У него даже сердце защемило, когда он прислушался к ровному дыханию Арьи. Было мучительно находиться так близко от нее и не иметь возможности хотя бы подойти к ней. Он терзал край рубахи, мечтая отыскать хоть какой-нибудь выход из сложившейся ситуации; смириться с неугодной судьбой он по-прежнему не желал.
До глубокой ночи он сражался с этими неспокойными мыслями, пока, наконец, усталость не взяла над ним верх и он не уплыл в давно поджидавшие его объятия сна. В мире снов он блуждал несколько часов, пока на небе не начали меркнуть звезды. Пора было покидать Исткрофт.
Они отворили окно и спрыгнули на землю, находившуюся футах в двенадцати; такой прыжок любому эльфу показался бы пустяковым. Прыгая, Арья плотно, по-женски, прижала к себе юбку, чтобы та не задралась ей на голову. Приземлились они в нескольких дюймах друг от друга и тут же бросились бежать между домами к окружавшему селение частоколу.
– Людям будет невдомек, отчего мы ушли среди ночи, – сказал на бегу Эрагон. – Может, стоило обождать и покинуть постоялый двор утром, как все?
– Оставаться было опасно. А за комнату я уже расплатилась. Хозяину главное получить деньги, его не волнует, рано мы ушли или поздно. – Они разбежались в разные стороны, огибая какую-то жалкую повозку, и Арья прибавила: – Но сейчас надо постараться и нигде не задерживаться. Если мы станем медлить, этот чертов Гальбаторикс наверняка нас найдет.
Добежав до ограды, Арья ринулась вдоль нее и вскоре обнаружила столб, как бы выступавший из стены. Обхватив его руками, она повисла на нем, пробуя на прочность. Столб покачнулся и заскрипел, но устоял.
– Ты иди первым, – сказала Арья.
– Прошу тебя, иди первой ты.
Нетерпеливо фыркнув, она провела руками по своему платью.
– В платье, между прочим, лезть на стену куда менее удобно, чем в мужских штанах.
Эрагон почувствовал, как вспыхнуло от смущения его лицо, и, не задавая больше вопросов, ухватился за выступающий столб, подтянулся и принялся карабкаться вверх, поддерживая себя сомкнутыми коленями и ступнями. Взобравшись на изгородь, он помедлил, балансируя на острых концах частокола, и Арья прошипела снизу:
– Давай дальше!
– После того, как и ты сюда поднимешься.
– Не будь таким…
– Сторож! – сказал Эрагон и указал в ту сторону, где между двумя ближайшими домами плыло пятно света от фонаря. Вскоре в этом свете показались очертания человеческой фигуры, во мраке казавшейся золотистой. В руке у сторожа был обнаженный меч.
Бесшумно, точно призрак, Арья ухватилась за столб и, пользуясь лишь силой рук, мгновенно поднялась следом за Эрагоном. Казалось, она просто скользнула вверх по столбу. Эрагон, схватив Арью за руку, втянул ее наверх и поставил рядом с собой. Точно две странные птицы, они замерли на заостренных концах частокола; они даже почти не дышали, пока сторож проходил прямо под ними, светя своим фонарем то в одну сторону, то в другую в поисках непрошеных гостей.
«Только не смотри на землю, – про себя умолял его Эрагон. – И наверх тоже не смотри!»
Мгновением позже сторож сунул меч в ножны и продолжил обход, что-то напевая себе под нос.
Не говоря друг другу ни слова, Эрагон и Арья бесшумно спрыгнули с частокола на внешнюю сторону ограды. Доспехи Эрагона, правда, брякнули, когда он приземлился на заросший травой берег реки и перекатился, чтобы уменьшить силу удара о землю. Вскочив на ноги, он низко пригнулся и ринулся в сторону от Исткрофта по окутанной утренними сумерками равнине. Арья следовала за ним по пятам. Они старались держаться низин и высохших русел ручьев и рек, старательно обходя также отдельные фермерские усадьбы, расположенные в окрестностях Исткрофта. Несколько раз, правда, раздраженные их появлением собаки выбегали с протестующим лаем, чтобы изгнать наглецов, нарушивших границы их территории. Эрагон пытался мысленно успокоить псов, но обнаружил, что единственный способ заставить их перестать лаять, – это дать им понять, что они с Арьей убегают от них, испугавшись их ужасных клыков и когтей. И собаки, страшно довольные собой, возвращались, помахивая хвостом, к своим амбарам, сеновалам и сараям, где несли стражу на благо своего «королевства». Их самодовольная доверчивость страшно веселила Эрагона.
