотая» недоросль.
У меня же давно было собственное, подкреплённое многолетними наблюдениями и достаточным количеством фактов мнение об этой плодородной непаши, мирке, государстве в государстве, эдеме на земле – названий мандариновому раю, обособленному от остальной части жителей города, можно придумывать великое множество, и все они будут достаточно точны. Ибо этот рай так же многогранен, как и определения для него.
Конечно, основатели его, я имею в виду всё тех же чиновников, сиречь крапивное семя, были изрядно пополнены наиболее зажиточными из предпринимателей, а также различными людьми в погонах с крупными звёздами и легализованными и не очень лидерами организованной преступности. Словом, всеми, кто обладал властью, сидел на хлебных местах и располагал тугой мошной.
Внешними атрибутами представителей ольмапольской высшей касты, несомненно, были роскошные особняки и дорогие иномарки – «майбахи», «мерседесы», «роллс-ройсы», ретроавтомобили и прочие штукенции на колёсах. Ну а что за данным своеобразным фасадом таилось, непросто было представить даже при самой буйной фантазии.
Впрочем, таилось так много, что очень часто не вмещалось, то и дело выпирало наружу и становилось достоянием народной молвы. Здесь и всевозможные коттеджи, и дачи, и многочисленные квартиры как в Ольмаполе, так и в самой первопрестольной, виллы в Подмосковье и на Черноморском побережье, опять же просторные квартиры, дома, замки и земельные участки в Великобритании, Австрии, Франции, Италии, Испании, Монако и других европейских странах.
Про счета в зарубежных банках и наличку в виде штабелей денежных купюр, золотых слитков и прочей «драгоценной мишуры» молва не очень распространялась потому, что до поры до времени этот пласт собственности оставался под покровом особой чрезвычайной секретности. Но только до поры.
Наши подьячие из кожи лезли, стремясь дотянуться до уровня своих московских коллег, и немалому числу это вполне удавалось.
Когда столичные функционеры приезжали комиссией для тех или иных проверок, их встречал такой радушный приём, такие роскошные изобильные застолья плюс всевозможные забавы на лоне природы или в специальных дворцах, что они только головой качали и разводили руками – с подобной пышностью им не доводилось сталкиваться ни у себя дома, ни заграницей.
Да почему бы и не встретить достойно хороших гостей, коли есть чем и на что?!
Побывал у нас как-то проездом и Демидов, в те годы главный кремлёвский начальник. Собственно, непосредственно в Ольмаполь он не заглядывал, и получилось, что напрасно местные штатгальтеры почти месяц подновляли центральные дороги и белили бордюры.