Я почти бегом выскочила из кабинета, пронеслась через весь коридор за несколько секунд, схватила флешку у себя со стола и ринулась к Настиному кабинету. Схватив ее ноутбук в охапку, забежала обратно в переговорную. Алена и Ира выглядели явно недовольными, а Настино лицо выражало плохо скрываемое раздражение. Я включила ноутбук начальницы и, дождавшись загрузки, запустила презентацию прямо с флешки. По мере перелистывания слайдов лицо Насти немного разглаживалось. Я перевела взгляд на лица рекламодателей, но, судя по их выражению, что-то явно шло не так. Я продолжала рассказывать про преимущества нашего издания и про то, насколько они увеличат продажи, как вдруг Ира прервала меня:
– Подождите, Лида! Нас также интересует ваш сайт. Насколько он в данный момент функционален? Сколько посетителей в сутки на него заходит? Мы бы хотели запустить полноценное промо, с баннерами и конкурсами.
– Э-э-э, – замешкалась я, переведя взгляд на Настю, в глазах которой застыл ужас, – наш сайт… Мы сейчас как раз занимаемся ре-дизайном, чтобы привлечь к нему большую аудиторию. В наших планах сделать на нем полноценный форум и онлайн-консультации, но это все на стадии разработки, и нам потребуется хотя бы месяц, чтобы привести все в тот вид, в котором мы хотим, чтобы он был.
– Так сколько человек заходит на сайт сейчас? – К атаке подключилась Алена. – Мы на прошлой неделе общались с журналом «М», и они очень порадовали нас своей статистикой. Что вы можете предложить нам? Сейчас не так много людей, способных позволить себе покупку журнала в регионах, а нашу продукцию покупают в основном именно там. «М» уже многое сделал с прошлой зимы, чтобы провести ре-дизайн сайта, он стал одним из десяти самых посещаемых порталов, а чем в это время занимались вы? – Одна бровь Алены изящно поднялась, а губы скривились в усмешке. – Я ведь просила Настю с самого начала предоставить нам эту информацию.
– Алена, я помню, но мы не успели воплотить все задумки в полном объеме, наш проект настолько масштабен, что…
– Что вы ни черта не сделали за три месяца! – подытожила Ира. – Боюсь, я не вижу перспектив нашего сотрудничества. Особенно в свете того, что я вообще боюсь планировать бюджет под ваш журнал. В «М» мне сказали, что вас, скорее всего, закроют до Нового года.
– Это неправда, – попыталась соврать Настя.
– Не так важно, – перебила Алена. – Если вы когда-нибудь запустите ваш проект, пишите-звоните, – и с этими словами они обе поднялись из-за стола. – До свиданья!
Наша последняя надежда уже подходила к дверям.
– Ну а если, – начала было я, но, увидев Настину поднятую руку, поняла, что продолжать бессмысленно. И вместо того чтобы высказаться, подытожила: – Хорошо, как только мы закончим, я обязательно вышлю вам презентацию. До свиданья.
Дверь захлопнулась, и я опустилась на стул. Настя стояла без движения. В ее глазах застыл панический страх, а лицо сделалось бледным как полотно. Шесть лет она раскручивала этот журнал практически с нуля, и вот теперь все окончательно рухнуло, и из-за чего!
– «М» предложил им откат, – вслух произнесла она, – и немалый, а еще эта стерва наверняка пообщалась с французами, когда была в Париже. И теперь нас закроют, а их оставят. Потому что она пообещала им, что рекламодатель уйдет к ним. Все кончено, Лида, можешь вывешивать свое резюме, – и с этими словами она вышла из переговорной.
Я продолжала сидеть неподвижно, пытаясь переварить новости. Клиенты явно не собирались вести никаких диалогов, все было решено заранее, они пришли исключительно для проформы. И даже если бы у нас был самый посещаемый портал, какой только можно вообразить, они бы все равно нашли к чему придраться. «И чего я так торопилась и нервничала», – пронеслось в голове. Но эту мысль тут же сменили другие. На мне ведь был кредит за машину и квартиру, и чем его отдавать, в свете грядущего личного финансового кризиса, было совершенно непонятно. Мамина пенсия не решила бы проблему.
Я вернулась к столу в мрачном расположении духа. Светка, редактор по здоровью, подошла ко мне с надеждой в глазах и вопросом: «Ну что?» Увидев выражение моего лица, она тоже погрустнела.