В пяти милях от Исткрофта, когда стало ясно, что их никто не преследует, Эрагон и Арья решительно остановились у обгорелого пня. Опустившись на колени, Арья выкопала оттуда несколько пригоршней земли и древесной трухи и сказала:
– Адурна риза. – Со слабым журчанием из пня забил крохотный родничок, заполняя выкопанную ею ямку. Арья подождала, пока вода станет чистой и наполнит углубление до краев, затем сказала: – Лета. – И родничок иссяк.
Она пропела заклинание, позволяющее пользоваться этим «волшебным зеркалом», и на поверхности воды появилось лицо Насуады. Арья приветствовала ее; Эрагон тоже поклонился и сказал:
– Здравствуй, госпожа моя.
– Эрагон, наконец-то! – воскликнула Насуада. Она выглядела усталой, щеки ввалились, словно после тяжелой болезни. Крутой локон выпал из ее прически и свернулся пружинкой у нее на виске. Эрагон заметил у нее на руке бинты, когда она провела ею по волосам, пытаясь убрать непокорный локон. – Слава Гокукаре, ты жив и здоров! Мы так беспокоились!
– Прости, что огорчил тебя, но у меня имелись определенные причины…
– Ты должен непременно все объяснить мне по прибытии.
– Как тебе будет угодно, – ответил он. – Но скажи, ты ранена? Как это случилось? Неужели на тебя кто-то напал? И почему ты не попросила этих, из Дю Врангр Гата, исцелить тебя?
– Я приказала им оставить меня в покое. А остальное я расскажу тебе, когда ты вернешься. – Озадаченный, Эрагон кивнул и воздержался от прочих вопросов, вертевшихся на языке.
А Насуада, обращаясь к Арье, сказала: – Я просто потрясена: ты все же нашла его! Я сомневалась, что тебе это удастся.
– Мне улыбнулась удача.
– Возможно, но я все же полагаю, что твои собственные умения были не менее важны, чем милости судьбы. Скоро ли вы будете у нас?
– Дня через два-три. Если, конечно, не возникнет непредвиденных сложностей.
– Хорошо. Значит, я вас жду. И с сегодняшнего дня хотела бы, чтобы вы связывались со мной один раз утром и один раз вечером. Если этого не произойдет, я решу, что вас взяли в плен, и пошлю Сапфиру спасать вас.
– У нас, скорее всего, не всегда будет возможность воспользоваться магией и, в частности, необходимое для этого уединение.
– А вы постарайтесь такую возможность найти. Я должна знать, где вы оба находитесь и в безопасности ли вы.
Арья несколько секунд подумала, потом сказала:
– Если я смогу, то непременно сделаю так, как ты просишь, но не стану этого делать, если Эрагону будет грозить хоть малейшая опасность.
– Договорились.
Воспользовавшись наступившей паузой, Эрагон спросил:
– Насуада, Сапфиры там случайно рядом нет? Мне бы хотелось с ней поговорить. Мы не разговаривали с тех пор, как расстались в Хелгринде.
– Она час назад улетела, чтобы осмотреть окрестности нашего лагеря. Вы можете какое-то время подождать, а я выясню, не вернулась ли она?
– Выясняй, – коротко ответила Арья.
Изображение Насуады исчезло, и теперь они видели только неподвижные стол и стулья внутри ее красного шатра. Эрагон довольно долго созерцал их, потом им вновь овладело беспокойство, и он позволил себе перевести глаза с поверхности воды на шею Арьи, где ее густые волосы, упав на одно плечо, открыли полоску нежной кожи над воротником платья. Это настолько взволновало Эрагона, что лишь через минуту он сумел оторвать глаза от шеи Арьи и устало привалился к обгорелому пню.