– Тебя уволили?
– Хуже, Светик, хуже. Нас всех уволят, – ответила я. – Настя сказала, что мы можем начинать рассылать резюме.
– Да ты что?! Все так серьезно! – Светка вдруг показалась мне похожей на какую-то птицу, так вытянулось ее лицо и расширились глаза.
– Угу, – отозвалась я.
Светка, понурившись, вышла в коридор и побрела в сторону ресепшена. Через час весь офис говорил о грядущих переменах, и девчонки уже громко начали пререкаться на тему того, кому достанется микроволновка из офиса, а из дальних углов доносилось: «Ты не представляешь, нас закрывают». Краем глаза я видела, что Настя, накинув плащ, покинула офис все с тем же «непробиваемым» выражением лица. Но я даже не пыталась у нее что-либо спрашивать, я увлеченно закидывала письмами своих знакомых в журналах, а также вывешивала резюме на различных сайтах. Внезапно вспомнила о пропущенных неизвестных звонках. Включила телефон. Было уже пять часов вечера. На экране высветилась эсэмэска: «Пятнадцать пропущенных звонков». Я просмотрела список и увидела, что среди вызовов от неизвестного номера был один от Паши. Тут же начала перезванивать ему.
– Привет, извини, я была на переговорах, выключала мобильник, – выпалила я.
– Привет, Лида, да ничего. Слушай, я хотел тебе кое-что сказать. Дело в том, даже не знаю, как лучше начать, – услышала я в трубке его как обычно спокойный и тихий голос. – Короче, у моей фирмы проблемы, и я уезжаю. Не знаю, на сколько и вернусь ли я вообще.
– О, так возьми меня с собой, я теперь безработная, – улыбнулась я.
– Как безработная? Тебя сократили? – удивился Паша.
– Нет, журнал закрывают. Последний рекламодатель сегодня перебежал к «М», – ответила я.
– Сочувствую, Лидок, но, уверен, ты что-нибудь придумаешь! Понимаешь, я не могу тебя взять, Марина едет со мной, и она… она беременна. Прости, что вот так, как снег на голову тебе все это выкладываю, малыш, но ты же понимаешь, что я сам ничего не знал. Все открылось буквально вчера вечером… – Я его уже не слышала. Я опустила трубку и вдруг все поняла. Он никогда не собирался бросать свою жену. И разговоры о том, что он не сможет от нее уйти, пока дети не станут совершеннолетними, и о том, что мне нужно сделать аборт, потому что у него уже и так трое детей, которых тяжело содержать, – все это было ложью, жестокой, отвратительной ложью… – Лидуня, Лид, ну послушай, – услышала я голос из трубки, всегда казавшийся таким родным, но в одночасье ставший абсолютно посторонним, каждая его нотка словно резала сердце напополам. Я подняла телефон к уху и холодно спросила:
– Да? Что-то еще?
– Ты пойми, я пока сам в шоке, но, если я не уеду, случиться может все, что угодно. Но это же не навсегда, я вернусь, через пару месяцев, и мы с тобой все обсудим. Хорошо, малыш? – Его голос был теперь почти незнакомым.
– Нет, Паш, не нужно. Езжай, и когда вернешься, ты меня не ищи, ладно? Только вот скажи, тебе не жалко того ребенка, который мог у нас родиться?! – спросила я.
– Лида, да пойми ты! Я ничего не знал, а сейчас пятый месяц, она молчала, аборт делать уже поздно! Думаешь, я рад тому, что потяну четверых детей и жену на шее? Я вчера с ней разругался в пух и прах, и вообще… ой, подожди, другая линия! Сейчас, повиси пару минут, это по делу! – Я услышала незатейливый мотивчик, а потом снова его голос: – Да, мой пупсик, как себя чувствует наша будущая мамочка, а, Оленька? – Он звучал так ласково, со мной Паша никогда так не разговаривал, даже в моменты, когда мы были близки.
Все стало ясно. Я даже не хотела спорить, или плакать, или пререкаться, не было смысла.
– Поругались, говоришь? – только и ответила я. – Удачно тебе разрулить все дела, – и с этими словами нажала на кнопку «Отбой», а затем и вовсе выключила телефон. Сердце стучало часто-часто, но сейчас мне казалось неважным, бьется ли оно вообще. Я встала из-за стола, вышла в коридор, на автомате дошла до стола ресепшен, сказала секретарше, что уже не вернусь сегодня, и вышла, почти выбежала из офиса.
Дождь, вопреки ожиданиям, не прекратился, а лишь усилился. Пока я добежала до машины, припарковать которую недалеко у выхода не удалось, промокла до нитки. Наконец я захлопнула за собой дверь и включила двигатель. Трясущимися руками достала сигарету и жадно затянулась. В ушах звучала чертова фраза: «Да, мой пупсик, как себя чувствует наша будущая мамочка, а, Оленька?» Ну почему, почему я позволила себе потратить столько лет на то, чтобы дождаться этого? Я даже не знала, как его назвать после всего произошедшего. И зачем я сделала аборт?! Сейчас у меня был бы малыш. Я бы вернулась домой, он бы обнял меня, и мне стало бы легче… А потом он попросил бы меня купить ему новую игрушку, а я бы ответила: «Знаешь, меня уволили, нам придется зажаться, дорогой!» Я нервно усмехнулась. Наверное, правду говорят: все, что ни делается, – к лучшему!
Росла уверенность, что я играю главную роль в каком-то абсолютно абсурдном латиноамериканском сериале. Мне всегда казалось, что одновременно все плохо бывает только в такого рода фильмах, но не в жизни. Хотя, с другой стороны, я бы не отказалась в конце двести пятидесятой серии выйти замуж за богатого плантатора или хотя бы хозяина фирмы, где когда-то работала.
Глаза вдруг наполнились слезами. Я почувствовала, что вытираю влагу со щек. Это отдавало дешевой мелодрамой. Сквозь слезы я смотрела на фонари, и они казались такими прекрасными, словно звезды, яркие, желтые и недосягаемые, и это видение вдруг наполнило меня удивительным спокойствием. Я вращала головой, наблюдая, как свет от фонарей оставляет за собой расплывчатый след, и думала, что сейчас, наверное, скорее счастлива, чем расстроена.
Итак, перспективы «замечательные». К своему тридцатипятилетию я осталась без работы, мужчины, надежд на создание семьи и самое ужасное – без квартиры. И как я все это объясню маме? Кстати, странно, что она не звонила сегодня. Я включила телефон. На экране высветилось пять пропущенных звонков от Паши, но я быстро стерла их вместе с его номером из памяти телефона. Позвонила домой, но мама не брала трубку. Я набрала на мобильный, но мне ответили, что абонент временно недоступен. Вероятно, она, как обычно, забыла зарядить телефон и ушла к кому-то из подружек. «Ну да ладно, пока я доеду до дома, она как раз вернется», – подумала я, снова выключила телефон и отъехала от офиса.
Дорога домой оказалась на удивление свободной. Я постаралась абстрагироваться от мыслей о происшедшем, выпила успокоительное, всегда лежавшее в бардачке на всякий случай, и включила музыку на полную громкость. Старый добрый Фрэнк Синатра! Пусть говорят, что это мужская музыка, но, когда весь день вертишься как белка в колесе и получаешь целую тучу неприятных новостей, ничто так не расслабляет, как «My way». Я начала подпевать в голос:
– And now, the end is near, and so I face, the final curtain..[1]
Проезжавшие мимо водители смотрели на меня с удивленными улыбками, но я ловила их взгляды уголком глаза, даже не оборачиваясь.
– Regrets, I had a few, and then again too few too mention..[2]
А вот уже и дом, милый дом. С трудом припарковавшись во дворе, я бодро поднялась по лестнице и позвонила в дверь. Никто не открыл, только Крис, наша такса, звонко залаяла. «Странно, – подумала я. – Седьмой час, где же мама?» Открыла дверь ключом и зашла в коридор.
– Мам, ты не спишь?
Но никто не ответил. Крис кинулся мне в ноги, скуля и повизгивая, заюлил на месте, а затем начал облизывать руки, поднявшись на задние лапки. Я разделась и, пройдя на кухню, нажала на кнопку прослушивания сообщений на автоответчике. Глядя на ярко-красный кухонный гарнитур, о котором так долго мечтала, я с ужасом думала, что, скорее всего, теперь его придется продать, ведь мы почти наверняка будем вынуждены переезжать в меньшую квартиру.