Вдруг в волшебном зеркале послышался треск ломающегося дерева, и целое облако сверкающих синих чешуй заполнило его поверхность – это Сапфира буквально вломилась в шатер. Эрагон вряд ли смог бы сказать, какую именно часть драконихи он видит, настолько эта часть была мала. Чешуйчатая кожа скользила у него перед глазами, и он мельком видел то внутреннюю часть бедра, то шип на хвосте, то висящее мешком сложенное крыло, то сверкающий острый кончик клыка. Наконец Сапфира повернулась и, изогнувшись, попыталась найти такое положение, из которого ей было бы удобно видеть поверхность магического зеркала. По тем встревоженным воплям, что слышались позади Сапфиры, Эрагон догадался, что дракониха сокрушила в шатре большую часть мебели. Наконец она устроилась, поднесла голову поближе к зеркалу – так что один громадный сапфировый глаз занял почти всю его поверхность, – и уставилась на Эрагона.
Они, наверное, с минуту смотрели друг на друга, не шевелясь и не говоря ни слова. Эрагон был потрясен тем, какое это для него облегчение – вновь видеть ее. Он ведь и впрямь по-настоящему ни разу не чувствовал себя в безопасности с тех пор, как они расстались.
«Я скучал по тебе», – прошептал он.
Она один раз моргнула.
– Насуада, ты еще там?
Еле слышимый ответ донесся до него откуда-то справа от Сапфиры:
– Да, но с трудом здесь умещаюсь.
– Не могла бы ты передавать мне на словах мысли Сапфиры?
– Я бы с огромным удовольствием, но в данный момент я зажата где-то между ее крылом и шестом, на котором держится шатер, и свободного места совершенно не осталось. Тебе, возможно, будет несколько затруднительно меня расслышать. Но если хочешь, давай попробуем.
– Да, пожалуйста.
Насуада несколько секунд молчала, затем с интонациями, до такой степени напоминающими интонации Сапфиры, что Эрагон чуть не засмеялся, сказала:
– Ты здоров?
– Здоров, как бык. А ты?
– Сравнивать себя с каким-то жалким говядом не только смешно, но и оскорбительно! Но я, как всегда, в полном порядке, если ты об этом. Я очень рада, что Арья с тобой. Тебе весьма полезно иметь рядом кого-то разумного, кто способен защитить тебе спину.
– Согласен. Помощь всегда кстати, особенно когда ты в опасности.
Хотя Эрагон и был благодарен, что они с Сапфирой могут поговорить, пусть даже через посредника, но устная речь, как ему теперь представлялось, оказалась довольно жалким заменителем того свободного обмена мыслями и чувствами, который был свойствен им с Сапфирой. Кроме того, присутствие Арьи и Насуады, естественно, мешало Эрагону быть совершенно откровенным и затрагивать совсем уж личные темы – например, спрашивать, простила ли Сапфира то, что он обманом заставил ее улететь из Хелгринда, оставив его там. Сапфира, должно быть, испытывала примерно ту же неловкость, ибо и она воздержалась от упоминания об этом. Они поболтали еще немного о прочих вещах, не имевших к этому отношения, и попрощались. Прежде чем отступить от магического зеркала, Эрагон приложил пальцы к губам и безмолвно прошептал одними губами: «Прости меня».
Серебристое свечение разлилось вокруг каждой из тех чешуек, что окаймляли глаз Сапфиры; взгляд ее стал почти нежным, нижнее веко разгладилось. Она медленно прикрыла глаза, и Эрагон понял, что она поняла его слова и не держит на него зла.
Простившись с Насуадой, Арья остановила действие заклятья, выпрямилась и аккуратно стряхнула с платья землю и древесную труху.
Пока она приводила себя в порядок, Эрагон просто места себе не находил; никогда еще он не чувствовал такого нетерпения; сейчас ему хотелось одного – мчаться во весь опор к Сапфире и остаться с нею наедине у костра.
– Пойдем скорее, – сказал он Арье, а сам уже двинулся в путь.
Деликатный вопрос
Мышцы у Рорана на спине хрустели и трещали, когда он выковыривал из земли этот валун.
На мгновение придержав огромный камень ляжками, он с рычанием поднял его над головой и, наверное, целую минуту держал эту сокрушительную тяжесть на вытянутых руках, а когда его плечи дрогнули, бросил камень на землю перед собой. Валун упал с глухим грохотом, на несколько дюймов уйдя во влажную землю.