«Лидия Сергеевна, вас беспокоят из 64-й больницы». Я насторожилась, не представляя, что им от меня нужно. «Ваша мама, Казакова Анна Александровна, сегодня поступила к нам в реанимацию, пожалуйста, срочно свяжитесь с нами, на мобильный мы вам прозвониться не смогли».
«Боже, так вот что за незнакомые звонки были на телефоне! Боже, мама, мама, нет, нет, с ней же наверняка все хорошо».
Я ринулась прочь из квартиры, захлопнув дверь, сбежала по ступеням вниз, вскочила в машину и поехала. Мама уже лежала в этой больнице в прошлом году, она в двух кварталах от дома. Не помня себя, я бросила машину у ворот, несмотря на протесты выбежавшего охранника, и вбежала сквозь проходную к крыльцу с надписью «Приемное отделение».
– Девушка, мою маму сегодня привезли к вам, она в реанимации, Казакова Анна Александровна, пятьдесят второго года рождения, – выпалила я, увидев проходящую медсестру.
– Ждите, я сейчас посмотрю, – отозвалась та и направилась к столу с журналом. – Ой, девушка, а вам разве не звонили из реанимации? – спросила она, подняв на меня глаза.
– Нет, а должны были? – ответила я с тревогой. – Я не знаю, я выбежала из дома, как только прослушала первое сообщение, я так перепугалась, у нее в прошлом году был инфаркт, она у вас тут тоже лежала.
– Знаете, – проговорила медсестра, замешкавшись…
Автоответчик продолжал воспроизводить сообщения, даже когда Лида захлопнула дверь. Сначала было несколько пламенных тирад от Паши, с обещаниями вернуться, позвонить и все решить, когда они оба будут в состоянии это сделать. Потом сообщение от подруги Вероники, интересовавшейся, почему у Лиды весь день отключен телефон, как прошла презентация и не поругалась ли она в очередной раз с Пашей. А потом еще одно, из больницы, с просьбой привезти паспорт Казаковой Анны Александровны, скончавшейся в 64-й больнице.
Седеющий мужчина дослушал сообщения до конца и молча посмотрел на автоответчик. Внутри машинки что-то защелкало, задергалось, и автоответчик замолчал.
Глава 4
Беспросветная полоса
13 ноября 2009 года
Я глубоко вздохнула и толкнула дверь. Крис соскочил с моих рук, радостно лая, приветствуя знакомые интерьеры. Без мамы квартира выглядела непривычно пустой. Все время казалось: сейчас мама выйдет из кухни и скажет, что с ней все в порядке. Но умом я понимала, что этого не произойдет. Прошло уже некоторое время после похорон (я старалась не считать дни), и в моей жизни многое изменилось, увы, не в лучшую сторону.
Я открыла настежь балконную дверь и остановилась на пороге. Холодный воздух окатил волной, но от этого неожиданно стало лучше. Мне хотелось подбежать к краю балкона и закричать, заплакать, завыть, но вместо этого я спокойно подошла к парапету и, перевесившись через него, закурила сигарету. Я жадно втягивала в себя дым, мне хотелось, чтобы он пропитал меня всю, и с каждым новым глотком, казалось, становилось легче. Я вдруг ощутила, что щеки мокрые, хотя даже не заметила, как заплакала. От слез становилось немного спокойнее. Как будто я снова маленькая девочка, которую через несколько минут пожалеет мама, погладит по голове. Но ни мамы, ни кого-то еще не было рядом. Я почувствовала, что замерзла, и зашла обратно в комнату, опустевшую после того, как я перевезла часть мебели в Ярославль.
Накатила такая вселенская усталость, что я ощутила почти физическую боль. Хотелось только одного: закрыться где-нибудь и не двигаться, не поднимать головы, не выходить на улицу, спрятаться от всего происходящего, но я не могла себе этого позволить.
Итак, судя по всему, меня ждет новая жизнь, отличная от той, к которой я привыкла. Как там сказала Вероника? Дауншифтер? Кажется, так называется человек, который сознательно выбрал худшие условия жизни. Не уверена, что ко мне это относится, поскольку я была вынуждена что-то предпринимать в связи с тем, что не могла расплатиться с кредитами и рассчитаться за мамины похороны. При том что последние годы моя зарплата позволяла существовать на вполне приличном уровне, откладывать на черный день из-за долгов не получалось, а потому, узнав, что Настины слова о закрытии журнала подтверждаются и не найдя ни одного другого достойного места, я поняла, что настало время решений.