По обе стороны от Рорана двадцать варденов с огромным трудом ворочали такие же тяжеленные глыбы. Впрочем, это удавалось только двоим из них; остальные, оставив бесполезные попытки, принялись за более легкие камни. Роран был рад, что месяцы, проведенные на кузне у Хорста, и долгие годы тяжелой фермерской работы дали ему достаточно сил, чтобы кое в чем превзойти тех, кто лет с двенадцати каждый день держит в руках боевое оружие.
Роран несколько раз взмахнул руками, как бы стряхивая с них жгучую боль, вызванную перенапряжением, и сделал несколько глубоких вдохов и выдохов; воздух приятно холодил его обнаженную грудь. Он растер правое плечо, обхватив ладонью его округлую поверхность и ощупывая ее пальцами, и в очередной раз убедился, что от укуса раззака не осталось и следа. Он улыбнулся: приятно было снова чувствовать себя здоровым.
Короткий пронзительный крик боли заставил Рорана оглянуться. Олбрих и Балдор упражнялись в фехтовании с Лангом, смуглым, покрытым боевыми шрамами ветераном, который учил их различным боевым искусствам. Даже сражаясь с двумя противниками одновременно, Ланг одолевал их и своим деревянным учебным мечом уже разоружил Балдора и как следует врезал ему по ребрам, а потом так ударил Олбриха под коленку, что тот растянулся на земле, как лягушка, и все это в течение нескольких секунд. Роран отлично понимал этих ребят; он и сам только недавно завершил свое обучение у Ланга, и эта школа оставила на его теле еще несколько новых отметин в придачу к тем, что, уже слегка побледнев, красовались там после Хелгринда. Вообще-то он по большей части предпочитал пользоваться своим молотом, а не мечом, однако все же считал, что следует уметь управляться и с клинком, когда того потребует ситуация. Холодное оружие требовало куда большей тонкости и точности, чем, по мнению Рорана, заслуживали сражения с воинами Гальбаторикса; один приличный удар молотом фехтовальщику по запястью, рассуждал он, и этот воин, даже если на нем доспехи, будет куда сильнее занят своими переломанными костями, чем защитой от противника.
После сражения на Пылающих Равнинах Насуада официально предложила жителям Карвахолла присоединиться к варденам. И все они ее предложение приняли. Те же, кто наверняка отказался бы, и так предпочли остаться в Сурде, когда жители Карвахолла останавливались в Дауте на пути к Пылающим Равнинам. И теперь каждый дееспособный мужчина вытащил свое оружие – самодельное копье и щит – и принялся постигать воинское искусство, чтобы сравняться в этом отношении с любым противником, которого пошлет ему судьба. Обитатели долины Паланкар привыкли к нелегкой жизни. Размахивать мечом оказалось не труднее, чем рубить дрова, и гораздо легче, чем поднимать целину или мотыгой выкапывать свеклу на поле в несколько акров да еще и под палящим солнцем. Те, кто обладал каким-либо полезным ремеслом, и продолжали им заниматься, оказывая варденам те или иные услуги, однако в свободное время и эти люди тоже старательно упражнялись в боевых умениях, ибо, когда прозвучит сигнал боевой тревоги, расчет в лагере был на каждого.
Вернувшись из Хелгринда, Роран с неизменным пылом предавался подобным занятиям. Помочь варденам победить Империю, а значит, в итоге, и Гальбаторикса – вот то единственное, что он мог сделать, чтобы защитить своих односельчан и Катрину. Он был не настолько самонадеян и отнюдь не рассчитывал в одиночку качнуть в свою сторону маятник войны, однако же верил в собственные силы и свою способность сплачивать людей и понимал, что если соберется как следует, то сможет значительно увеличить шансы варденов на победу. Однако же он должен был оставаться живым, а это означало, что он обязан заботиться о своем физическом здоровье и как можно лучше овладевать оружием и приемами, призванными для уничтожения противника, чтобы самому не пасть от руки более искушенного и умелого врага.
Роран прошел через площадку для фехтования, направляясь в свою палатку, которую делил с Балдором, и на небольшом лужку с густой травой заметил бревно футов в двадцать длиной, очищенное от коры и до блеска отполированное тысячами рук, которые каждый день касались его. Не замедляя шага, Роран повернул к этому бревну, подсунул пальцы под его толстый конец, приподнял и, кряхтя от напряжения, поставил на попа. Потом чуть толкнул бревно, и оно упало в другую сторону. А Роран, ухватившись уже за более тонкий его конец, повторил все сначала.